– Где бы нам, Александр Степаныч, достать прованского масла: я бы вам королевский майонез изготовил!
Саврагин досадливо отмахивался от Кости, садился за стол и с опаской принимался за остывший «страсбургский паштет», сильно смахивающий на обыкновенную пшенную запеканку, только без ее положительных вкусовых качеств.
Когда в тресте на массивном письменном столе управляющего накапливалось для подписи много неотложных бумаг, наступал черед действовать секретарше Симе.
Сима набивала ученический портфелик бумагами, облачалась в легонький ядовито-розовый дождевик с капюшоном, прятала разноцветные веселые глаза за шоферскими очками и отправлялась на полуглиссере разыскивать Александра Степановича. Рулевой полуглиссера, чтобы внушить Симе почтение к своей профессии, развивал предельную скорость. В снежно-белой пене, подпрыгивая на волнах, полуглиссер мчал Симу по реке, готовый, казалось, каждую секунду взлететь на воздух. Затаив дыхание, ярко-розовая Сима прижимала куцый портфелик к сладко замирающему сердцу. Главный диспетчер треста, слывший циником, говорил Симе, что в это время она похожа на Афродиту. Сима плохо разбиралась в мифологии и на всякий случай краснела.
Иногда рядом с Симой на полуглиссере сидел сумрачный, плохо выбритый главбух. И тогда все сплавщики знали, что на текущий счет в банке поступил перевод, главбух едет к Саврагину распределять деньги между сплавными конторами, и бригадиры, третий месяц не получавшие премиальных, приободрялись.
К концу июля положение выправилось: министерство выделило дополнительный такелаж, прибыли долгожданные новые катера. На столе у диспетчера – того самого, который вгонял Симу в краску мифологией, – на клетчатом листе миллиметровки ломаная линия выработки круто пошла вверх, на сближение с прямой спокойной линией плановой производительности. В начале августа ломаная линия пересекла прямую и стала карабкаться еще выше, к верхнему обрезу графика. Диспетчер не на шутку забеспокоился, боясь, что придется подклеивать новый лист или перечерчивать весь график, чтобы сохранить его красивый симметричный вид, которым он, несмотря на то что слыл циником, очень гордился.
Впереди всех, заканчивая навигационный план, шла запань Лютоева. Переходящее красное знамя области лютоевцы перенесли в свой новый клуб, пряно пахнущий масляной краской и чисто строганными сосновыми бревнами.
На голову возвышаясь над всеми рабочими, Лютоев стоял на мостике сортировочной сетки, когда «Чайка» пристала к сплоточному станку.
– Игнат Михайлыч, хозяин приехал! – испуганной скороговоркой крикнул Лютоеву сменный мастер.
– Вижу, не ослеп еще… Ты куда это, куриный гребешок, в пиловочник гнилушку толкаешь? – обратился Лютоев к оплошавшему сортировщику. – Тащи назад. Да не так! Не так!..
Лютоев быстро, не глядя под ноги, перешел над водой по узкой гибкой распорке, взял из рук рабочего багор и легко вывел толстое бревно с гнилым комлем из кошеля, предназначенного для пиловочника.
Со станка на сортировочную сетку шли Саврагин и молодой инженер Синцов из сплавной конторы – один из двух инженеров, прибывших недавно в трест.
– Воюешь, Игнат Михайлович! – протягивая Лютоеву руку, дружелюбно-насмешливо спросил Синцов, бессознательно желая показать управляющему, что у него самые лучшие отношения с первым сплавщиком бассейна.
Синцов лишь весной окончил институт и все еще никак не мог привыкнуть к мысли, что он самый настоящий дипломированный инженер. В глубине души, скрывая это тщательно ото всех, он чувствовал себя студентом-практикантом и сильно робел перед старыми опытными сплавщиками.
Лютоев преувеличенно-осторожно пожал инженеру руку, словно боялся ненароком ее повредить, не сразу ответил:
– Приходится: сезонники. Багра в руках держать не умеют… Добро пожаловать, Ксан Степаныч. Давненько у нас не были!
Синцову понравилось, что Лютоева, не в пример другим начальникам запаней, они встретили не в конторе, а на производстве. Он отметил также, что Игнат Михайлович и шагу не сделал им навстречу, хотя и видел, несомненно, когда они приехали. В этом, правда, сквозило изрядное пренебрежение к приехавшему начальству, но Лютоев, по мнению инженера, мог себе позволить и не такие вещи.
«Настоящий сплавщик!» – с уважением подумал Синцов, оглядывая крепкую фигуру Лютоева, его загорелое, обветренное лицо, легкую, не стесняющую движений одежду.
Обошли всю сортировочную сетку. На мостиках густо висели набитые пробкой спасательные круги и самодельные деревянные шары – пожалуй, даже гуще, чем надо: Лютоев раз и навсегда хотел отделаться от всех нареканий по технике безопасности. Зато во всем, что могло непосредственно влиять на производительность труда, виден был расторопный хозяйский глаз. Дощатый настил на бонах и мостиках не хлюпал, как на других запанях, а гремел под ногами раскатистым сухим громом. Люди на сетке были расставлены скупо, но на главных воротах рабочие стояли один возле другого, чтобы обеспечить все кошели древесиной.
