— А где же благодарность? — он разочарованно поднял брови.
— Спасибо — и проваливайте!
Он усмехнулся:
— Ещё увидимся, Кира Аксёнова! — и пошёл вперёд к воротам.
Я захлопнула за ним дверь и побрела вверх по лестнице. Вошла в спальню и сразу услышала постороннее дыхание.
— Кто здесь?!
— Это я, Кира. Не бойся, — Шокер вышел из тёмного угла.
— Если уж прячешься, так сиди тихо! Ты сопишь, как пьяный бульдог! Как ты сюда попал?
— Через сад. Вошёл с заднего крыльца.
— Давно?
— Достаточно давно, чтобы слышать всё, что сказал тебе Альдон.
— У тебя прорезался слух?
— Оба окна открыты, здесь и внизу, — пояснил Шокер со вздохом. — Всё прекрасно слышно, если стоять у окна.
— Зачем ты вообще вылез из убежища?!
— Чтобы проститься с братом. Я был в церкви.
— Ты с ума сошёл?! Идиот! А если бы тебя заметили?!
— Ну, не заметили же. Я затёрся к наёмникам, не светил лицом, в всё получилось.
— Там на каждом шагу были терракотовые! А если бы заметили? Как ты посмел вообще?! Йан мог вызвать себе помощь, но побоялся подвергать тебя опасности! А ты сам на рожон лезешь… Тебе наплевать, что он ради тебя… Он что, напрасно умер?!
Я набросилась на Шокера с кулаками, но он мгновенно перехватил мои руки.
— Тише. Тише, кроха. Не будем драться… Я не мог прятаться сегодня, пойми ты, наконец. Всё теперь, никого, кроме дочери, у меня не осталось. Я не мог не прийти.
В моём кармане зазвонил телефон.
— Отпусти, Шокер. Мне надо ответить.
Он выпустил меня.
— Слушаю!
— Систер, ты извини… Хотел тебя увидеть, но не получается пока. Вызвали срочно к начальству.
— Да ничего, Марек, выберешься, как сможешь, — ответила я покорно. Ну, а что толку обижаться на брата. — Ты только потом найди меня обязательно. Мне тебе кое-что рассказать надо. И показать… Ой, а показать я тебе и сейчас могу. Пошлю тебе три картинки. Подожди…
— Кирюш, у меня времени в обрез, — беспокойно сказал Марек.
— Ну, подожди пять секунд!
Удерживая вызов, я отправила ему три фотографии, сделанные в доме лорда Вайори.
— Посмотри, Марек, и скажи… Ничего не вспоминается?
— А потом никак нельзя? — вздохнул Марек. — Ну, ладно, сейчас гляну…
Он замолчал. Я стояла с трубкой у уха. Шокер терпеливо ждал, отойдя к окну.
— Кир, слушай… — сказал Марек изменившимся голосом. — Кирюш, это у тебя откуда?
— Скажи мне, что ты видишь?
— Это мама, Кирюша. Это точно наша мама… И дом. Он тогда голубой был… Мужчину не помню. Но это отец, я правильно понимаю?
— Да. Правильно.
— Я его знаю. Сегодняшнего. Не лично, но знаю, кто это… Откуда это у тебя?
— Это случилась та удача. Помнишь, ты говорил?
— Систер, я у тебя в долгу…
— Ты рехнулся, что ли, бро? Какие ещё долги?!
— Извини, Кирюша, мне пора бежать! Увидимся!
Я убрала телефон.
— Всё в порядке? — уточнил Шокер.
— Конечно, как всегда… Ты извини меня, Андрюша. Я совсем не понимаю сегодня, что делаю и говорю. Ты не только имел право, ты должен был прийти сегодня. Конечно же. Прости меня.
Он кивнул, отошёл от окна и вернулся ко мне. Озабоченно оглядел меня, качая головой, и сказал:
— Тебе надо поспать, Кира. Обязательно.
— Я попробую.
— И мне тоже не помешает. Здесь есть, куда голову преклонить?
— Ну вот там, где я тебя перевязывала, — я махнула рукой. — Там же кровать вроде есть.
— Пойду я тогда, — вздохнул Шокер. — Если что, зови.
Он ушёл быстро, не глядя на меня.
Я долго-долго лежала в ванне, три раза сливала остывшую воду и наполняла ванну снова. За шумом воды я слышала, как несколько раз открывалась и закрывалась дверь в спальню. Когда же мне надоело мокнуть, я вылезла из ванны, разлив вокруг себя море, кое-как вытерлась, натянула трусы и майку и вернулась в спальню.
На поверхности две луны. Иногда они выходят по очереди, иногда сливаются в одну. Но сейчас они висели над домом, как два чудовищных глаза, и в их свете вишнёвые цветы на потолке были настолько прекрасны, что слёзы подступили.
Я не смогла заставить себя улечься. Обойдя кровать, я села на пол, привалившись спиной к кромке матраса. Луны были настолько яркие, что смотреть больно.
Дверь снова открылась.
— Ну наконец-то, — сказал Шокер. — Ты пробыла в ванной два часа.
— Ну и что?
— Да ничего, — он вошёл и остановился по ту сторону кровати. — Почему не ложишься?
— Не могу.
— Что значит «не могу»?
— Не могу я тут спать. Вообще. Чувствую себя как в склепе.
— Ну, какой же это склеп? — рассудительно возразил Шокер. — Симпатичный дом. Спальня какая замечательная…
— Это не спальня, Шокер, — вздохнула я. — Это мемориал. Мемориал мечты Йана. Он хотел, чтобы я снова была с ним. Здесь. В этой комнате. На этой постели. Под этими вишнями…
— Да, думаю, он этого хотел. Но он включил этот дом в завещание, значит, он хотел, чтобы ты жила здесь в любом случае, с ним или без него. Я уверен, он сделал это от сердца. Не отвергай его подарок.
