Мелькнула мысль: прийти домой и порадовать Софью своим открытием. Но Костромин припомнил вчерашнее ночное стояние в темном кабинете у окна и решил: нет, он ничего сейчас не скажет жене. Вчера она усомнилась в нем – пусть теперь сама убеждается, что ошибалась. Не надо было так спешить со своими категорическими заключениями. Вперед будет наука…
Луна в морозном мешочке по-вчерашнему дежурила над уснувшим поселком. Как и вчера, лишь бессонные огоньки депо и механической мастерской светились в Сижме – только на этот раз депо было справа от Костромина, а механическая мастерская – слева.
Глава пятая
Ранним утром, когда Костромин еще завтракал, к нему на квартиру пришел мастер Осипов. Инженер пожал широкую жесткую руку мастера, представил Софью:
– Моя жена, знакомьтесь.
– А мы уже знакомы, – сказала Софья, узнавая в Осипове того скуластого вежливого мастера, который вместе с ней ехал из города в Сижму. – Чаю хотите?
– Спасибо, только что пил.
Костромин быстро позавтракал и вместе с Осиповым вышел из дому. Софья с Андрюшкой стояла у окна, смотрела вслед мужу. Она уже заметила перемену: Геннадий сегодня с утра выглядел как-то строже, подобранней, не было больше у него обидной растерянности во взгляде. Ей понравилось, что у мужа какие-то неотложные дела с мастером, который казался Софье опытным лесным волком. И даже эта грубоватая простота мастера пришлась ей по душе: явился на дом еще затемно, не дал даже как следует поесть – шевелись, начальник!
В свете нарождающегося дня снег отсвечивал неяркой голубизной. Идти рядом по узкой тропинке было трудно, и Костромин, пропустив вперед Осипова, шел за ним, стараясь ступать след в след: один неверный шаг – и нога по колено проваливалась в рыхлый снег. Инженер мысленно повторял все вчерашние доводы и радовался, что утром они казались такими же незыблемыми, как и вечером.
– Вы местный? – спросил он Осипова.
– Да, в этом районе родился, отсюда уходил в армию, сюда же и вернулся.
Костромин любил, когда люди подолгу живут и работают на одном месте, а не носятся по стране, как перекати-поле, в поисках теплого местечка. Он и сам хотел после окончания института ехать в родную область, но туда не оказалось путевок.
Вблизи поточной линии догнали группу рабочих, вытянувшихся гуськом. Мастер, заменявший Осипова во время его учебы на курсах, неторопливо шел впереди и сдерживал всех остальных. Обгонять его целиной, по глубокому снегу, никто не решался. «Вот так и трелевка сдерживает работу всего леспромхоза!» – подумал Костромин.
– Шире шаг! – крикнул Осипов.
Мастер недовольно обернулся, увидел инженера и пошел быстрее.
Электростанция на лесосеке уже работала. Мотористы смазывали пильные цепи, помощники мотористов волочили по снегу черные гибкие кабели. Знатный трелевщик Мезенцев неподвижно сидел в кабине трактора и курил толстую папиросу. Помощник тракториста Валерка, пританцовывая от избытка сил, шуровал ломиком в бункере газогенератора, громко чихал на весь лес и умолял молодых обрубщиц сучьев подойти к нему поближе – понюхать бункер, из которого пахло, по клятвенному уверению Валерки, самой настоящей жареной колбасой. Нос у парня, несмотря на ранний час, был уже вымазан сажей, замасленный ватник широко распахнут, а на вороте рубашки, назло пятнадцатиградусному морозу, были отстегнуты две верхние пуговицы – чтобы девчата видели: Валерка – парень хоть куда и с ним не пропадешь.
Бойкий помощник тракториста неделю назад сильно удивил инженера. Он подсел к нему в столовой, долго мялся, а потом вдруг спросил: правда ли, что на Марсе леса голубые? Инженер признался, что не знает, как выглядят марсианские леса, и полюбопытствовал, зачем они понадобились трелевщику. Тот увильнул от прямого ответа, пробормотал, что надо бы все-таки в точности выяснить, какие леса произрастают на соседней планете, и убежал от Костромина.
До начала работы осмотрели делянку. На магистральном трелевочном волоке попадались высокие пеньки, спиленные когда-то заподлицо с землей, но потом выпученные от частых рейсов тяжелого трактора. Пасечные волоки были захламлены сучьями и ветками. Не собранные в кучу и несожженные порубочные остатки валялись и на разрабатываемой пасеке.
С разделочной площадки верхнего склада раздался далеко слышный в морозном воздухе тонкий визг электропилы на раскряжевке.
– Начнем валку? – обратился к Осипову бригадир.
– Нет, сначала приведите пасеку в порядок. И вечером с неприбранной пасеки я вас домой не пущу.
– Свежая метла – она, конечно… – сказал старый мастер, закашлялся и потом спросил обиженно: – Будем приемно-сдаточный акт писать?
– Идите пишите, – согласился Осипов. – Я подпишу.
«Не мелочный», – решил Костромин.
Чистка волоков и уборка пасеки заняли минут двадцать.
