При всей своей вежливости Осипов не выдержал и усмехнулся:
– Снять Мезенцева? Он – четвертый тракторист по тресту, его вся область знает. Какой он ни есть, однако знатный тракторист и стахановец.
И тогда главный инженер Сижемского леспромхоза сказал мастеру:
– Товарищ Осипов, вы однобоко понимаете сущность стахановского движения!
На другой день к Костромину в контору пришел Миша Низовцев. Он обслуживал локомобиль стационарной электростанции, и у инженера с первых дней работы в Сижме сложилось впечатление, что не по годам серьезный Миша – самый аккуратный машинист во всем леспромхозе.
– Что-нибудь случилось с локомобилем? – встревожился Костромин.
Миша откашлялся и доложил солидно:
– Я к вам пришел не как машинист электростанции, а как секретарь комсомольской организации.
Костромин никогда не умел отделять в себе члена партии от инженера и, может быть, поэтому сказал неодобрительно:
– А я и не знал, что вы возглавляете сижемский комсомол!
– Это значит: или комсомол плохо выявил себя за время вашей работы здесь, или…
– Или главный инженер мало им интересовался, – подхватил Костромин. – А скорей всего, и то и другое… Садитесь.
Миша сел, помолчал немного и сказал:
– Мы слышали, что вы собираетесь укреплять поточную линию мастера Осипова.
– Не одну ее, а вообще все поточные линии леспромхоза.
– Но начнете с осиповской?
– Да, чтобы потом на ее примере и опыте подтянуть и другие.
Миша торжествующе улыбнулся.
– На этой линии почти все рабочие – комсомольцы, и комитет считает, что вся поточная линия должна стать молодежно-комсомольской, – сказал он твердо. – Тем более что такое решение дирекции осенью уже было, но потом замполит уехал лечиться, Осипов – на курсы, а Роман Иванович все отговаривался, что ему некогда.
– Хорошо, – согласился инженер. – Когда поступят новые тракторы, сделаем линию целиком молодежной.
– Валерке дадите трактор Мезенцева? – спросил Миша. – Давно пора, он очень энергичный парень.
– Возможны и другие комбинации, – загадочно произнес Костромин. – Я только немного сомневаюсь в Валеркиной серьезности: уж больно он шумит!
– Это по молодости лет, – авторитетно объяснил девятнадцатилетний секретарь комсомола.
Миша передал инженеру список комсомольцев осиповской поточной линии, и вдвоем они обсудили, кого еще следует направить туда в обмен на «старичков», чтобы всю линию сделать молодежной. Секретаря удивило, что Костромин отказался переводить к Осипову многих хороших производственников, рекомендованных комитетом комсомола.
– Пусть работают на старом месте, – объяснил инженер. – Осиповская поточная линия должна быть по составу рабочих такой же, как все. Рекордсменов нам не надо.
Перед самым уходом Миша потоптался у порога и тихо сказал:
– Геннадий Петрович, поймите меня правильно… Комитету кажется, что вы все хотите сделать один, а вы опирайтесь на нас, советуйтесь с нами, требуйте – мы всегда поможем.
– Хорошо, – скрывая смущение, весело проговорил Костромин. – Только потом на меня не жалуйтесь: работа предстоит немалая.
– Жалоб не будет, – заверил Миша Низовцев.
Секретарь сижемского комсомола давно уже вышел, а Костромин все еще сидел за столом в прежней позе и неотрывно смотрел на дверь. Вспомнилось, как, получив письмо от замполита, он сомневался, сумеет ли наладить тесную связь с комсомольцами, не видел тогда, с чего эта связь может начаться. А оказалось, стоило ему сделать первый шаг в деле перестройки Сижмы – и связь наладилась сама собой.
Чеусов и слушать не захотел о поездке в Медвежку рабочих и мастеров с Седьмого и Восемнадцатого километра.
– У нас не экскурсионно-туристское бюро, а леспромхоз. Пока они будут разъезжать, кто даст кубики?
Договорились на том, что с каждой поточной линии поедут по два человека.
Отправился в Медвежку и Валерка. Чтобы не уронить честь своей бригады, парень шагал по «вотчине Настырного» с гордо вскинутой головой, будто не учиться сюда приехал, а контролировать. Он никого ни о чем не расспрашивал и все время в присутствии рабочих Медвежки с вызовом насвистывал «Елочку». Прищуренными глазами Валерка лениво поглядывал вокруг, из всех сил стараясь показать, что удивить его ничем решительно невозможно, а сам старательно запоминал и крупные тракторные возы, и сухую березовую чурку, и два комплекта чокеров.
Посещение Медвежки одновременно и разочаровало представителей других лесопунктов, и заставило их крепко призадуматься. На обратном пути общее мнение выразил маленький электропильщик с Седьмого километра:
– Я думал, у них бог знает что наворочено, а тут только порядок наведен в хозяйстве – и все. Теперь насяду на свое начальство – пусть создают условия!
