– Мальчишка!
Глава седьмая
Самолет сделал круг над Сижмой и пошел вдоль узкоколейки, невысоко над лесом.
– Дед Мороз! – сказал Чеусов. – Он всегда таким манером начинает знакомство с работой леспромхоза. Узнаю по почерку.
Четверть часа спустя самолет приземлился возле нижнего склада, на поляне. При встрече управляющий очень вежливо поздоровался со всеми руководителями леспромхоза, и Роман Иванович сразу упал духом.
– Плохой признак, – шепнул он Костромину. – Дед Мороз злость нагоняет, как машинист пар в котле. А потом откроет клапан и задаст нам перцу. Я его как облупленного знаю: двадцать лет работаем вместе.
Не успел Дед Мороз отогреться в директорском кабинете, как в Сижму на своих расписных саночках прикатил секретарь райкома. Сразу после прибытия Ивана Владимировича управляющий стал собираться в объезд леспромхоза, будто только его и ждал, и у Костромина сложилось впечатление, что они еще раньше договорились о встрече.
– Ну, Роман Иванович, показывай свои владения, – зловеще сказал Дед Мороз, облачаясь в теплую шубу.
– Посмотрим сначала поточную линию мастера Осипова, – небрежно предложил Чеусов. – Это поближе будет, да и посмотреть там есть что.
Управляющий усмехнулся:
– Нет, поточную линию мастера Осипова мы сегодня смотреть не будем.
Директор леспромхоза тревожно взглянул на Костромина и с видом «а, пропадай все пропадом!» – предложил:
– Тогда поедем на Восемнадцатый километр. Это у нас самый отстающий лесопункт.
– Нет! – весело сказал управляющий, завязывая под подбородком тесемки меховой шапки. – И на Восемнадцатый километр мы сегодня не поедем!
Чеусов пожал плечами, как бы говоря: «Сегодня, видно, никто тебе не угодит!»
– Значит, поедем на Седьмой километр?
– Нет, – веселей прежнего сказал Дед Мороз, напяливая отороченные мехом длинные рукавицы, – не поедем мы и на Седьмой километр!
Директор вытер платком вспотевший лоб и неожиданно для самого себя сел. Расстроенный вид его ясней ясного говорил: «С меня хватит, поезжайте куда хотите, хоть к черту на рога». Довольный смирением Чеусова, дерзкого только во время телефонных разговоров, когда до него было не достать, Дед Мороз торжествующе погладил бороду, не спеша прошелся по кабинету, громоздкий в своей широкой, тяжелой шубе, и сказал уже совсем весело – даже непростительно было солидному управляющему крупного лесозаготовительного треста говорить таким легкомысленным тоном:
– А поедем мы, Роман Иванович, к вашему пасынку Настырному. Почему-то считается, что управляющие должны только распекать своих подчиненных, а мне вот захотелось их по головке гладить. Что вы на это скажете?
«Мучитель! Тебе бы укротителем в зверинце работать, а не управляющим!» – подумал директор Сижемского леспромхоза, а вслух сказал:
– Вы начальство, вам и карты в руки!
Все вышли из конторы. На полдороге к станции, где уже стоял наготове мотовоз, Костромина догнал технорук Восемнадцатого километра, попросил подписать требование в склад леспромхоза. Вручая техноруку подписанный листок, Костромин сказал:
– Поздравляю! Вчера на двадцать кубометров Седьмой километр обогнали.
Технорук смущенно отвел глаза в сторону, махнул трехпалой армейской варежкой:
– Жульничество все это, Геннадий Петрович. Ведь Усатов что сделал? Перенес разработки со старой лесосеки на новую, где лес намного лучше, – отсюда и выработка поднялась. А работаем мы варварски… Новая лесосека тяготеет к другой ветке, которую только летом будем строить, и расстояние трелевки тогда сократится метров до трехсот, а сейчас трелюем аж за полкилометра. Штрафа лесхозу за безбилетную рубку нам тоже не избежать: их представитель вчера уже наведывался. Придется возвращаться и на старую лесосеку, потому что половина ее еще не вырублена. И все это для того, чтобы Усатов создал себе славу хорошего организатора!
– А вы-то с начальником лесопункта куда смотрели? – сердито спросил Костромин.
Технорук опять взмахнул армейской варежкой:
– Нажал он на нас: ведь уполномоченный… Заварил Усатов кашу, уедет – ему и горя мало, а расхлебывать нам с вами придется.
– Нет уж, расхлебывайте сами! – в сердцах сказал Костромин и пошел к мотовозу.
Всю дорогу до Медвежки Иван Владимирович стоял возле моториста и смотрел в окно, а управляющий трестом все поглядывал на Чеусова и, фальшивя, насвистывал «На диком бреге Иртыша».
На станции в Медвежке их встретил дежурный в красной фуражке.
– Фу-ты ну-ты! – удивился Иван Владимирович. – Совсем как на самой настоящей железной дороге. Ай да Настырный!
В голосе секретаря Костромин услышал и легкую насмешку, и любование. Последнего было больше, – видимо, красная фуражка понравилась не только ему, но и суровому Ивану Владимировичу.
Вместе с Настырным начальство обошло всю Медвежку, с ее поточными линиями, разделочными площадками и ремонтной мастерской. По тропкам двигались гуськом: впереди Настырный, потом Дед Мороз с секретарем райкома, а за ними Чеусов и Следников с Костроминым – шествие было внушительное.
