(1752–1828)
Приведенные здесь воспоминания о детстве Льюка Хэнсэрда взяты из его автобиографии, труд над которой печатник Палаты Общин завершил в сентябре 1817 г. Льюк Хэнсэрд являлся печатником Парламента с 1774 г. Должность эта была очень значима и престижна в то время – период XVIII в. в Англии отмечен усилением парламентской борьбы, кипучей политической деятельностью, ведь с 1689 г. (с принятием акта о престолонаследии Вильгельмом Оранским) английскому Парламенту было передано направление всей национальной политики. В компетенцию печатника Парламента входил достаточно большой круг обязанностей: Хэнсэрд должен был освещать всю деятельность Палаты Общин (кроме голосований и вопросов, касающихся повестки дня, – за это уже был ответственен другой печатник, Джон Николс), кроме того, в обязанности Льюка Хэнсэрда входила работа со многими парламентскими департаментами, а также с большим числом частных парламентских агентов. Также, в распоряжении печатника Палаты Общин находился весь комплекс сессионных бумаг и их запасных копий для членов Парламента, до создания библиотеки Парламента печатник Палаты Общин выполнял работу библиотекаря. Более того, Льюк Хэнсэрд следил за оплатой складов, где размещалась бумага, нужная для парламентской печати. «Ежедневные записи решений Палаты Общин», которые издавал Льюк Хэнсэрд, сейчас «сравнительно редко используются за кругом парламентских чиновников, для которых они являются настольной книгой, содержащей в себе процедурные и исторические прецеденты». Авторитет Льюка Хэнсэрда был довольно высок, его очень ценили в правительственных кругах. Компаньонами в свое дело Хэнсэрд взял в 1807 г. младших сыновей, Джеймса (1781–1849) и Льюка Грейвза (1777–1851). Старший его сын, Томас Хэнсэрд (1776–1833), не был компаньоном в отцовском предприятии, а сам печатал «Дебаты Парламента», которые хотя теперь и более популярны среди широкой публики, чем издание Льюка Хэнсэрда, но известности и авторитета отца Томас Хэнсэрд не приобрел. Кроме сыновей у печатника Палаты Общин были еще две дочери, о которых нам мало что известно.
Родился Льюк Хэнсэрд в Норидже, 5 июня. Отец его, Томас Хэнсэрд (1727–1769), был владельцем не очень крупной фабрики в этом городе. Мать, Сара Хэнсэрд (1717–1797), была дочерью приходского священника из Линкольншира. Свое начальное образование Хэнсэрд получил в начальной школе в Линкольншире, затем, вернувшись домой, после нескольких неудачных попыток испробовать свои силы в других областях, стал учеником у весьма известного издателя того времени Стефена Уайта. Затем Хэнсэрд работал вместе с печатником Палаты Общин, Джоном Хьюсом, чье место он занял в 1774 г. и оставался на нем до своей смерти. Издательство «Хэнсэрд и сыновья» процветало до 1828 г., но после смерти Льюка Хэнсэрда дела пошатнулись, и в 1881 г. издательство было продано. Но в 1817 г., когда Льюк Хэнсэрд работал над своей автобиографией, он, конечно же, не мог этого предвидеть. Наоборот, он посвятил свои записки своим сыновьям-партнерам, чтобы они продолжали процветание семьи и семейного бизнеса.
Автобиография Льюка Хэнсэрда – это небольшая книга, где автор разбивает свою жизнь на несколько периодов. Стиль, в котором выполнены записки, характерен для своего времени, высокопарный и торжественный, что особенно заметно на примере посвящения к автобиографии.
Первый (1756–1760) и второй (1761–1770) разделы включают в себя описание детства и юношества печатника Парламента, годы его ученичества в Линкольншире, период его работы и обучения у Стефена Уайта. В третьем разделе (1771–1780) автор обрисовывает первые годы своей работы в Лондоне у Хьюса. Этот период Льюк Хэнсэрд характеризует как время расширения перспектив для работы печатников в Палате Общин. Наконец, четвертый и последний раздел автобиографии Хэнсэрда приходится на 1790–1810-е гг., годы славы и процветания дела автора.
