Она попыталась забрать Скарлетт, но Геркулес оттолкнул свою госпожу.
— Не мешайте, мэм, — проговорил он, продолжая жевать корень.
Эллин и Мамушка уже вдвоем бросились отнимать Скарлетт, но Геркулес грозно прикрикнул на них и женщины в испуге остановились.
Лицо Геркулеса приобрело какое-то странное выражение. Он был абсолютно спокоен, первое волнение улеглось.
Негр пристально вглядывался в невидящие глаза девочки. Он что-то шептал, продолжая жевать корень. Казалось, что Геркулес больше никого не видит, кроме Скарлетт.
Он склонился над корчившейся от боли девочкой и попытался раздвинуть пальцами опухшие веки. Скарлетт вновь закричала, боль прямо пронзила ее детское тело. Она мотнула головой и вцепилась зубами в руку Геркулеса, тут же из-под зубов потекла кровь, но негр не обратил на это никакого внимания. Он сильно зажал голову девочки между ладонями и та, почувствовав его уверенность, затихла.
Тогда Геркулес осторожно, двумя пальцами раздвинул веки одного глаза и лишь блеснул покрасневший белок, он с силой плюнул прямо в глаз. Потом принялся за второй глаз.
Скарлетт кричала, извивалась, брыкалась, кусалась. Кровь от укусов текла по темной коже повара, но он все-таки изловчился и плюнул во второй глаз. Потом повторил эту операцию дважды.
Наконец, он ослабил свою хватку, поднял Скарлетт, усадил ее на колени и прикрыл ей глаза ладонями.
Эллин вздохнула.
— Скоро все пройдет, мэм, — поспешил успокоить ее Геркулес.
Эллин, не веря своим глазам, смотрела на Скарлетт и видела, что девочка постепенно успокаивается. Конечно, она еще плакала, вздрагивала, немного постанывала, но было видно, что ей становится легче.
— Скоро все пройдет, мэм, — повторил Геркулес.
Он медленно поднялся и, не говоря больше ни слова, вышел из кухни.
На полу возле плиты уже застывала, покрываясь пленкой жира, лужа разлитого супа, валялась перевернутая кастрюля.
Геркулес шел, прихрамывая, он ведь обварил себе кипятком ногу и только сейчас вспомнил об этом.
Он присел под большим деревом, где когда-то играл с маленькой Скарлетт и задумчиво посмотрел на небо. Может быть, старый негр молился, прося у бога исцеления для девочки.
А Эллин сидела на кухне, прижимая к себе дочку и шептала:
— Геркулес сказал, что все пройдет. Слышишь, дорогая?
Скарлетт всхлипывала, то и дело прикладывая свои ладошки к глазам. Мать пристально смотрела на опухшие веки, на вздутые глазные яблоки. Она заметила, что опухоль немного спала, да и выглядела Скарлетт уже не так ужасно.
Ни Мамушка, ни Эллин до конца еще не верили, что Скарлетт удалось спасти.
Но через час опухоль спала совсем, зрение вернулось. Правда, глаза все еще были воспалены и болели.
Вскоре появился и Джеральд О’Хара. Оказывается, его встретил Порк по дороге к доктору Фонтейну, и Джеральд, бросив все дела, помчался к дому.
Он приехал как раз тогда, когда к Скарлетт вернулось зрение и дочь слабо улыбнулась ему.
И Джеральд, став возле кровати на колени, стал целовать ее заплаканное лицо.
Когда же он узнал, что это Геркулес вылечил Скарлетт, то не знал, как благодарить своего повара, как выразить ему свою признательность.
Через полтора часа появился доктор Фонтейн, его двуколка была покрыта пылью, с губ коня падали в пыль крупные хлопья пены.
Он, не слушая никого, бросился в спальню Скарлетт и остановился в недоумении. Девочка сидела на кровати и улыбалась вошедшему.
Доктор Фонтейн прекрасно знал симптомы действия яда древесной змеи и никак не мог поверить, что яд попал в глаза Скарлетт. Конечно, глаза были красными, но доктор Фонтейн не мог поверить, что действие яда мог остановить какой-то неграмотный негр. Но и промывать глаза девочки он не стал, потому что не знал действия снадобья Геркулеса.
Правда, долго побыть в доме Джеральда О’Хара ему не пришлось, его ждала роженица в соседнем поместье.
Назавтра Эллин сама спустилась в кухню и поблагодарила Геркулеса.
— Геркулес, наверное, сам Бог послал тебя совершить добро, — говорила Эллин.
— Да, мэм, на все воля божья, — отвечал старый повар.
После обеда к благодарности Эллин присоединились и подарки Джеральда О’Хара. Он давал Геркулесу деньги, предлагал отпустить его на волю. Но заслышав о вольной, Геркулес расстроился:
— Сэр, что я вам такое сделал? Почему вы хотите меня прогнать?
И Джеральд понял, что про освобождение старого негра лучше не говорить — он настолько привык к своим господам, что не мыслил своей жизни вне их дома, отдельно от них. Отказался Геркулес и от денег.
— На все воля божья. Это он, — Геркулес показал пальцем в небо, — вел меня.
Единственное, что мог сделать Джеральд для своего верного слуги, так это дать его сыну лучшую работу. Тот был переведен в мастерскую, где ремонтировали повозки и экипажи.
