Девчата. Полное собрание сочинений — страница 80 из 192

Закрывая совещание, Костромин сказал:

– Помните, что сейчас вывозка тормозит работу всего леспромхоза, и сижемцы нам не простят, если мы сведем на нет те успехи, которых они уже добились в заготовке и трелевке леса… За работу, товарищи!

Все вышли из директорского кабинета, кроме Следникова.

– Честное слово, – улыбаясь, сказал замполит, – я тобой любовался: из тебя хороший директор вышел бы. Я даже не подозревал в тебе таких талантов.

– Понемногу вхожу в роль – как-никак уже целых шестнадцать часов Романа Ивановича замещаю! – отшутился Костромин. – А в общем, самочувствие такое же, как было в армии, когда после окончания курсов младших лейтенантов меня впервые дежурным по части назначили. Хочется все сделать так, чтобы комар носу не подточил, – ведь ты сейчас в полку самый главный, – и в то же время думаешь: поскорее бы дежурство кончилось. Неужели мы до самой старости так и останемся младшими лейтенантами?

– Это уж от характера зависит, – заметил Следников. – Усатов, наверно, ни при каких случаях ниже майора себя не чувствует!

На столе зазвонил телефон. Звонок был резкий, требовательный.

– Трест вызывает, – догадался Костромин. – Начинается!

Он не ошибся: главный инженер треста требовал его к ответу. Кто-то из работников леспромхоза, скорей всего плановик-экономист, с которым у Костромина были натянутые отношения, уже успел сообщить в трест о прекращении вывозки.

– Кто вам дал право остановить вывозку? – грозно вопрошал главный инженер треста. – И еще в конце месяца… Вы ответите за это самоуправство!

Костромин рассказал о метели, о поломке снегоочистителя, о нарушенных сроках профилактического ремонта паровозов.

– …На февральском выполнении вывозки это, конечно, отразится, потому что остались считаные дни, но в марте мы наверстаем.

– Я вам наверстаю! – пригрозил главный инженер. – Немедленно приступите к вывозке, хоть по сто кубометров, но возите ежедневно, я отменяю ваше распоряжение.

– Поздно, – спокойно ответил Костромин. – Паровозы уже разобраны, на сборку уйдет почти столько же времени, сколько и на профилактику.

– Скажи ему, головотяпу, что я одобряю твое решение, – шепнул Следников.

Костромин тотчас же передал об этом главному инженеру.

– Замполит для меня не авторитет. Вот вернется из командировки управляющий, мы вас обоих под суд отдадим, – пообещал главный инженер и положил трубку.

– «Возите хоть по сто кубометров»! – передразнил Следников. – Это родной брат Чеусова. Для них обоих в работе главное – сводка, отписка перед вышестоящим начальством. А еще инженер!

Два раза в течение дня к Костромину прибегала Александра Романовна, просила зайти к отцу. Видимо, и больному директору уже успели сообщить о самоуправстве заместителя. Костромину не хотелось выслушивать упреки Чеусова, и он не пошел к нему, сказал, что занят.

Вдвоем с начальником службы тяги он осмотрел участок, отведенный под экипировочный пункт, проверил, как идет ремонт снегоочистителя.

Когда вечером Костромин пришел домой, Софья в расстегнутой шубке стояла возле люльки и смотрела на спящего сына. Шаль, которой Костромин при испытании рукоятки с тормозом, дурачась, повязывал голову, висела на спинке стула. Он так и не понял: Софья только что пришла с улицы и не успела раздеться или намеревается уходить. Незаметно для жены он пощупал шаль. Шаль была сухая и теплая – значит, одевается, собираясь идти из дому.

– Говорят, ты заварил кашу? – тревожно спросила Софья.

– Ничего особенного, обычный производственный инцидент.

Софья невесело усмехнулась и стала застегивать шубку.

– Ты никуда не уходишь? Посиди с Андрюшкой, а то сейчас неловко просить Александру Романовну, она за отцом ухаживает… А мне на репетицию надо.

Она стояла у двери, чего-то ждала.

– А что вы репетируете? – спросил Костромин, чтобы только не молчать.

Софья, почувствовав равнодушие в его голосе, сухо ответила:

– Пока секрет, – и взялась за ручку двери. – Кстати, ты знаешь, какого цвета на Марсе леса?

– Кажется, голубые… Это тебя Валерка насчет Марса просвещает?

– Он самый… Знаешь, он твердо уверен, что еще при его жизни люди доберутся до Марса и он на своем «котике» вдоволь потрелюет марсианские голубые леса!

Костромина удивило, что ему Валерка своей тайны не открыл, а с Софьей разоткровенничался, и он осудил космические поползновения сижемского трелевщика:

– Пустая мечта!

– Каждый мечтает как умеет, – сказала Софья, обиженная за Валерку, и вышла, жалея, что затеяла весь этот разговор. Напрасно она пыталась перекинуть мостик к примирению.

Андрюшка сонно зачмокал губами, сладко потянулся. Всем своим видом он, казалось, говорил: «Для меня совершенно не важно, ссорятся мой отец с матерью или нет. Раз народили меня, так заботьтесь: кормите, поите и одевайте. И чем кончится вся эта затея с вывозкой, мне тоже совершенно неинтересно. В моем положении главное – расти, и я расту. Так-то вот!»

В комнату без стука вошел Чеусов – с воспаленными глазами, заросший щетиной, в шубе поверх нижнего белья.