– Кавалькада! – негромко фыркал Чеусов. – И чего тут смотреть? Работа как работа!
Костромин несколько раз замечал, как Дед Мороз с Иваном Владимировичем переглядывались и тихо переговаривались, не то радуясь достоинствам Медвежки, не то советуясь о каких-то своих делах.
На обратном пути в поселок задержались на вершине холма, с которого открывался вид далеко вокруг на окрестные леса. День был тихий, солнечный, и хотя мороз давал еще себя знать, но не было уже в нем прежней злой силы, а так – последние беззубые укусы перед весной.
Полукольцом окаймляя буровато-зеленый массив ближнего леса, на горизонте высилась гряда Кокшинского отрога, мутно синеющая в заснеженной дали. Костромин вспомнил о своей мечте: как-нибудь в свободное время на лыжах пройти к берегам горной Кокши, посмотреть на тамошний корабельный лес, о котором он так много наслышался.
– Синеет Кокша! – с вызовом сказал Иван Владимирович управляющему.
– Она у меня досинеется! – пообещал тот. – Вот дотянем до отрога сижемскую узкоколейку – и приберем Кокшу к рукам. Через два года план кокшинскими кубиками выполнять будем!
Чеусов с сомнением покачал головой, но спорить не стал.
Спускаясь с холма, Иван Владимирович спросил у Настырного:
– Я слышал, у вас тут баня знаменитая имеется?
– Есть избушка! – уклончиво ответил начальник Медвежки, почему-то на этот раз не хвастаясь баней, равной которой не было в целой области. – Если желаете, можно помыться.
– Это потом, потом, – включился в разговор Дед Мороз. – Надо еще отчетность посмотреть, да и перекусить не мешает. Идемте прямо в столовую.
Всем работникам треста было известно, что Дед Мороз, посещая участки, никогда не обедал и не ночевал у подчиненных. Он всегда останавливался в комнате для приезжающих, а питался в общей столовой. Многие одобряли эту привычку управляющего, а Чеусов считал ее признаком узости характера и все объяснял неуемной гордыней. Как бы то ни было, комнаты для приезжающих по этой причине во всех леспромхозах и лесопунктах треста содержались в образцовом порядке, и все командированные благословляли Деда Мороза за его святую привычку и жалели, что управляющие других трестов до сих пор не усвоили такой привычки, почему командируемым на их предприятия и приходилось частенько спать на канцелярских столах, жестче которых, как известно, нет ничего на белом свете…
Настырный повел гостей в столовую.
У входа, заслоняя собою дверь, стояла заведующая – маленькая, бойкая. Накрахмаленный халат воинственно топорщился на ней.
– Неудачно… Неудачно вы пришли, – сокрушенно сказала заведующая. – Обед кончился, а до ужина еще далеко, все печи потушены.
– Так уж долго печь затопить?! – обиделся Дед Мороз, не привыкший к таким встречам на других лесопунктах.
– Затопить бы недолго, да дров нет.
– Как нет дров? – опешил управляющий. – Что вы мне сказки рассказываете? Кругом леса дремучие.
Дед Мороз сердито посмотрел на Настырного, а Костромин вдруг вспомнил обещание начальника лесопункта сыграть шутку с управляющим трестом, если тот приедет в Медвежку.
Настырный, не сморгнув глазом, выдержал гневный взгляд Деда Мороза и широко развел руками:
– Всего одна лошадь на лесопункте, а нужно и горючее для электростанций подвезти, и дров целую прорву – для школы, яслей, клуба… О жилых квартирах уж и говорить не приходится.
– Старая песня! – отмахнулся Дед Мороз и сердито спросил у заведующей столовой: – Вы мне скажите прямо: будете кормить или нет?
– Имейте в виду, товарищ, – преувеличенно строго сказал Иван Владимирович, – вы разговариваете с самим управляющим трестом!
– А по мне, хоть министр! Были бы дрова, так накормила бы.
Управляющий осуждающе покачал головой и вдруг рассмеялся:
– Подстроили, черти стоеросовые! Ладно, сегодня же распоряжусь выделить Сижме еще по одной лошади на каждый лесопункт. Теперь накормите?
– Илья Семенович, – спросила бойкая заведующая Настырного, – у Чудодеича в мастерской щепки найдутся?
– Думаю, найдутся! – сказал Настырный, подмигнул заведующей, и та сразу гостеприимно распахнула перед гостями обе створки дверей.
Как только уселись за стол, Чеусов, не тратя времени попусту, подсунул управляющему чистый листок бумаги. В присутствии секретаря райкома Деду Морозу неудобно было отказаться от своих слов, и он написал распоряжение выделить Сижемскому леспромхозу трех лошадей.
Обед на столе появился очень быстро, гораздо быстрее, чем он мог бы поспеть, если бы в самом деле надо было бегать за щепками в столярную мастерскую и готовить все заново. Дед Мороз покосился на тот карман, куда Чеусов предусмотрительно спрятал его распоряжение насчет лошадей, но ничего не сказал.
В кабинете начальника лесопункта «кавалькада» разделилась. Дед Мороз вместе с Чеусовым и Настырным сели за стол и занялись проверкой отчетности, а Иван Владимирович с Костроминым и Следниковым расположились в углу на диване с высокой спинкой. Инженер счел момент подходящим и рассказал секретарю все, что узнал сегодня утром об Усатове.