Глава 4
Когда в какой-нибудь из усадеб случается что-нибудь, то об этом вскоре узнают все соседи. Супруги О’Хара рассказывали эту историю всем, лишь только предоставлялся удобный случай.
Вскоре о них заговорили по всей округе.
На землях северной Джорджии еще не так давно было совсем мало белых людей, а черные рабы, привезенные из далекой Африки, знали свои тайны, привезенные ими из далеких краев. Это были тайны, известные им одним, наследство древних шаманов и колдунов. И по всей округе ходили рассказы о случаях, происшедших с кем-нибудь из жителей.
— Я видел это собственными глазами. Это был укус змеи. Рука негра вздулась до самого локтя, словно большой черный пузырь. Через минуту он уже едва стоял на ногах, он уже умирал. Но тут к нему подбежал другой негр, в руках у него был пучок травы. Он помазал чем-то больное место, и на другой день парень уже работал. А на руке у него кроме двух маленьких царапин, ничего не было видно.
Такую историю рассказал мистер Макинтош Джеральду О’Хара, когда тот поделился с ним несчастьем, которое случилось с дочерью и рассказал о ее чудесном выздоровлении.
О таких случаях белые люди всегда говорили с некоторым раздражением, потому что они знали, что существует очень много ценных пород деревьев или растений, в коре или в корнях которых или даже в обыкновенных на вид листьях содержатся целебные соки.
Но узнать об этих растениях белые не могли, ведь индейцев тут уже давно не было. Черные же рабы, лишенные дорогих лекарств и врачей, смогли применить свои таинственные знания, унаследованные от предков и разобрались, какое растение или дерево для чего годится, но они свято хранили свои тайны. И узнать об этих растениях у них было абсолютно невозможно.
Когда их расспрашивали о чудесном выздоровлении кого-либо из их соплеменников, те недоуменно пожимали плечами и отвечали, как повар Геркулес:
— На все воля божья, он — выздоровление.
В конце концов, история, происшедшая со Скарлетт, стала известна во всей северной Джорджии. Она не давала покоя доктору Фонтейну. Теперь ему не так легко было отмахиваться, говоря:
— Наверное, яд змеи не попал в глаза девочки. И лишь испарения этого яда стали причиной вздутия глазных яблок.
Он понимал, что его репутация врача серьезно подорвана, и он должен ее исправить. К тому же, если он сам свято верил раньше, что яд не попал в глаза Скарлетт, то после того как ему на каждом шагу рассказывали о чудесном исцелении девочки, он и сам стал сомневаться.
Правда, гордость не позволяла ему это делать публично. И он почти всегда отвечал:
— Ерунда, такие вещи всегда преувеличивают. Сколько раз я ни проверял подобные истории, всегда они оказывались пустым вымыслом.
Но как бы то ни было, однажды у дома Джеральда О’Хара остановилась двуколка доктора Фонтейна. У него были с собой ящички с пробирками и химическими препаратами.
Эллин и Джеральд радостно встретили доктора, слуги засуетились.
И господа, и их прислуга были довольны и польщены тем, что доктор Фонтейн проявляет к их дому такое внимание. Его пригласили к завтраку и снова уже в сотый, должно быть раз, рассказали, как было дело.
Скарлетт сидела тут же за столом и ее большие глаза, как бы в подтверждение достоверности рассказанного, искрились весельем.
Доктор Фонтейн говорил о пользе, которую могло бы принести человечеству новое лекарство, если бы его могли выделить из корня, найденного Геркулесом, и пустить в продажу.
Джеральд и Эллин радовались еще больше. Они были добрыми, отзывчивыми людьми. Им было приятно осознавать, что благодаря им человечеству может быть принесена большая польза.
Но когда доктор Фонтейн заговорил о деньгах, которые Джеральд может получить, если поможет отыскать этот корень, то мистеру О’Хара стало немного не по себе — он ведь относился к происшедшему, как к чуду. Иначе об этом ни он, ни его жена и не думали.
У Джеральда О’Хара возникло глубокое, почти религиозное чувство, и мысль о деньгах была ему неприятна.
— Это же сущий клад, — восклицал доктор Фонтейн, — вы обязательно должны помочь мне отыскать этот корень.
— Но, доктор Фонтейн, я не понимаю, почему вы говорите о деньгах, ведь нам это ничего не будет стоить.
— Мистер О’Хара, все должно оплачиваться.
— Но это чудо! — восклицал Джеральд.
— Чудес в мире не бывает, — резонно замечал доктор Фонтейн, — все имеет свое реальное объяснение. Я, конечно же, хочу надеяться, что в самом деле существует чудодейственный корень, который вылечил глаза вашей Скарлетт, но у меня есть и сомнения, яд змеи мог и не попасть в глаза девочки, а воспаление вызвали его пары.
— Я все-таки не понимаю, почему вы говорите о деньгах? — недоумевал Джеральд.
Он хоть и был удачливым торговцем, хорошо знал цену деньгам, но все равно не мог смириться с мыслью, что за чудесное выздоровление, ниспосланное им небом, он еще может и получить деньги.
Заметив выражение лиц Джеральда и Эллин, доктор Фонтейн поспешил вернуться к первоначальной теме разговора — к пользе на благо человечества.