– Опять внимание Сижме? – шутливо приветствовал Чеусов секретаря райкома. – Не приезжал в Сижму осенью, когда леспромхоз план выполнял и ругать директора было не за что!
Иван Владимирович не уклонился от упрека:
– Не научился еще во все передовые предприятия заглядывать, успеть бы отстающие посетить: район-то почти равен Бенилюксу!.. Ну, как лес рубишь?
– Лес рубим – щепки летят! – туманно ответил директор и похвастался: – Теперь у Сижмы главный инженер есть, диплом с отличием!.. Позвать?
– Пусть инженер пока работает, – сказал Иван Владимирович. – Поедем вдвоем, на… щепки посмотрим, а вернемся – побеседуем и с твоим отличным инженером.
Секретарь и директор объехали два лесопункта на магистральной дороге, побывали на поточных линиях и в поселках. Иван Владимирович беседовал с рабочими, мастерами и парторгами участков, заходил в жилые дома, столовые и магазины. Его интересовало и то, как идет строительство индивидуальных домов, и почему не состоялся киносеанс в прошлое воскресенье. В общежитии холостяков секретарь, спросив разрешение, приподымал на койках уголки одеял, смотрел на простыни.
Поздно вечером, вернувшись в Сижму, он попросил позвать в директорский кабинет нового главного инженера.
Первое, что бросилось в глаза Костромину, когда он вошел в кабинет, было удивленно-обиженное выражение лица Чеусова, словно тот ожидал похвалы, а его обругали. Иван Владимирович пожал инженеру руку, назвал свою фамилию и спросил мягким, южным говором:
– Освоились уже на новом месте?
Сначала Костромин хотел сказать, что не совсем еще освоился, но потом решил, что секретарь райкома подумает, будто он отвиливает от ответственности, и ответил громко, с некоторым даже вызовом:
– Да, освоился!
– Это хорошо! – одобрил Иван Владимирович, пристально посмотрел на Костромина и чуть заметно усмехнулся, словно понял, что скрывалось за воинственным тоном инженера.
Секретарь показался Костромину немного заурядным. На нем был защитный китель гражданского покроя – точь-в-точь такой, какой носят все секретари райкомов в кинофильмах. Иван Владимирович был уже не молод, медлителен в речи и в движениях, и Костромин подумал, что партийному работнику в таком возрасте, пожалуй, более приличествует находиться уже в руководстве обкома партии. Неторопливость секретаря тоже не пришлась ему по душе; на этот счет у Костромина было свое собственное, почерпнутое из личного опыта убеждение: он не доверял медлительным людям, считая их равнодушными.
– Вот что, товарищи руководители Сижемского леспромхоза, – сказал Иван Владимирович. – Сижма больна, и болезнь эта – несоответствие старой организации труда и руководства новой технике. С электропилой нельзя работать так, как работали с поперечной пилой или лучковой, и разница здесь не формальная, а существенная…
Он говорил, обращаясь к директору, и только изредка поглядывал на Костромина, словно по внешнему виду инженера хотел определить, на что тот способен.
Костромин и сам, встречаясь с новым человеком, всегда пытался узнать пределы его возможностей – «потолок», как он называл, и, пока не находил этого «потолка», до конца не понимал человека. Теперь, превратившись из наблюдателя в наблюдаемого, Костромин насупился и старался не опускать глаз под взглядом секретаря.
Иван Владимирович сказал, что ничего не понимают в сегодняшнем дне лесной промышленности те руководители, которые думают, будто отличие нынешнего года от прошлых лет только количественное – увеличение плана. Новый план требует полного освоения нового метода – поточного. Разрозненные поточные линии, которые уже действуют в леспромхозе, – это еще не полный поток. Работа всего леспромхоза должна стать поточной, с очень тесной, локтевой связью между отдельными участками потока.
– Вы хватаетесь то за одно звено, то за другое и забываете о всей цепи. Чаще думайте о всем потоке – от пня до штабелей нижнего склада – и занимайтесь больше стыками между валкой и трелевкой, трелевкой и вывозкой…
Он без запинки произносил специальные термины, привычно называл марки различных механизмов. Костромин слушал, дивясь познаниям секретаря, и задавал себе вопрос: а разбирается ли секретарь так же хорошо, как в лесном деле, во всех остальных отраслях хозяйства своего района? Растущее чувство уважения к Ивану Владимировичу встречало, однако, в нем какое-то внутреннее сопротивление: ведь этот человек критиковал его работу и, видимо, был о нем не очень-то высокого мнения.
– Свое отставание вы объясняете завышенным планом, – говорил Иван Владимирович. – Я сам разберусь, чем объясняется непропорциональное распределение годового плана по кварталам. А пока план – есть план. Его, как в армии приказ командования, сначала надо выполнить, а уж потом, если считаете неверным, обжаловать… С тобой, Роман Иванович, мы уже давно воюем, но, сдается мне, война наша подходит к концу: то, что прощалось раньше, теперь не простится. Не то время…
Костромин нашел сравнение производственного плана с воинским приказом несколько упрощенным и окончательно решил, что секретарь райкома ему не нравится.
