– Нет такой единицы в штатном расписании! – крикнула Люба, глубоко презирая Софью за то, что ленинградка, видимо, никакого понятия не имеет о штатах леспромхоза. Больно уж просто у нее выходит: потребовался человек – так сразу его и нанимай.
А из какого фонда зарплату ему выдавать – ей и горюшка мало!..
– Вот в том-то и беда, что в Сижме до сих пор слишком часто оглядывались на штатное расписание и разные единицы, а живую культурную работу не разворачивали. Почему нельзя создать совет клуба? Совет разработал бы план, снял бы замок с дверей, назначал бы ежедневно ответственных дежурных. Раз в неделю каждый сможет дежурить и без штатного расписания! Комсомолу надо не только организовать производственную работу своих членов, но и руководить их учебой, досугом, развлечением…
– Правильно! – кричали с места. – Давно пора!
Миша Низовцев постучал карандашом по графину:
– Что вы конкретно предлагаете? Держитесь ближе к вопросу о конфликте.
– Я о причине всех таких конфликтов и говорю! – с достоинством сказала Софья. – А предложение мое такое: Мурашову за совершенный им проступок надо дать выговор – в воспитательных целях, чтобы другим неповадно было. Это – первое. Второе – сегодня же на собрании выбрать совет клуба и поручить ему разработать полный план всех клубных мероприятий.
Решением комсомольского собрания Мурашову было поставлено на вид. В совет клуба выбрали Софью, Любу-нормировщицу, диспетчера, Валерку и еще трех человек. Люба осталась довольна избранием, но и огорчилась тем, что ей, как рядовому члену совета клуба, придется подчиняться Софье, которая стала заместителем председателя совета.
Организационное заседание совета клуба состоялось в тот же день, после комсомольского собрания. Софья сама вызвалась вести драматический кружок и наладить порядок в библиотеке. Дома она ничего не сказала мужу о своем успехе на собрании.
Первым в драматический кружок записался Валерка.
Костромин возвращался с поточной линии мастера Осипова в Сижму. У самого поселка его внимание привлекла платформа, сошедшая с рельсов на стрелке. Грузчики с вагами в руках копошились возле платформы, пытаясь поставить ее на путь. Руководил работой незнакомый Костромину человек – невысокого роста, в длинном расстегнутом пальто.
– Раз-два – взяли! – кричал незнакомец и сам подставлял плечо под вагу.
Командовал он весело, плечом налегал, не жалея сил, и производил впечатление человека, который в течение долгого времени был оторван от живой деятельной работы и теперь спешит наверстать упущенное. «Наверно, уполномоченный, – решил инженер. – Только какой-то новой, не учтенной Чеусовым породы».
– Дежурный по станции знает, что путь занят? – спросил Костромин у бригадира грузчиков.
– Сообщили.
– А ну, подсоби, товарищ! – крикнул инженеру незнакомец.
Костромин молча взял свободную вагу, оглядел платформу и подумал вслух:
– Лучше бы сначала поднять правое колесо.
– Да вы не рассуждайте! Действовать надо, действовать! – с задором заметил незнакомец.
– Собственно, кто вы такой, что здесь распоряжаетесь? – обидчиво спросил инженер.
– Замполит Следников, – представился незнакомец и скомандовал: – А ну, ребята, все разом, дружно!
Когда платформу поставили на рельсы и вручную скатили со стрелки на запасной путь, Следников подошел к Костромину:
– Главный инженер?.. Вот и очно пришлось познакомиться! – Он протянул руку и сказал примирительно: – Можно было начать и с правого колеса, но мы начали с левого. Раз платформа поднята, значит не исключалась возможность и такого решения… Вы в контору? Пойдемте вместе.
По пути в контору замполит сообщил, что, судя по письмам сижемских друзей, он представлял инженера не таким. Раз тот только что окончил институт – значит юнец. Оказалось, что они одногодки и Костромин даже на два месяца старше Следникова.
– А я писал: «Как старший товарищ»! – посмеялся над собой замполит.
Поговорили о годах войны. Выяснилось, что танковая часть, в которой служил Костромин, и пехотная, в которой находился Следников, наступали однажды на один и тот же город, но только инженер двигался с востока, а замполит – с севера; что оба они лежали в одном и том же сибирском госпитале и даже в одном и том же году, только Костромин в начале того года, а Следников в конце; что уже после окончания войны они одновременно были в Праге и, в сущности, могли там встретиться.
– Да, интересно получается… – задумчиво сказал Следников и неожиданно остановился. – Знаете что, давайте будем на «ты»! Не исключена возможность, что работать вместе нам доведется не один год, рано или поздно все равно перейдем на «ты», – так стоит ли время терять?
Довод замполита показался инженеру убедительным, и он согласился.
– Сам-то из каких краев будешь? – полюбопытствовал Следников.
– Кировский.
– Вятские – народ хватский, семеро одного не боятся! – поддразнил замполит. – В тресте мне говорили, что ты тут развернул работу. Там только подсмеиваются над твоей любовью к хронометражу. Не исключена возможность: просто зубоскалят!
Костромин объяснил, зачем ему понадобился хронометраж.