Проходя мимо оцинкованного бачка с надписью «Кипичона вода», Саврагин прикоснулся пальцами к стенке бачка. Вода была остужена, такую не променяют разгоряченные работой сплавщики на грязную речную воду. Лютоев насмешливо кашлянул.
Вышли на берег. Возле точила и наковаленки, на солнцепеке, сидел древний, весь заросший белым пухом дед и правил багры.
– Это инструмент ночной смены, – показывая свою осведомленность, объяснил управляющему Синцов. – Пока смена отдыхает, багры приводятся в полный порядок. Выдумка Игната Михайловича!
– Дельная выдумка, – похвалил Саврагин.
– Стараюсь!.. – сердито буркнул Лютоев.
В мужском общежитии пахло чистыми свежевымытыми полами. Босая уборщица снимала со стола опрокинутые вверх ножками табуретки. Саврагин с порога осмотрел комнату, заметил на окнах коротенькие белые занавески, одобрительно хмыкнул. На цыпочках, чтобы не наследить, прошел к ближайшему топчану, отогнул угол одеяла, придирчиво осмотрел простыню. Так же, на цыпочках, вернулся обратно, ничего не сказав.
В сенях стояла банка с дегтем, и Саврагин вспомнил, что ни у одного рабочего запани не видел порыжевших сапог. С тряпицей в руке управляющий нагнулся над банкой.
– Митревна! – крикнул Лютоев уборщице. – Подлей свеженького дегтю в банку. Пускай начальство на даровщинку сапожки смажет!
– Ехидный ты человек, Игнат… – осуждающе сказал Саврагин и густо намазал дегтем головки своих яловых ссохшихся сапог.
Заглянули в клуб. Саврагин спросил у заведующего клубом, аккуратно ли приходят газеты с журналами и давно ли крутили кинокартину, а на прощанье предложил в трехдневный срок прислать в трест план работы клуба на ближайший месяц.
– Чем бы дитя ни тешилось… – неодобрительно пробормотал Лютоев.
После осмотра поселка направились к продольной запани.
Навстречу начальству по берегу двигалась бригада разборщиков залома. Саврагин взглянул на свои ручные часы, потом на солнце и покосился на Лютоева, недоумевая, почему бригада в такое неурочное время возвращается с работы.
– По собственному почину полторы смены отработали, – сказал Лютоев. – Залом в голове запани разбирали. Теперь снова можно лес принимать.
Поравнявшись с управляющим, бригадир заломщиков в выцветшей военной гимнастерке выпрямился и приложил руку к козырьку фуражки. На руке не хватало двух пальцев. Примолкнув на минутку, заломщики медленно прошли мимо, потные и разгоряченные, неуверенно ступая ногами, отвыкшими от твердой земли после долгой работы на плавучих бревнах. Длинные багровища подпрыгивали в такт шагам и прогибались.
Синцов – дело молодое – задержал взгляд на единственной в бригаде девушке. Ее, видимо, баловали: она не несла багра, зато у парня, шедшего рядом с ней, на плече уместилось два багровища. Судя по тому, как парень смотрел на соседку, ноша его не тяготила. На загорелом девичьем лице цвели крупные глаза – усталые и счастливые. Инженер припомнил вдруг свою далекую невесту, от которой давно уже не было писем, и украдкой вздохнул.
– Видные у тебя сплавщики, – одобрительно сказал Саврагин. – Гвардия!
– На сплавщиков не жалуюсь, – ответил Лютоев, – а вот завхоза подходящего никак не могу найти. Стыдно сказать: за последние полгода четырех сменил. Честные попадаются – расторопности маловато, а как бойкий – так к рукам почему-то казенное добро липнет…
Они дошли до середины запани, когда Синцов, случайно взглянув на реку, увидел выплывающее из-за поворота низкое, смутно различимое пятно. Его порадовало, что он раньше Саврагина с Лютоевым заметил на воде древесину. Синцову очень хотелось похвастаться своей дальнозоркостью, но он переборол себя и сказал спокойно, с неторопливой ленцой в голосе, как и подобает настоящему сплавщику:
– Недаром заломщики старались. Моль идет.
Лютоев щитком приложил руку к глазам и неожиданно захохотал.
– Береза! – объявил он. – Леспромхозовская береза… Они уже недели две формировали ее для передачи нам. Закрепили кое-как, гнилым канатом, – вот и сорвало!.. Плиток десять будет.
– Надо задержать, – сказал Саврагин. – Организуй хватку, Игнат Михайлыч.
Лютоев удивленно посмотрел на управляющего.
– Да ведь не наша древесина, Ксан Степаныч! – возмутился он. – Мы ее от леспромхоза еще не приняли. Умели упустить – пускай сами и ловят. Они нам на каждом шагу палки в колеса вставляют, а мы будем их выгораживать!
– Стыдно так рассуждать, Игнат Михайлыч, – наставительно произнес инженер. – Наша это древесина или леспромхозовская – все равно государственная ценность, и здесь ее на несколько тысяч рублей!
– Спасибо за справку, – сухо сказал Лютоев. – Вам вот хорошо рассуждать, а хватка березы – дело не такое уж простое. Каната свободного нет – это раз. Лодку тоже сразу не найдешь – два. А главное – людей нет: дневная смена вся на работе, а ночная спит.
– Используйте заломщиков, которые нам повстречались, – посоветовал Синцов.