Чеусов пожаловался на дальний сельсовет, который до сих пор не направил сезонников:
– И в сельсовет сто раз звонили, и в райисполком обращались, а людей все нет и нет.
– Попробую воздействовать на сельсовет по своей линии, – сказал Иван Владимирович. – Кстати, о сезонниках. Почему вы держите их только на подсобных работах? А электропилы у вас простаивают из-за недостатка рабочих рук. Смелее привлекайте сезонников к основным работам, другие леспромхозы пробовали и не жалеют… И еще: почему у вас на Восемнадцатом километре удерживают с застройщиков в окончательный расчет полную проектную стоимость индивидуальных домов, а стены не оштукатурены и полы не покрашены, как этого требует проект?
– Копеечное дело! – пренебрежительно отмахнулся Чеусов.
– Не копеечное, а политическое, – поправил Иван Владимирович. – Вы что же думаете, мы вечно будем давать лесной промышленности сезонников? Эта ваша сезонность давно уже району поперек горла стоит. На одни переходы да переезды сколько рабочего времени тратится… Имейте в виду, не за горами тот день, когда леспромхоз сам должен будет полностью обеспечить себя постоянной рабочей силой, и к этому дню готовиться надо уже сейчас. Вот поэтому-то несправедливые удержания с застройщиков и приобретают политический смысл: вы подрываете самую идею строительства индивидуальных домов в рассрочку, а без удобного жилья вам не закрепить семейных рабочих за леспромхозом…
Чеусов развел руками, признавая, что не привык еще заглядывать так далеко вперед. Костромин попросил секретаря воздействовать на МТС: там станки полностью не загружены, а в леспромхозе ремонтная мастерская не справляется с токарной работой.
– Поговорю с директором МТС, – сказал Иван Владимирович и на прощание пообещал вызвать руководителей леспромхоза через месяц на бюро райкома и заслушать их отчет.
Секретарь ничего не записал, и Костромин не ожидал, чтобы из их разговора насчет МТС вышел какой-нибудь толк. Однако уже на другой день директор МТС возмущался по телефону:
– Зачем же сразу стучаться в райком? Не по-соседски! Везите свои токарные работы – сделаем. Из-за такого пустяка!..
Костромин не стал напоминать забывчивому соседу, что тот уже дважды отказывал ему в этом «пустяке», и распорядился, чтобы немедленно, пока директор не раздумал, отвезли в мастерскую МТС тракторные блоки на расточку. А на четвертый день в полном составе прибыли сезонники из дальнего сельсовета.
У инженера возникло подозрение, что он несколько поторопился со своей оценкой секретаря райкома, но, как все самолюбивые люди, менять первоначальные мнения Костромин не любил и решил: «Поживем – увидим».
Как-то, перекладывая вещи в чемодане, Костромин увидел свой диплом. Со странным чувством полной отрешенности от недавней беспечной студенческой жизни открыл он синюю книжицу. Вкладыш с отметками порадовал Костромина: электротехника – «отлично», теплотехника – «хорошо», организация труда – «отлично»… Нынешний главный инженер Сижемского леспромхоза недаром ел студенческий хлеб: почти сплошь пятерки, ни одной посредственной отметки… И все-таки не совсем тому и не совсем так, как надо бы, учили его в институте. На экзаменах больше всего ценилось умение выводить формулы, наизусть помнить математические преобразования. Устройство механизмов, эксплуатацию и ремонт изучали поверхностно, а курс организации труда считался второстепенным.
В результате отличник учебы Костромин весьма приблизительно знал устройство электростанций, а мимо неказистых сижемских паровозов всегда проходил с душевным трепетом: не дай бог остановится, что он тогда будет делать – ведь теплотехнику он изучал еще до войны и больше к ней не возвращался. К счастью, сижемские паровозы, догадываясь, видимо, о затруднительном положении главного инженера, пока работали бесперебойно. Бывший тракторист и танкист Костромин знал в совершенстве только двигатели внутреннего сгорания.
Любимый профессор Костромина часто говорил:
– Выпускник института – еще не инженер, а только черновик инженера. Настоящий инженер вырастает на производстве.
Раньше Костромин не придавал значения словам профессора и только теперь оценил их по справедливости. С благодарностью вспомнил он, что профессор был единственным в институте, кто не требовал на экзаменах вывода формул, даже разрешал заглядывать в справочники, но зато спрашивал так, что неподготовленным никакие справочники не помогали. Пришел на память Костромину и другой совет профессора: сразу после института не занимать высоких административных постов, а начинать с производственной работы на самом мелком участке. Тогда и к этому совету Костромин относился скептически, а теперь с удовольствием променял бы должность главного инженера леспромхоза на место технорука лесопункта.
Дипломная работа Костромина была посвящена тем же вопросам, какие ему предстояло решать и в Сижме. В дипломной работе была и узкоколейка, и поточные линии с электропилами и трелевочными тракторами. Но насколько там все было проще! Студент Костромин в институте спокойненько брал плановое задание и в зависимости от производительности механизмов простым делением определял их количество. А инженер Костромин в Сижме простым делением ничего добиться не мог.