– Каждый день в конце работы будете сдавать мне делянку в таком виде. Пенек на волоке должен стать чрезвычайным происшествием! – сказал Осипов бригадиру и назначил двух обрубщиц сучьев – самых молодых и самых румяных – ответственными за состояние волоков.
– Мы что же, должны теперь разорваться – и сучья руби, и волоки чисть? – заспорила с мастером обрубщица, которая была еще румянее своей подруги.
Осипов объяснил, что им придется всего лишь раз-другой обходить за смену волоки, если только трактористы не заявят о каком-нибудь неожиданном препятствии.
– Девоньки, я буду вас информировать! – закричал с трактора Валерка. – Как пенек покажется, я сразу: «Алло, центральная, подайте сюда Надю и Лену, чрезвычайное происшествие!» Будьте спокойны, за неделю колхозные румянцы со щек посгоняю!
Мезенцев дернул помощника за полу ватника. Знатный тракторист был человек серьезный и не любил, когда «фэзэошники» шумели на работе.
Бригада приступила к валке леса. Чтобы блеснуть перед начальством, бригадир, работавший мотористом электропилы, выбрал самую толстую сосну на пасеке. Костромин засек на часах время. Прошло всего две с половиной минуты, и могучая сосна, высоко взвихрив тучу снега, вытянулась у ног моториста. Инженер с невольным уважением посмотрел на электропилу. Короткая пила в руках бригадира невинно поблескивала мелкими зубьями, словно совсем и не ее это была работа.
– Кубометров пять будет? – спросил Костромин у мастера.
Осипов прищуренным глазом окинул ствол и определил:
– Четыре верных.
«За две с половиной минуты – двухчасовая норма ручной заготовки. Нет, на пятом году послевоенной пятилетки валка леса не может быть узким местом в механизированном леспромхозе…»
Тонкие и средней толщины деревья электропильщики валили походя. Двадцать – тридцать секунд – и дерево лежало на земле. Машинист электропилы с помощником больше времени тратили на переходы от одного дерева к другому, чем на самую валку.
Обрубщицы сучьев, по пояс проваливаясь в снег, приступили к разделке поваленных деревьев. Обрубка сучьев не поспевала за валкой. Костромин смотрел, смотрел, потом скинул полушубок и решительно направился к той румяной обрубщице, которая спорила с мастером, а теперь от работы разрумянилась еще больше. Инженер так и не понял – Надя она или Лена.
– Померзни-ка, а я погреюсь, – сказал он и взял у девушки топор.
Осипов неодобрительно покосился на инженера, думая, что тот рисуется. Костромин обрубил ветви с нескольких деревьев и понял, что работа эта не такая безобидная и легкая, как ему показалось при первом осмотре сижемских лесосек вместе с Чеусовым. Сама рубка сучьев была нетрудна – сильно мешал глубокий снег. Он сковывал всю работу сучкорубов, не давал передвигаться – ведь надо было не только обрубить ветви, но и стащить их в кучу для сжигания.
– Товарищ инженер! – крикнула от костра Надя-Лена, гордая тем, что сам главный инженер леспромхоза работает ее топором. – Товарищ инженер, и когда вы нам обрубку механизируете? Все работают как люди, а мы по старинке: тюк да тюк… И чего наши профессора-ученые думают? Взяли бы давно да изобрели такую машину, чтоб сама сучья рубила!
– Профессора профессорами, а топор у тебя, девушка, тупой, – ответил Костромин и рассказал, что, насколько ему известно, работы по изобретению механического сучкоруба ведутся, но на производстве он еще не применяется.
– Эх, выдать бы этим самым ученым изобретателям по топорику да дня три заставить полазить по снегу, так они мигом бы изобрели! – сказала безжалостная Надя-Лена.
Девчата-обрубщицы засмеялись, представив, как почтенные ученые, все до одного в очках, бродят по пояс в снегу и тюкают топориками, а их бойкая подруга покрикивает на несчастных – и не дает минуты передышки, – чтобы они поскорей изобретали механический сучкоруб.
– Кого высмеиваете? – спросил расходившихся девчат бригадир, обиженный за изобретателей. – В лесу – без году неделя, а беретесь судить. Поваляли бы лес лучком или поперечной пилой, так узнали бы, чем мы обязаны изобретателям!
И бригадир признательно погладил рукоятку электропилы.
Костромин надел полушубок, подошел к Осипову.
– Топоры поточить сегодня же, – распорядился он. – Но четыре обрубщицы за электропилой все равно не поспеют, особенно зимой. Придется увеличить до шести.
Мезенцев привел трактор на пасеку и умело развернул его на площадке, приготовленной прицепщиком. С лязгом опустился откидной щит. Знатный тракторист слегка осадил послушный «котик» назад, чтобы сошники щита глубже вошли в снег. Валерка, украсивший свое лицо еще двумя свежими, симметрично расположенными маслянистыми пятнами, спрыгнул с трактора и стал помогать прицепщику. Они крепили чокеры за вершины хлыстов, на которых обрубщицы предусмотрительно оставили сучки, и Валерка громко пел, не щадя своего голоса и слуха присутствующих:
В лесу родилась елочка,
В лесу она жила.
Зимой и летом стройная,
Еловая была…
– Еловая была… – машинально повторил инженер и одобрительно усмехнулся: в юности он тоже любил разные несуразицы.