– Вы что, смеяться надо мной вздумали? – хриплым шепотом спросил он. – Только вчера я вам сказал: пока Чеусов в Сижме, леспромхоз при любых условиях будет возить лес. А сегодня вы останавливаете вывозку. Это… это… черт знает что такое! Не ожидал!

– Роман Иванович, – мягко сказал Костромин, – успокойтесь. Вы захворали, и нечего вам принимать все это так близко к сердцу. За работу леспромхоза сейчас отвечаю я.

– Нужна мне ваша ответственность! Вы приехали и уедете, а несмываемый позор останется на Сижме, на моей Сижме!.. Сижма – и вдруг ноль вывозки. Вы понимаете, что это такое? За все годы существования леспромхоза такого еще не было. И зачем вас сюда прислали? Вам бы экспериментировать в каком-нибудь научно-исследовательском институте, а не на производстве работать!.. Те-о-ре-тик вы!

Чеусов вышел, хлопнув дверью.

Поздно вечером на квартиру к Костромину позвонил Иван Владимирович.

– Расскажите, что там у вас стряслось с вывозкой? – усталым голосом попросил он.

Костромин вдруг почувствовал себя виноватым. Решение остановить вывозку показалось ему сейчас не таким уж абсолютно верным, а главное, неприятно было, что секретарю райкома так поздно, после целого трудового дня, приходится из-за него заниматься еще и Сижмой. Волнуясь, он сбивчиво поведал о своем решении и его причинах. Слышно было, как на другом конце провода Иван Владимирович кашлянул. Несколько томительных секунд стояла тишина. Потом секретарь кашлянул еще раз и сказал только одно слово:

– Действуйте.

3

Ремонт паровозов давно уже был закончен, а метель все мела и мела, словно в небе открылась какая-то отдушина, через которую весь снег, не выпавший в других местах, сыпался на Сижму. Чтобы не потерять для работы ни одной погожей минуты, все паровозы стояли в депо под парами. На четвертый день метель наконец утихла.

«Паровозный бог» сразу же выпустил свои отремонтированные детища из депо. Поравнявшись с конторой леспромхоза, первый паровоз дал гудок, машинисты на других паровозах подхватили, и все гудки слились в долгий, раскатистый сигнал, извещающий Сижму о новом этапе в ее жизни.

До конца первых суток успели сделать шесть рейсов. На следующий день за полные сутки работы паровозы доставили на нижний склад десять составов, на третьи сутки – девять, а на четвертые, когда вступил в строй новый экипировочный пункт, паровозы обернулись двенадцать раз. А там и пошло: двенадцать, одиннадцать, одиннадцать, тринадцать, двенадцать. Костромин достал из своей заветной папки расчеты и наметки нового расписания поездов, сделанные им в то давнее, как казалось теперь, время, когда он не видел еще, с чего начать перестройку леспромхоза. Все-таки пригодилась его дальновидность!

– Впервые в своей жизни я чертовой дюжине радуюсь! – пошутил как-то диспетчер, отмечая на графике прибытие последнего за истекшие сутки, тринадцатого состава.

– Вот полностью механизируем погрузку и разгрузку – еще больше радоваться будете, – пообещал Костромин. – Я сделал расчеты, шестнадцать пар поездов получается.

– Столько можно и сейчас дать, – загадочно сказал диспетчер и, помявшись, объяснил: – Нужно только возить с ближних поточных линий да поставить добавочную бригаду на разгрузку – и дадим шестнадцать пар, чтобы мне никогда в жизни по телефону не разговаривать. Лес на ближних складах есть, дня на два хватит… Геннадий Петрович, давайте попробуем, на всю область прогремим!.. В транспорте такая возка коротким плечом называется.

«Короткое плечо» не прельстило Костромина.

– Мне нормальная работа леспромхоза дороже всякого грома, – объявил он. – Будем возить… длинным плечом, о коротком забудьте.

Вмешался ли секретарь райкома, или Дед Мороз проявил дальновидность, или успехи Сижмы доказали правоту Костромина, но только угрозы главного инженера треста остались без последствий. Сам он больше не напоминал об этом. Костромин тоже молчал.

Мысли Костромина теперь были заняты иным: вывозка обгоняла заготовку, и запас древесины на верхних складах с каждым днем уменьшался. Но внутренние резервы Сижмы были уже исчерпаны, и нужен был приток свежих сил извне.

Когда больному Чеусову сообщили о затруднении Костромина, директор вспомнил северную пословицу:

– Замесили много теста, а подмесить нечем!

Но Роман Иванович ошибся: муки для сижемского теста нашлось вдоволь – прибыли задержанные непогодой три новых трелевочных трактора.

О новых тракторах Мезенцев узнал в конце рабочего дня.

– Ну, Валерьян, – весело сказал он помощнику, – чует мое сердце, придется тебе завтра принимать от меня машину! Я на новую пересяду, а ты – на мое место. – Мезенцев презрительно пнул ногой провисшую гусеницу. – «Котик», конечно, маленько запаршивел, но для начала и такой сойдет. По хозяину и лошадка!

В этот вечер Валерка надолго задержался во временном гараже на поточной линии. Он чистил трактор, смазывал, без нужды ходил вокруг него и похлопывал ладонью по теплому бункеру. Напоследок Валерка забрался в кабину и добрых четверть часа просидел там, размечтавшись в сумеречном гараже о предстоящей самостоятельной работе.