– Ну и правильно! – сказал Следников. – Я дня за три объеду лесопункты, чтобы в курсе дела быть, а потом мы вдвоем навалимся на Романа Ивановича. Запросит он у нас пощады, не исключена возможность.
«Привязалась к тебе эта „неисключенная возможность“!» – подумал инженер. Следников ему понравился, хотя он и представлял себе замполита совсем не таким. Костромин предполагал встретить в Следникове опытного партийного работника, который будет для него старшим товарищем и наставником, способным вовремя предостеречь от ошибки и указать выход в затруднительном положении. Такой замполит направлял бы всю деятельность леспромхоза, своим непререкаемым авторитетом сломил бы упрямство Чеусова и сильно облегчил бы работу Костромина, взяв на себя всю тяжесть поисков и сомнений.
А в Следникове ничего наставнического не было. Он скорее походил на бойкого комсорга института, чем на замполита крупного леспромхоза. Ему не хватало солидности, совершенно обязательной, по мнению Костромина, для ответственных партийных работников.
Но молодой задор замполита пришелся инженеру по душе. Чувствовалось, что Следников скор в решениях, стремителен в действиях и, работая сам, без особых церемоний будет требовать работы и от других. Видимо, он никогда не устанет оделять инженера своими советами, хотя не все они будут правильные, и уж им обоим придется выбирать из этих советов верные и отбрасывать ошибочные.
«Оба мы – начинающие! – подумал инженер, глядя в подвижное загорелое лицо Следникова с темно-карими живыми глазами. – Сработаемся!.. А то и друзьями станем… Не исключена и такая возможность!»
Приятели из треста сообщили Чеусову, что управляющий собирается в ближайшие дни навестить Сижму. Директор забеспокоился.
– Как там у вас на линии Осипова – есть что показать? – спросил он Костромина. – Давайте лучше сами проверим.
Вдвоем с инженером Чеусов обошел поточную линию, одобрительно хмыкал, разглядывая чистые пасеки и благоустроенные волоки.
– Молодец, молодец! – покровительственно похвалил директор Осипова. – Хотя скользящих лодырей и зря развели – все это чистейшая теория, будто они увеличивают выработку!
Костромин уже давно заметил, что все, с чем Чеусов не был согласен, он называл «чистейшей теорией».
На разделочной площадке Осипов сказал, кивнув на большой костер, в котором горели комлевые чурки и отпиленные при раскряжевке вершины хлыстов:
– Сколько еще у нас добра зря пропадает! Нам на курсах лектор приводил слова Менделеева: топить печи дровами – это все равно что жечь деньги… А мы не только печи дровами топим, а просто так сжигаем тысячи кубометров, чтобы разделочную площадку не захламлять и не разводить в лесу гнили. – Осипов ткнул ногой в толстый ребристый чурак. – Ишь, какой боров разлегся! Привези его в город – за него сотню рублей дадут, а здесь он зря сгорит, и пользы от него: только мокрые рукавицы высушит во время перерыва… Душа болит, когда смотрю на такую картину. Внуки наши растратчиками нас назовут!.. В других леспромхозах начинают уже вывозить лес в хлыстах прямо на нижний склад. Там хоть отходы можно использовать для нужд поселка, да и разделывать на сортименты в одном месте удобней, чем в десяти: легче и контролировать, и выход деловой древесины увеличится… Роман Иванович, как у нас, в Сижме, вывозка в хлыстах не предвидится?
– Поговаривают в тресте, – хмуро сказал Чеусов. – Придет время – помучаемся еще с твоей разлюбезной хлыстовой вывозкой. Еще не раз сортиментную вывозку добрым словом помянем.
«Душа у него болит!» – мысленно передразнил директор Осипова. С детства привыкший к древесному изобилью вокруг себя, Чеусов не мог понять, как вообще можно жалеть лес, когда вон сколько его растет на Севере – на сто лет хватит с избытком. Сейчас он был твердо убежден, что Осипов притворяется, «играет в сознательность» перед начальством.
– Но и одной хлыстовой вывозки тоже мало! – продолжал ненасытный мастер. – Сколько мы на пасеке ценностей сжигаем: сучья, вершины, хвоя… На курсах нам говорили, будто конкурс объявлен на такие химические аппараты, чтобы прямо на лесосеке их установить и на месте превращать отходы в эфирные масла, брикеты и прочее. Интересно тогда будет работать: свалили дерево – и ни одна хвоинка даром не пропадет!
– Переучили тебя на курсах! – грубо сказал Чеусов. – Да если, не приведи бог, на самом деле выдумают такие установки и направят их в леспромхоз, придется нам и аппараты эти усваивать, и специалистов новых готовить – хлопот не оберешься! Теперь только за кубики ругают, а тогда будут песочить и за брикеты, и за всякие там литры-гектолитры масла этого, черт бы на нем картошку себе жарил!
Чеусов очень отчетливо представил, как где-то сидит кто-то злой и мозговитый и сутками напролет думает, чем бы еще допечь директора леспромхоза, вконец испортить ему жизнь. На миг Чеусову показалось, что все эти установки, о которых говорил Осипов, уже существуют, и трест, конечно, удружил Сижме – подсунул завышенный план на химические продукты. Директор догадывался даже, как управляющий переделает для телефонных нагоняев слово «гектолитры».