— Походим по воде? — крикнул я.
— Можно и походить. Дай только дочитаю, — ответил Гейр, не отрываясь от журнала.
Я отошел в сторону, где лежали пакеты с найденными нами бутылками. Большей частью бутылки были высокие, коричневые, с золотой этикеткой Арендальской пивоварни, но было и несколько зеленых, низеньких и пузатых, из-под «Хейнекена». Я вынул одну из них. Снаружи на стекле налипло немного земли и травинок. Я подумал, что они, наверное, валялись у кого-то в углу сада, и их выкинули во время осенней уборки.
Внутренний зуд по-прежнему не давал мне покоя.
Я повертел в руках бутылку. Темно-зеленое стекло светлело, когда я посмотрел на него против солнца…
— Как думаешь, можно в него засунуть писюн? — спросил я.
Гейр опустил журнал на колени.
— Ну-у, да, — сказал он. — Только пролезет ли в горлышко? Хочешь попробовать?
— Да, — сказал я. — А ты?
Он встал и подошел ко мне. Вынул из пакета бутылку.
— Как считаешь — нас никто не увидит? — спросил он.
— С ума сошел? — сказал я. — Кругом же лес. Но можно для верности отойти подальше.
Мы отошли за большую сосну. Я расстегнул ремень и спустил штаны до колен, одной рукой вынул писюн, в другой держал бутылку. Я стал засовывать его в горлышко, оно было твердое и холодило горячую кожу. Горлышко оказалось узковатым, но после того, как я повращал задом, одновременно выпятив живот, писюн вдруг пролез и оказался внутри. По спине пробежали мурашки, в то же время в зажатом писюне запульсировала кровь, тесное горлышко сжимало его все крепче и крепче.
— У меня не лезет, — сказал Гейр. — Не получается.
— А у меня получилось. Вот, смотри!
Я повернулся к нему лицом.
— Но он там ни туда ни сюда, — сказал я. — И не повернуть, слишком тесно. Зажало как пробку!
Чтобы показать, как крепко зажало писюн, я отпустил бутылку. Она так и повисла у меня между ног.
— Ха-ха-ха! — веселился Гейр.
Только я начал его вытаскивать, как меня пронзила острая боль.
— Ой! Черт, больно!
— Что с тобой? — спросил Гейр.
— ОЙ! ОЙ! ОЙ, ДЬЯВОЛ!
Боль была такая резкая, как будто меня полоснули ножом или осколком стекла. Я дернул изо всей силы и вытащил писюн из бутылки.
На головке сидел черный жук.
— Ой! ДЬЯВОЛ! ДЬЯВОЛ! — орал я. Я ухватил пальцами жука, или кто он там был, черного, с большущими клешнями, оторвал его от себя и швырнул куда подальше — и все это бегая туда-сюда и махая руками.
— Что там такое? Что это? Что там, Карл Уве?
— Жук! Он укусил меня за писюн!
Сначала он глядел на меня разинув рот, затем захохотал. Это был юмор как раз в его духе. Он так смеялся, что даже повалился в вереск.
— Смотри, никому об этом не говори! — сказал я, затягивая ремень. — Обещаешь?
— Хе-ха-хе-ох! — только и ответил Гейр. — Ха-ха-ха!
Пока мы поднимались в гору под палящим в затылок солнцем, каждый со своим пакетом собранного добра, я еще три раза взял с него обещание, что он, честное слово, никому ничего не скажет. Мысленно я обратился к Богу, наскоро замаливая грех сквернословия.
— Может, спустимся к «Фине», сдадим бутылки? — спросил Гейр.
— А разве пивные там принимают?
— И то правда, — сказал Гейр. — Придется их спрятать.
Мы прошли обратно через поле, перескочили через ручей и там, на другой стороне, под деревьями приходского дома, припрятали наши пакеты с бутылками. Нарвав папоротника и несколько пучков травы, мы хорошенько прикрыли их, огляделись, не видел ли кто, и, зная, что бегущий человек привлекает к себе внимание, спокойным шагом вышли на дорогу у приходского дома и стали по ней спускаться с горы.
У подвальной двери своего дома стоял Хьетиль с перевернутым колесами вверх велосипедом. Раскрутив колесо и придерживая одной рукой педаль, он другою смазывал из масленки цепь. Гладкие черные волосы свисали ему на лицо.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответили мы.
— Куда ходили?
— На свалку.
— Зачем?
— Искали порножурналы, — сказал Гейр.
Я бросил на него взгляд. Зачем он сказал? Это же секрет!
— И как, нашли что-нибудь? — спросил Хьетиль, посмотрев на нас с прищуром.
Гейр помотал головой.
— У меня в комнате лежит целая пачка, — сказал он. — Хотите, дам почитать?
— А то! — сказал Гейр.
— Это правда? — спросил я.
Он кивнул:
— Возьмете прямо сейчас?
— Мне сейчас пора домой, обедать, — сказал я.
— Мне тоже, — сказал Гейр. — Но мы можем забрать и спрятать их пока в лесу.
Хьетиль покачал головой:
— Нет уж. Там они испортятся. Так что забирайте сразу домой. Впрочем, окей. Я могу занести их вам вечером.
— Годится. Но тогда надо встретиться с тобой не дома. И не звони в дверь. Договорились?
— Да? — сказал он и улыбнулся с прищуром. — Никак боишься, что я покажу журнальчики твоему отцу?