Костромин направил на поточную линию Осипова четырех дополнительных обрубщиц сучьев: по две – на каждую пилу, занятую на валке леса. Результат сказался быстро: электропильщики теперь меньше простаивали в ожидании, пока обрубщицы очистят от сучьев сваленные деревья, а Мезенцев даже с двумя комплектами чокеров, которыми снабдил трелевщиков Осипов, не успевал вывезти все заготовленные хлысты. Выработка поточной линии с шестидесяти кубометров поднялась до восьмидесяти пяти и могла бы расти еще, если бы ее не сковывала трелевка.
Первый же вышедший из ремонта трактор отдали Осипову. Мезенцев ворчал, уверяя, что новый трактор отбивает у них с Валеркой хлеб. Выработка подпрыгнула до девяноста пяти кубометров, достигла сотни и остановилась, упершись опять в обрубку сучьев.
Рабочий день электропильщиков к тому времени уже сильно уплотнился, но до предела было еще далеко, и Костромин, посоветовавшись с Осиповым, решил поставить на обрубку сучьев еще по одному человеку. Решить-то он решил, но где взять обрубщиц – не знал: свободных рабочих в леспромхозе не было.
Однако Костромин не сдавался. Вместе с учетчиком и комендантом Звездочкиным, который принял самое горячее участие в поисках людей, инженер обошел все общежития поселка, пересмотрел списки подсобных рабочих и отыскал в Сижме тихую бригаду ремонта пути. Летом бригада была занята по горло, а зимой, когда засыпанная снегом и скованная морозом дорога лежала как забетонированная, ремонтники бездействовали. За день они забивали десяток костылей и завинчивали несколько болтов – это с успехом могли сделать обходчики пути. Костромин расформировал бригаду: двух рабочих направил к Осипову, а остальных поставил на очистку пути от снежных заносов, обязав их, когда потребуется, производить также и срочный ремонт дороги.
Поточная линия Осипова стала давать сто десять – сто пятнадцать кубометров в смену. Костромин послал Любу-нормировщицу на линию провести хронометраж, так как без секундомера, невооруженным глазом, уже трудно было заметить, что мешает дальше поднимать выработку.
Это было первое задание, которое инженер давал нормировщице. Не жалея ног, Люба усердно месила снег по всей поточной линии, сопровождая с часами в руках трелевочные тракторы, терпеливо мерзла возле обрубщиц и электропильщиков, потом сломя голову мчалась в Сижму, чтобы успеть сегодня же переписать хронометражные записи.
Поздно вечером Люба, запыхавшись, вошла в кабинет инженера и вручила ему красивые голубые листки бумаги с золотым обрезом, более пригодные для любовных писем, чем для хронометража. Затаив дыхание, Люба пристально смотрела на Костромина, уверенная, что теперь-то он похвалит ее работу и обратит наконец на нее внимание. Но Костромин небрежно перелистал голубые листки и спросил только, где запись первоначальных наблюдений.
– Видите ли, при переписывании часто бывают ошибки, – пояснил он.
Люба до слез покраснела от обиды и выложила на стол смятый блокнот.
– Спасибо, можете идти, – сказал инженер и углубился в блокнот.
Нормировщица постояла еще минутку, надеясь, что Костромин заметит все-таки ее особое старание, но он ничего не заметил, а повторил только:
– Можете идти.
И Люба вышла…
Записи показали, что электропильщики все еще загружены не полностью, а тракторы иногда простаивают на пасеке, ожидая, пока обрубщицы очистят от ветвей хлысты. Это случалось тогда, когда в сижемском, почти сплошь сосновом лесу попадались вдруг ветвистые, трудоемкие для обрубщиц ели. Надо было устранить и эти небольшие простои, но ставить еще по одному человеку на обрубку сучьев не имело смысла, и Костромин решил ввести «скользящих» рабочих, которых по мере надобности можно было бы использовать на любом участке.
Хронометраж помог инженеру и в другом. До этого он не совсем ясно представлял, почему Мезенцев со вторым трактористом не вывозят сейчас больше ста двадцати кубометров, тогда как раньше Мезенцев один вывозил до восьмидесяти пяти. Теперь картина стала ясной: тракторы мешали друг другу. Составить и выдержать расписание тракторных рейсов с точностью железнодорожного графика было невозможно, и тракторы часто встречались на магистральном волоке или одновременно подходили к разделочной площадке верхнего склада, и тогда одному из них приходилось ждать, пока другой освободится от воза и очистит место.
Выход был один: строить возле первой разделочной эстакады вторую, а на магистральном волоке расчистить разъездные площадки. Когда Костромин сообщил об этом Осипову, мастер сказал, что уже распорядился насчет разъездных площадок и к завтрашнему дню приготовит их через каждые пятьдесят метров. Мысль о скользящих рабочих тоже приходила Осипову в голову, но он сомневался, найдутся ли свободные рабочие.
– Найдем! – заверил мастера Костромин. После случая с ремонтной бригадой инженер был убежден, что в Сижме еще имеются неиспользованные возможности.
Чеусов охотно согласился строить вторую эстакаду, рассчитывая блеснуть поточной линией Осипова перед трестом, а о скользящих рабочих сказал:
– Бездельников на лесосеке мне не надо!
– Но ведь мы одним ударом двух зайцев убиваем, – убеждал Костромин. – Скользящие рабочие могут быстро ликвидировать любую заминку. А если все везде благополучно и помогать некому, они будут готовить следующую пасеку.