— Я не отвергаю. Но я не могу жить в мемориале!
Шокер промолчал, обошёл кровать, сел рядом со мной.
— Мне всё время кажется, что он сейчас войдёт… Нет, Шокер, даже не так. Я всё время жду, что он войдёт. Я хочу, чтобы он вошёл. Я хочу, чтобы он был жив… Я не понимаю, почему это случилось именно с ним. За что?..
Он попытался меня обнять, я оттолкнула его.
— Зачем ты пришёл, Шокер?
— Куда?
— В этот дом. Почему ты пришёл в церковь, я понимаю. Но зачем сюда?
— Тебе нельзя сегодня оставаться одной.
— А, так ты тут из-за меня?
Шокер кивнул.
— Зря беспокоишься. Я не одна. Тут внизу Ятис. Первоклассный вышколенный слуга, Йан постарался.
— Возможно, он хороший слуга. Но, как хороший слуга, он не станет вламываться к тебе в спальню и не заметит, что ты сидишь мокрая на полу вместо того, чтобы спать в постели. А я не слуга, я себе и не такое могу позволить… Тебе нельзя так сидеть, простудишься.
— Отвяжись!
Я понимала, что выгляжу не лучшим образом. Мало того, что в нижнем белье, так ещё и вода с мокрых волос, облепивших плечи, впиталась в майку. Я чувствовала себя неловко перед Шокером. Ему же, похоже, было наплевать, мой расхристанный вид его не трогал.
— Что мне сделать для тебя, кроха? Скажи, я сделаю.
И эти слова меня доконали. Я сразу почувствовала себя маленькой, одинокой и очень несчастной.
— Шокер, что хочешь делай. Только помоги мне. Я так больше не могу. Мне надо как-то до утра дожить, потом я справлюсь. А сейчас помоги.
— Ну тогда пойдём, что ли, из этого мемориала. Пусть тут всё остаётся, как есть. Иди ко мне, держись за меня…
Он встал, наклонился, я обхватила его за шею, и он легко поднял меня с пола. Принёс меня в комнату прислуги, положил на кровать, накрыл одеялом и сел рядом.
— Хочешь, я тебе спою? — сказал он вдруг.
Я с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться.
— Нет, не надо. Я про Пятачка уже наслушалась. Лучше станцуй!
Шокер покачал головой, сосредоточенно покусал губы и запел, негромко, низко, иногда срываясь на хрипловатый шёпот.
Это была изумительной красоты мелодия, печальная, строгая и горестная, очень похожая то ли на блюз, то ли на госпел. Видимо, Шокер вёл мелодию очень точно, потому что ни разу мой тонкий слух не был оскорблён. Я слушала, и у меня временами стыло дыхание и мурашки бежали по спине. Шокер пел на гатри. История была о девушке с холодным ледяным сердцем. Многие пытались растопить его, но лишь один юноша, чьё сердце, напротив, пылало страстной любовью, сумел это сделать. Холодное ледяное сердце растаяло, а потом и испарилось, а юноша тоже сгорел, потому что некому и нечем было пригасить его пламя.
— Ты специально выбрал такую печаль, да? Чтобы легче плакалось?
Он кивнул и коснулся пальцами моего влажного виска.
— А ещё? Ещё знаешь?
— Знаю.
— А откуда?
— Жена мне очень часто пела.
— Спой ещё, пожалуйста. Если не устал.
Он наверняка устал. Да и вообще, вряд ли ему было легче, чем мне. Но он запел что-то ещё. А потом опять и снова. И это что-то всё было о любви и смерти, о смерти и любви. Как ни крути, а выходило, что любовь — это такая засада, что, раз вляпавшись, выжить нет никаких шансов.
Каждая мелодия душу просто узлом завязывала. А голос Шокера хотелось слушать бесконечно. Я так и уснула, свернувшись калачиком под одеялом и чувствуя обнимающую меня руку. И сквозь сон мне казалось, что он продолжает петь.
Проснувшись, я обнаружила, что уже почти полдень, а Шокера рядом нет. И в комнате нет. Вскочив, сбегав в спальню за одеждой, а потом осмотрев в доме каждый закоулок, я убедилась, что его нет нигде.
— Ятис, где… — я ворвалась в кухню с вопросом, но даже не сообразила, как спросить. Видел ли слуга, что в доме на ночь оставался кто-то ещё? Знал ли он в лицо младшего лорда?
— Да, госпожа?
— Когда ушёл… мой гость?
— Который? — невозмутимо уточнил Ятис. — Терракотовый? Или Андрей Клайар?
— Когда ушёл терракотовый, я, слава Богу, помню.
— Нет, прошу прощения, не помните, — возразил Ятис. — Я не про того офицера, который вчера пил здесь кофе. Я про другого.
— Какого другого? — испугалась я.
— Очень рано, часов в шесть, в дверь позвонил терракотовый в офицерском мундире. Спросил, можно ли вас видеть. Я ответил, что госпожа провела бессонную ночь и уснула только недавно. Тогда он уточнил, всё ли в порядке в доме, как себя чувствует госпожа, не было ли видно вокруг подозрительных посторонних личностей. Я хотел было сказать, что, кроме него, других подозрительных не видел, но не стал. Он пожелал всего доброго и ушёл.
Похоже, командор позаботился о самой лучшей прислуге для меня.
— Ты молодец, Ятис. Видимо, Альдон приставил кого-то для слежки… А Андрей?
— Он ушёл ещё раньше… — слуга стрельнул глазами в мою сторону и осторожно уточнил. — Как петь закончил, так сразу ушёл. Велел получше о вас заботиться… Завтрак будет через пять минут, госпожа. Куда прикажете подать?