— Ну что ты. Но… Он потом пристанет с расспросами. А ты раньше никогда не заходил…
— Ладно, договорились, — сказал он. — Выходи на улицу к пяти часам, а я подойду. Окей?
— Так в это время же футбол.
— Ну, тогда в шесть. Только не говори, что вы тогда смотрите детскую передачу.
— Окей, в шесть.
Мама сидела на кухне с книжкой, играло радио, на плите кипела кастрюля, белая с одного боку от убежавшего молока, плита тоже была заляпана молоком и рисом, пятна уже подсохли от жара, так что я понял — мама упустила кашу.
— Привет, — сказал я.
Она опустила книгу.
— Привет! Ну, где же вы побывали?
— Да так, — сказал я, — погуляли, походили поблизости. Мы нашли несколько бутылок, в понедельник сдадим.
— Какие молодцы! — сказала она.
— Сделаешь на ужин пиццу? — спросил я.
Она улыбнулась:
— Собираюсь.
— Здорово! — сказал я.
— Уже читаешь новую книжку? — спросила она.
Я кивнул:
— Вчера начал. Ужасно интересно! Сейчас пойду к себе читать дальше.
— Ну, беги, — сказала она. — Обед через пятнадцать минут.
Приезжая в пятницу, она всегда привозила что-нибудь для меня. На этот раз привезла книжку «Волшебник Земноморья» писательницы Урсулы Ле Гуин, и с самых первых страниц я сразу же понял, что это просто потрясающая книга. Однако, устраиваясь с ней на кровати, я испытывал противоречивые чувства: когда мама приезжала домой, мне хотелось как можно больше времени проводить рядом с ней. С другой стороны, она была здесь, в доме, и в нем сразу стало легче дышать. Спокойствие, которое она приносила с собой, я чувствовал даже лежа у себя на кровати, хотя она в это время сидела на кухне. Главное, что при маме папа ничего себе не позволял и вовремя останавливался, не давая волю приступам ярости.
Мы с папой и с Ингве смотрели матч английской премьер-лиги. Папа, как обычно, купил тянучек, и у нас с Ингве были заполненные купоны на восемь рядов; я правильно угадал пять чисел, они посмеялись, что я угадал меньше чем половину, и с тем же успехом мог набрать их, бросая игральную кость. Папа сказал, что правильно угадать пять чисел не легче, чем все десять. Но если те, кто угадал десять чисел, получали от лотереи «Норск Типпинг» деньги, то те, кто угадывал пять, напротив, за это платят, сказал папа. Ингве угадал семь чисел, а папа все десять, но в этом выпуске, как ни печально, выплаты не полагалось и за десять угаданных чисел.
Когда все результаты стали известны, стрелки на часах показывали без двух минут шесть. За окном лихо промчался под гору на своем велосипеде Хьетиль с привязанным на багажнике толстым пакетом. Я встал и сказал, что выйду погулять.
— Куда ты сейчас пойдешь? — сказал папа. — Вот-вот начнется детская передача.
— Мне что-то неохота смотреть, — сказал я. — К тому же мы с Гейром уговорились.
— Ну ладно, раз уж договорились, — сказал папа. — Но чтобы к восьми был дома!
— Ты гулять? — спросила мама, заглянувшая в комнату. — А я-то думала, ты поможешь мне делать пиццу.
— Я бы и сам хотел, но мы договорились встретиться, — сказал я.
— Наш сын стал назначать встречи, — сказал папа. — А это точно, что с Гейром, а не свидание с хорошенькой подружкой?
— Совершенно точно, — сказал я.
Папа встал с кресла.
— Ну, Сиссель, кажется, скоро нам куковать по вечерам одним, — сказал он, поправив ремень на брюках, и взъерошил волосы, проведя по ним пятерней. Я уже вышел в коридор и не услыхал, что она ответила. От волнения у меня пересохло в горле. Спустившись в прихожую, я надел кроссовки, в надежде, что в лесу к этому времени подсохло, синий вязаный свитер и только что сшитый мамой стеганый жилет, открыл дверь и бегом бросился к Хьетилю, ждавшему меня, сидя на велосипеде — одна нога на педали, а другая на земле, — и к Гейру, который стоял рядом с ним. Оба обернулись, завидев меня.
— Спустимся к лодочным сараям, — сказал я, — там нас никто не увидит.
— Окей, — сказал Хьетиль. — Я подъеду на велике. Встретимся внизу.
Мы с Гейром сбежали с откоса, вышли на тропинку, перепрыгнули через ручей и помчались по склону вниз; земля под ногами, казалось, ходила ходуном; мы пересекли поле, грунтовую дорогу и сбавили скорость, только когда выскочили на лужайку, одновременно на вершине холма, сбоку от старого белого домика, показался Хьетиль.
Хьетиль был на два года старше нас и держался очень независимо. Во всяком случае, так казалось нам. Высокие скулы, узкие глаза и блестящие черные волосы делали его похожим на индейца и очень привлекательным для девочек. Это началось совсем недавно. Как-то вдруг Хьетиль стал центром внимания, о нем они говорили, на него посматривали, внезапно его имя то и дело стало носиться в воздухе, и самое удивительное было даже не в том, что он благодаря этому как-то вдруг возник из небытия, а в том, что девочки, которые говорили о нем и смотрели на него, как будто и сами гордились собой, словно такой необычный выбор их как-то выделяет из общей толпы, делая честь не столько ему, сколько им. Что же до него, то он продолжал жить как обычно, разъезжал на велосипеде, появляясь то тут, то там, почти всегда один, такой же дружелюбный к нам, как всегда.