— Ты еще не встала? Загулялась вчера допоздна со своим божественным Расселом, так?
— Не так, — бубню я.
— Что? У тебя, что, папа рядом? — спрашивает Магда.
На самом деле папа пошел в бассейн с Моголем. Слава богу.
Я бормочу что-то еще более невнятно.
— Я тебя не слышу! Вот что, отвечай только «да» или «нет», если там папочка подставил ухо. Хорошо провела время с Расселом?
— Нет.
— Ой, ты плохо провела время с Расселом?
— Нет.
— Ну, выбери что-нибудь одно!
— Слушай, Магз, я не могу сейчас об этом говорить.
— Тогда встретимся сегодня после обеда, ладно? И Надин?
— Мне нельзя выходить из дома. Папа запретил. — И я бросаю трубку.
— Папа позволил бы тебе погулять с Магдой и Надин, — говорит Анна.
— Мне все равно не хочется, — говорю я и плетусь обратно к себе, вверх по лестнице.
— Примешь ванну? — спрашивает Анна.
Мне не хочется принимать ванну. Не хочется одеваться. Не хочется завтракать. Никогда больше не хочется соприкасаться с внешним миром.
Не хочется даже разговаривать с Анной.
Я снова залезаю в разрытую постель, сворачиваюсь в комочек, подтянув колени к подбородку. Жалко, у меня больше нет старого любимого синего слоника. Мне хочется снова стать маленькой. Снова думать, что мальчишки — просто глупые неряхи, которые выковыривают козявки из носа и едят их, и отрывают руки куклам Барби. Хочется, чтобы Моголя не было на свете и папа не встретился с Анной. Хочу, чтобы мама была жива.
В горле у меня щиплет, глаза жжет, и я начинаю плакать, потому что мне вдруг так не хватает мамы, хотя она умерла очень давно. Я целую вечность плачу под одеялом. Когда наконец выползаю к ланчу, глаза у меня распухли и болят. Я спускаюсь вниз, беру себе сандвич с беконом. Видимо, Анна что-то сказала папе и Моголю. Они смотрят на меня, но Анна бросает на них грозный взгляд, и они тут же принимаются болтать о плавании. Моголь так бурно демонстрирует свой вариант плавания вольным стилем, что корка от сандвича вылетает у него из руки и чуть не выбивает мне глаз. Папа велит ему успокоиться. Моголь расходится еще пуще. Папа начинает сердиться. Анна вмешивается и принимается их уговаривать. Все это проходит мимо меня. Как будто подобные вещи еще могут меня волновать! Как будто меня еще что-то на свете может взволновать! Вряд ли у меня когда-нибудь будет своя семья. Очевидно, ни один мальчик не захочет встречаться со мной, не говоря уже о более серьезных отношениях. Мой первый мальчик, Дэн, был полный придурок, и то охладел ко мне. А Рассел даже не соизволил явиться на наше первое свидание. Я буду всю жизнь одна, нелюбимая, никому не нужная…
Слезинка сбегает у меня по щеке.
— Ах, Элли, — не выдерживает папа, — не могу видеть тебя такой несчастной. Слушай, я жалею о том, что не позволил тебе вчера встретиться с тем парнем.
Я оглядываюсь на Анну. Анна чуть заметно приподнимает бровь. Я решаю, что безопаснее промолчать.
— Элли плачет, — говорит Моголь. Совершенно ненужное замечание.
— Доедай сандвич, Моголь, и не приставай к Элли, — говорит Анна.
Чувствую, я перестарался, разыгрывая сурового отца, — говорит папа. — Пойми, Элли, все это только из-за того, что я беспокоюсь о тебе.
Да никому до меня и дела нет. Не волнуйся, папа, Рассел не строит на мой счет коварных планов. Рассел и близко ко мне подходить не хочет.
Ничего этого я не произношу вслух. Просто молча шмыгаю носом.
— Анна говорит, ты сказала Магде, что я не разрешу тебе встретиться с ней сегодня. Элли, я совсем не это имел в виду.
Господи, конечно, ты можешь пойти погулять с подружками.
Я пожимаю плечами и скрываюсь в своей комнате.
Но Магда и Надин так легко не сдаются. Через десять минут раздается стук в дверь. Магда. И Надин. Папа открывает дверь, и они мгновенно берут его в оборот.
— Ах, мистер Аллард! Знаете, мы пришли, чтобы поговорить с вами, — доносится до меня голос Магды.
— Мы знаем, что вы сердитесь на Элли. Простите, что я не рассказала вам сразу, что происходит. Все это отчасти моя вина, — говорит Надин.
Они щебечут, кокетничают и напирают. Папа явно наслаждается ситуацией и как следует растягивает удовольствие. Наконец он делает вид, что сдается.