В связи с поставленной перед нами задачей мы подробно останавливаемся лишь на первых двух разделах автобиографии Льюка Хэнсэрда. Надо отметить, что детство и юношество описаны пастельными тонами по сравнению с яркой цветовой гаммой, которая присуща описанию более зрелых лет жизни печатника Парламента. Но ведь и сам характер этого описания зависит от той цели, которую ставил себе печатник перед тем, как приступить к написанию своей автобиографии. Льюк Хэнсэрд в посвящении к своему труду говорит, что “несколько пассажей о благополучнейшем и достойном подражания периоде его жизни” будут поучительны и интересны для его сыновей. Так как таким “благополучнейшим” периодом своей жизни Хэнсэрд считает время своего занятия парламентской печатью, то детству отдается роль увертюры к опере: «ребяческие забавы наших ранних лет в основном похожи одна на другую, даже если описывать то время с предельной точностью, то все равно из него не извлечешь много полезной информации… так как я никогда не был баловнем судьбы, никогда не нежился в роскоши, то я рано смог почувствовать превратности судьбы, поэтому я начну свои записки с того времени, с которого я точно могу воспроизвести события…» Автобиография Льюка Хэнсэрда – это рассказ человека о том, как он шел к успеху, основы которого были заложены, как все же показывает автор, еще в детстве.
Так как Льюк Хэнсэрд не отводит воспоминаниям о детстве центральной роли в своей автобиографии, то они малоэмоциональны, часто перемежаются с перечислением политических событий описываемого времени. Можно со всей определенностью сказать, что писал воспоминания человек целеустремленный, практичный, достаточно сдержанный. Возможно, из-за этого мало эмоций в описании детства – из-за сильной проекции на детские впечатления уже сформировавшегося, зрелого характера. Также, судя по тому, что пишет Льюк Хэнсэрд о своем детстве, можно сделать вывод, что в ранние годы своей жизни он действительно не был «баловнем судьбы», а решающий голос в семье принадлежал властной, суровой и религиозной матери. Конечно, это не могло не отразиться на характере будущего печатника Парламента. Хотя некоторые штрихи из детства отличаются большей живостью: например, рассказ об обратном путешествии из Линкольншира в Норидж. Немного говорит Льюк Хэнсэрд о своих родителях: отцу дает характеристику «человека общительного и хорошего обозревателя своего времени», а о матери пишет, что «она отличалась стойкостью духа», которой сын и научился у Сары Хэнсэрд, как отмечает сам автор. Ничего не говорит Льюк Хэнсэрд о чувствах, которые он испытывал к родителям в детстве. Даже смерть отца описана им предельно сухо, просто как произошедшее в его жизни событие. Зато именно в связи со смертью отца Льюк Хэнсэрд говорит о «стойкости духа» матери, которая проявилась в том, как последняя решила вопрос об уплате долгов, оставленных отцом. О семьях же отца и матери Льюк Хэнсэрд сообщает весьма подробно, что вполне могут объяснить его же слова из посвящения к автобиографии: «Лаконичный и превосходный стиль, в котором древа семей представлены в Священном Писании, без сомнения, оставляет глубокий след в душе каждого, который делает для себя эту Книгу предметом обучения и восхищения, а также вызывает похвальное стремление хранить корни своих семей. Мы видим в этой Книге из Книг, с какой заботой и тщательностью евреи передавали свои генеалогии. И нынешний опыт показывает нам, как высшие круги общества ценят своих предков и наследников».
Вспоминает Льюк Хэнсэрд о своем обучении в Линкольншире, «среди овец и лошадей», которое ничего ему не принесло, но только выветрило из головы латынь, что, впрочем, пошло ему на пользу, потому что именно недостаточный уровень знания латыни способствовал тому, что Хэнсэрд не стал лекарем или адвокатом. Призвания стать печатником Льюк Хэнсэрд, судя по воспоминаниям, с самого детства не имел. Он был отдан в учение к Стефену Уайту, можно сказать, по счастливой случайности. Дело в том, что отец, будучи сам фабрикантом и потерпев неудачу, ни в коем случае не хотел, чтобы его сын был связан с нарождающейся и еще «зыбкой» промышленностью, а мать, в свою очередь, никогда бы не согласилась на то, чтобы ее сын стал «простым механиком». Перспектива того, что их сын станет печатником, «восхитила родителей», так как занятие книгоиздательством было уважаемым и перспективном делом. Будучи учеником у Стефена Уайта, Льюк Хэнсэрд обнаружил талант к книгопечатанию, он легко обучился работе с прессом и другим техническим премудростям: печать иллюстраций на отдельном листе, тиснение печатной формы и т. д. (Кстати сказать, Льюк Хэнсэрд внес свою лепту в развитие печатного искусства – он первым предложил метод разноцветной печати, совместив красный и черный цвета.) О Стефене Уайте Хэнсэрд отзывается с восхищением, пишет о том, что «увеличил свое усердие в работе у хозяина, потому что любил его и восхищался своим делом».
