В душевой капала вода, и освещение здесь было слабее, чем в коридоре. Зато и дверь, ведущая в цех, не закрыта…
Мысль, царапавшаяся в подсознании, наконец-то оформилась. Дверь в экранированную железом пристройку, где обретались спящие узники, была заперта изнутри. И внимание вертухая у той двери было направлено отнюдь не на "спальню" со стеллажами. Складывалось стойкое впечатление, что глиняшки опасались отнюдь не побега. А чего-то извне, способного покуситься на их рабов.
В цехе было совсем сумрачно, и в воздухе витала неясная опасность. Кстати, для чего тут жгут эти лампы? Если големы способны видеть в темноте, а узники по ночам пребывают в бессознательном состоянии в камере хранения…
В глубине цеха появился светлячок, и Алексей спрятался за ближайшим станком. Светлячок плыл в воздухе, приближался. Вот уже можно разглядеть детали…
Это было похоже на помесь медузы с золотой рыбкой-вуалехвостом. Красивое и ничуть не страшное. Округлое тело с гуляющими внутри огоньками, бледно светящиеся пышные плавники… а может, щупальца… И огромные, затягивающие, гипнотические глаза с круглыми, размером с чайное блюдце зрачками.
"Рыбка" вдруг разинула круглую пасть, усеянную острыми шипами до самой глотки, и ринулась на добычу. Последняя мысль мелькнула – какая боль…
И всё погасло.
Агиэль не только не преувеличил, но, пожалуй, даже и преуменьшил, когда утверждал, что "тут же все женщины так ходят". Во всяком случае, наряды многих прохожих были ещё фривольнее, чем Маринино платьице, и взгляд то и дело натыкался на откровенно обнажённые груди.
Здешний город, как ни странно, всё ещё носил название Москва, однако уже не имел с той, Энроф-Москвой почти ничего общего, кроме географии. Александровский сад, носивший здесь название Слезинка, был больше похож на ботанический – столько всевозможных экзотических растений и цветов в нём произрастало. Даже местный Кремль сохранил лишь общую планировку на местности. Однако белоснежные стены его были заметно выше и лишены зубцов – вместо них по верху тянулась прогулочная галерея, огороженная поручнями, увитыми какими-то потрясающей красоты и величины цветами. Ещё более непохожи были башни, словно взлетающие ввысь. И вместо багровых люциферовых звёзд на шпилях сияли чистым золотом маленькие солнечные шары…
Зато храм Василия Блаженного был точь-в-точь такой же. Ну разве что краски сияли ярче.
А невдалеке, на месте бассейна "Москва", стоял незыблемо могучий храм. Тот самый, давно взорванный в Энрофе. Но и на нём вместо крестов, символов страданий, так же, как и на кремлёвских шпилях, сияли маленькие золотые солнца. Город Солнца – вот он каков…
– Все города, какие ещё имеют место быть в Фэйре, можно смело называть Городами Солнца, – тоном экскурсовода изрёк Агиэль, уплетая вафельную трубочку со сгущёнкой. В упорной борьбе с Йоргеном ему удалось отстоять право на ношение национального ангельского костюма, и сейчас эфирное существо болтало босыми ногами, нимало не стесняясь взглядов прохожих. Впрочем, взгляды эти были уже не слишком любопытными, поскольку ангелы в Фэйр-Москве встречались едва ли не чаще, чем негры в Москве-Энроф. Вот и сейчас в небе над самым Кремлём парила парочка белокрылых небесных посланников.
Летающая штуковина, похожая на сплюснутую каплю, бесшумно опустилась сверху, зависнув в полуметре от грунта. В боку реалета – так Йорген называл этот вид транспорта – протаяло отверстие, и герр рыцарь выпрыгнул наружу. Освободившийся транспорт взмыл и исчез из виду.
– Ну что, Йорик? – ангел доедал сладкую трубочку.
– У нас есть почти два часа. А вот переход придётся использовать "Заречье".
– Мы можем уйти через "Васика", – ангел ткнул рукой в сторону храма Василия Блаженного.
– "Васик", к твоему сведению, не для местных перемещений.
– А у нас типа особый случай, – Агиэль облизывал измазанные липкой начинкой пальцы.
– Ага, Ага… – вздохнул рыцарь, извлек из воздуха салфетку и принялся обтирать нос и щёки друга. Ангел охотно подставлял мордашку, и у Марины вновь возникло острое желание расцеловать эфирное создание.
– А кто не даёт? – Агиэль, очевидно, без труда уловил мысли и эмоции девушки. – Я всегда…
– Это правда, – Йорген улыбался насмешливо. – Поскольку любые проявления любви и заботы увеличивают жизненную энергию много эффективнее, чем поедание пирожных.
– Вредный ты, Йорик! – возмутился ангел. – Просто я, как джентльмен, никогда не отказываю девушкам.
Марина не выдержала и рассмеялась.
– Так как насчёт "Васика"? – вернулся к деловому разговору Агиэль.
– Ну, если ты договоришься…
Ангел вздохнул, вставая со скамейки.
– Хорошо, я займусь. А ты показал бы город Марине, раз всё равно время есть…
– Простите, можно вас отвлечь, добрый ангел?
В шести шагах от скамьи стоял мальчик лет тринадцати, одетый немногим теплее, чем Ага. Сандалеты и плавки, вот и весь гардероб. На руках у пацана дремал котёнок, при виде трёх друзей поднявший голову, таращась любопытными круглыми глазёнками.
– Да, Лёнчик, – чуть улыбнулся мальчишке ангел, и улыбка вышла грустная. Мальчик удивлённо смотрел на него.
– Вы правда про всех всё узнаёте… ну… с первого взгляда?
– Ну, не про всех и не всё, – новая улыбка. – А только то, к примеру, что сейчас лежит на поверхности в твоей голове.
– Так… значит… вы поняли?..
– В общих чертах. Ты лучше вслух. Сформулированная в словах мысль обычно лучше неясной.
Мальчик подумал.
– Я прошу вас передать привет моей маме. Можно?
Котёнок вдруг мявкнул и соскочил с рук хозяина.
– Говори, – перевёл на него взгляд Агиэль.
– Я хочу попросить за Лёню, – голосок котёнка был тонок, и кошачий акцент был ужасный, но слова, произносимые по-русски, вполне можно было узнать. – Он добрый! Он самый добрый из всех! Он защитил меня от ужасных злых мальчишек! Они привязали меня к дереву и хотели забить камнями! А он… он вступился за меня! И он победил их всех, и отвязал меня! Но тут прибежал большой злой человек, ужасный и пьяный! Он ударил Лёню по голове и бил ногами, и Лёня умер! Я тоже потом умер от голода, но всю жизнь помнил, какой он добрый! И когда умирал, вспоминал про него… и вот попал сюда… Я очень люблю его! Сделайте так, чтобы всё у него было хорошо!
Марина, закусив губу, слушала потрясающую исповедь маленького существа. В глазах ангела стояли слёзы.
– Я обязательно передам привет твоей маме. Как буду там, так и передам. Сделаю так, чтобы она поняла – ты не исчез бесследно.
– Спасибо! – просиял мальчуган. – Её зовут…
– Я уже знаю, как её зовут. И найду, не сомневайся – даже если она переехала. Но позволь дать тебе совет. Тоска по маме съедает твою жизненную энергию очень быстро, и если так пойдёт и дальше, скоро ты окажешься там… в Энрофе. Вот только это не будет встреча с мамой, Лёнчик. Ты придёшь в плотный мир "с чистого листа", и помнить ничего не будешь – твои прежние жизни лягут в архив до поры. И Рыжик, что сейчас у тебя на руках, отправится вслед за тобой почти сразу, поскольку тоска животных сильнее. Вы разлучитесь и вряд ли встретитесь. Подумай, стоит ли вам так быстро расставаться? Фэйр – не самое плохое место в мирах Шаданакара. Подумай, наконец, об Наталье Сергеевне и дяде Иштване. Ведь они привязались к тебе. Твой уход ввергнет их в сильное расстройство. Подумай!
Мальчик с котёнком ушёл, крепко задумавшись. Не менее задумчивы были лица рыцаря и ангела. Марина тоже думала о своём. Непрост, ой, непрост здешний мир…
– Да, Марина, – вздохнул Агиэль. – Здешний мир, это не только пирожные и прогулки в парках. И не все попадают сюда из постели, окружённые правнуками… Однако, я полетел.
Ангел подпрыгнул и взмыл вверх, хотя собор "Васика" был виден как на ладони. Девушка уже поняла, что ангелы очень не любят ходить ногами.
– Скажи, Йорик… – тихо спросила она, – а что… все кошки здесь могут разговаривать?
– Что? А… – рыцарь отвлёкся от собственных дум. – Нет, конечно. Это Матвей у бабы Насти уникум. Обычные кошки не обладают способностью к логическому анализу. И, как следствие, связной речи. Что не делает их мыслеобразы и тем более чувства менее яркими. Кошки вообще очень эмоциональные существа.
– А как же…
– Это всё магия, Мариша. Обычная светлая, живая ангельская магия. Ага, он же у нас мастер… Впрочем, тут не настолько уж круто, если разобраться. Если электронные импульсы вычислительного ящика могут быть преобразованы в связную человеческую речь, то тем более это возможно для мыслеобразов и эмоций живого существа.
Он встрепенулся.
– А время-то ушло… Так и не посмотришь здешние места…
– А давай по Красной площади пройдёмся? – предложила Марина.
– Можно! – рыцарь встал и оттопырил локоть, предоставляя девушке возможность уцепиться за кавалера. Одет герр Йорген был под стать Марине – короткие шорты в обтяжку и пёстрая гавайка. Что делать, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
Красная площадь в этом мире оказалась зелёной. Марина присела на корточки – вместо серого камня брусчатки тут имел место какой-то изумительного оттенка минерал…
– Это нефрит, – пояснил рыцарь, вглядываясь из-под руки в небо, где парили уже несколько ангелов. – Красивый, верно?
– А где Мавзолей? – ляпнула Марина.
– Мавзолей, говоришь… – вздохнул Йорген. – Ну давай подойдём.
Место, где в Энрофе возвышалось здание с пятью буквами на фронтоне, было пусто. То есть абсолютно. Не было там нефритовой брусчатки, не было и пышной вездесущей травы. Просто тёмно-серая пыль, ровная и мёртвая, огороженная столбиками с серебристой цепью.
– Эй, туда нельзя! – раздался оклик. Рядом, в тени балдахина сидели в пляжных шезлонгах двое мужчин в майках и шортах цвета хаки, на раскладном столике стоял сифон с водой, была разложена доска – ребята явно играли в го. – Проклятое место, будьте осторожны!