Воспоминания о детстве в автобиографии Льюка Хэнсэрда играют роль вступления к периоду «процветания» в его жизни, описание которого и является целью создания записок. Поэтому, говоря о ранних этапах своей жизни, Льюк Хэнсэрд в основном останавливается на тех моментах, чертах своего характера и характеров своих родителей, которые в дальнейшем помогли ему достичь успеха[671].
Автобиография
Описание событий наших ранних лет, возможно, не принесет удовольствия ни нам самим, и ни тем близким и дорогим друзьям и родственникам, которых не оставляет равнодушными наше процветание и счастье. Но, с другой стороны, кто будет сопереживать нашим несчастьям и радоваться нашему успеху и благосостоянию? Некоторое время поразмыслив над этим вопросом, я все же льщу себя надеждой, что несколько пассажей о благополучнейшем и достойном подражания периоде моей жизни не будут лишними для вас, мои сыновья[672], так испуганно стоящие передо мной, предвидя перед собой тысячу трудностей, и для тебя, мой друг, за то, что ты была так добра, что обещала мне свою помощь и поощрила меня своим согласием…
Тот лаконичный и превосходный стиль, в котором древа семей представлены в Священном Писании, без сомнения, оставляет глубокий след в душе каждого, который делает для себя эту Книгу предметом обучения и восхищения и с помощью ее приобретает похвальное стремление хранить корни своих семей. Мы видим в этой Книге из Книг, с какой заботой и тщательностью евреи передавали свои генеалогии. И нынешний опыт показывает нам, как высшие круги общества ценят своих предков и наследников. Это кажется правильным, потому что подобное желание возвышает нас над обыденностью, вдохновляет к похвальному стремлению сохранить все лучшее, усовершенствовать наш талант и достичь преимущественного положения с помощью чести и добродетели, которые Тому, Кто сотворил мир, было угодно сделать нашими сопровождающими на пути достижения успеха.
Все эти идеи навели меня на мысль, что вы, мои сыновья, которые столь долго сопровождали меня в занятии этим трудным, хотя и почетным делом, захотите узнать о некоторых чертах семьи вашего отца, его юношеских занятиях, которые и предстанут на ваш суд и рассмотрение и подскажут вам, насколько значима их роль в настоящем благоденствии семьи.
Также как и для других отцов, моей надеждой всегда было, с тех пор как у меня есть семья, – заложить основы ее благополучия, и с того времени я пришел к мысли о том, что вы можете не только сохранить его, но и передать своим детям[673], как я надеюсь передать вам семью процветающей, но все же еще нуждающейся в улучшении своего благополучия…
Трудность представляет то, что я не знаю, откуда мне следует начинать свой рассказ: ребяческие забавы наших ранних лет в основном похожи одна на другую, даже если описывать то время с предельной точностью, то все равно из него не извлечешь много полезной информации. Но так как я никогда не был баловнем судьбы, никогда не нежился в роскоши, то я рано смог почувствовать превратности судьбы, поэтому я начну свои записки с того времени, с которого я точно могу воспроизвести события…
Среди моих детских воспоминаний большой след оставили землетрясение в Лиссабоне, смерть адмирала Бинга, взятие Квебека генералом Вульфом[674], смерть короля Георга II и впечатления о моих родителях… Многое из того, что я узнал в детстве, как, например, перемена стиля[675] в 1752 г. и многое другое, относящееся к тому периоду, могло быть почерпнуто мною из бесед с моим отцом[676], который был хорошим обозревателем своего времени и притом обладал очень общительным характером. А также многое я узнавал от моей матери[677], которая получила образование у местного священника в Линкольншире, где жила с родителями, так что она прекрасно могла насытить детское сознание уроками морали и религиозными заповедями.
Мой Отец и я полагали, что с его стороны все в семье были норфолкскими вигами, а со стороны матери – тори из Линкольншира, но и те, и другие были тверды и непоколебимы по отношению к церкви Англии. Впоследствии миссис Паркинсон, одна из сестер отца, рассказывала, что, когда мне было 11 лет, на семейном совете обсуждался вопрос о том, должен ли я пойти в начальную школу в Линкольншире[678], а там готовиться к поступлению в колледж и карьере священника[679], что предлагали друзья моей матери, державшие эту школу. Но мать возразила, указывая на то, что я не имею никого из покровителей в этой области, и сказала, что прекрасно помнит бедность своего отца, бывшего приходским священником. Поэтому она предложила, что мне лучше испытать счастье в другом деле.
…Несмотря на то что было решено, что я не буду готовиться к поступлению в колледж, все же я был отправлен в школу в Линкольншире[680]. Там я жил в одной или двух милях от дома приходского священника[681], который был фермером и скотоводом, а также выращивал баранов и разводил лошадей, поэтому я был более вовлечен в скотоводство, чем в школьные занятия. Когда же подошло время, чтобы серьезно подумать о деле для меня, я был отправлен обратно в Норидж. Во время этого обратного путешествия по пересеченной местности и тяжелым дорогам, имея на своем пути несколько линкольнширских болот, я вымещал все накопившееся во мне раздражение на Бьярдо[682], чьи проделки давали о себе знать еще до того, как я мог обуздать его. После целого дня тяжелого пути к вечеру мы достигли Линнской переправы. Здесь я расстался со своим провожатым из Линкольншира и непокорным, но преданным Бьярдо, затем на лодке пересек переправу и очутился в Линне[683], где занялся поисками моего отца. После дневного отдыха я снова скакал на коне, только уже сидя позади своего отца – нам предстояло ехать еще 42 мили до Нориджа, куда мы прибыли только вечером…
Дома я понял, что мое возвращение вовсе не являлось радостью для моей матери: семья сейчас переживала не самые лучшие времена, положение ее изменилось с тех пор, как я уехал. Поэтому со дня моего прибытия домой только и разговоров было, как бы поскорее сбыть меня с рук.
Сначала я был отдан в учение к лекарю, но тот небольшой запас латыни, которым я овладел перед тем как отправиться в Линкольншир, весь испарился среди овец, лошадей и волов. А так как этот недостаток никак не мог быть устранен, то мое учение у аптекаря было закончено. Следующим, к кому я был отдан учиться, был адвокат, но здесь опять возникло то же препятствие, и семья снова встала перед поиском занятия для меня.
Мой отец возражал против того, чтобы дело, которым я бы стал заниматься, было каким-то образом связано с промышленниками нашего города, но моя мать, с другой стороны, никогда не согласилась бы на то, чтобы я был обыкновенным механиком. Это противоречие было разрешено «Еженедельной газетой»[684], где было помещено объявление о том, что компании Printer & Stationer требовался ученик. Перспектива профессии печатника совершенно восхитила моих родителей, и через день или два я был отдан на испытательный срок[685] в учение к мистеру Стефену Уайту, печатнику, книгопродавцу, стационеру, граверу на медных копировальных досках, продавцу лекарств, художнику, лодочнику и прекрасному знатоку своего дела в его общество Bible and Crown, расположенное на улице Магдалены в Норидже…
Хозяин редко бывал в издательстве, он или гравировал, или рисовал, или резал по дереву, или рыбачил. Либо же он занимался охотой на кроликов и голубей, строительством лодок, греблей или парусным спортом – то есть всем, кроме его дел в конторе. Но я ценю его за то, что он был хорошим печатником… Хозяин рассказывал истории, при рассказе некоторых я имел честь присутствовать; они во многом послужили мне указаниями…
От случая к случаю и очень непоследовательно я получал персональные указания от моего хозяина[686]. Хотя он не был плохого нрава, все же он был нетерпелив, и я действительно невзлюбил практическую сторону его бизнеса. Он только давал мне указания, говоря: «Вот так делай, Льюк.» Как-то он показал мне, как подготавливать к работе все необходимое и правильно обращаться со всем этим, однажды он рассказал мне (даже не показал), как печатать иллюстрации на отдельном листе, добавив при этом: «Это именно тот способ, Льюк, по которому ты будешь очень легко работать». Иногда он поручал мне работать с прессом, отмечая, что это упражнение для мужественных, и его он сравнивает с греблей, которой восхищается. Как ни странно, но за короткое время я действительно стал экспертом, я был горд тем, что исполнял обязанности наборщика и работал на прессе, был корректором и распорядителем в издательстве, печатником-гравировщиком и продавцом, работал хранителем книг и бухгалтером…
На третьем году моего учения умер отец[687]. Это принесло новые трудности матери. Конечно, стойкость ее духа и высокая нравственность никогда не позволили бы ей отказаться от выплаты долгов, в чем могли помочь лишь трудолюбие и упорство матери. Она сказала, что ради своих детей понемногу будет уплачивать за дом, исходя из денег, заработанных ею самой, небольших накоплений, расставаясь с вещами из ее прежней лучшей жизни, еженедельно внося небольшие суммы[688]. Эти слова показали мне, чего можно достичь с помощью такой стойкости духа…
… У своей матери я научился стойкости; моя усердность в работе возросла благодаря хозяину, потому что я любил его и восхищался своим делом.