— Ну что ж, девочки, не хочется портить вам выходной. Так и быть, уговорили. Я разрешаю Элли пойти погулять с вами.
Они что-то благодарно пищат и бросаются вверх по лестнице. Магда грохочет «платформами», Надин бежит вприпрыжку в спортивных туфлях. Они врываются в мою комнату, словно двое рыцарей в сверкающих доспехах, которые только что спасли прекрасную принцессу. Но я-то чувствую себя скорее безобразным чудовищем.
Они хвастаются своей мнимой победой, и я добросовестно благодарю их за помощь.
— Только мне на самом деле что-то не хочется никуда идти, — слабо отбиваюсь я.
Я притворяюсь, будто это из-за того, что у меня критические дни. Они мне не верят, точно так же, как и миссис Хендерсон. Они пристально разглядывают мои опухшие глаза и лицо в красных пятнах.
— Брось, Элли, — говорит Магда. — Расскажи нам про Рассела. О Господи, он что, не пришел?
— Угадала, — отвечаю я и снова начинаю хлюпать носом.
— Ох, Элли, какая подлая, мерзкая гнусность! Долго ты его ждала? — спрашивает Надин.
— Целый час! — отвечаю я со стоном.
Я рассказываю им все. Магда обнимает меня за шею, Надин — за талию, и обе они сочувственно гладят меня. Надин говорит, что ей сразу показалось, что глаза у него слишком близко посажены и вообще ненадежный вид, это должно было послужить нам предостережением. Но, мол, не ей говорить, стоит только вспомнить, как у нее получилось с Лайамом. Магда говорит, что он вообще сопляк для своих лет, только выпендривается, но не ей, мол, говорить, ведь она встречалась с Грегом, а он в своем развитии продвинулся не дальше, чем Дэн-Дуремар.
Мне становится чуточку легче. Надин приносит из ванной смоченное водой полотенце и прикладывает мне к глазам. Магда вытаскивает свою косметичку, подводит мне глаза темно-серыми тенями и подкрашивает черным карандашом, и вот уже у меня новые глаза и старые подруги, и я чувствую себя гораздо лучше.
— Пойдем теперь гулять? — спрашивает Магда.
Надин достает из шкафа мой жакет, и мы отправляемся гулять втроем. Я уже сама не понимаю, с чего я так убивалась из-за Рассела. Мальчики — это, конечно, хорошо, но куда им до верных подружек, которые всегда с тобой!
Мы идем через весь город в торговый центр «Флауэрфилдс», и мне даже удается пошутить насчет того, что там до сих пор стоит и ждет грустный маленький призрак Элли. Мы бродим по магазинам одежды, примеряем все подряд и хохочем во все горло.
— Видишь! Я так и знала, что ты развеселишься, если пойдешь с нами, — говорит Магда. — Забудь про Рассела, не думай вообще о мальчишках. Они этого не стоят.
Ровно в этот момент ее взгляд неотрывно следует за тремя мальчишками в тесных джинсах, которые болтаются у входа в магазин «MNV». Мальчишки заходят внутрь.
— Я все думаю, не купить ли новый альбом — сборник «Лучшие песни о любви», — говорит Магда. — Может, зайдем, я послушаю еще раз?
Надин перехватывает мой взгляд, и мы обе хихикаем.
Мы не спеша входим в магазин, и Магда глазеет на мальчишек, а мы с Надин тем временем перебираем любимые — на сегодняшний день — диски и играем в игру «Если бы у меня была при себе сотня фунтов». Одно из первых мест в наших списках занимает Клоди Коулмен.
— Ой, смотри! — Надин показывает афишу Клоди Коулмен над прилавком. — Она в будущем месяце выступает в Альберт-Холле!
— Ой, клево, пойдем! — Магда даже отвлеклась от парней. — Так здорово было бы увидеть ее живьем, правда?
— Ну, билеты, наверное, очень дорогие, — говорю я осторожно, жалея о том, что у меня вечно не хватает денег. — Но, может, Анна мне подкинет немножко.
— Знаешь, я тебе могу добавить, если нужно — и тебе тоже, Надин, — говорит Магда. — Мы втроем просто обязаны поехать посмотреть Клоди, правда же? — Она быстро записывает телефон заказа билетов. — Я попрошу папу заказать их на свою кредитную карточку — сразу, как только вернусь домой, о'кей?
Мы по очереди подпеваем Клоди, прослушивая ее диск. Особенно одну песню я могу слушать бесконечно. Клоди поет близко-близко, негромко, с придыханием, как будто шепчет мне на ухо:
Ты о нем не вспоминай,
Он тебе совсем не нужен.
Ты себя не потеряй.
Без него гораздо лучше!
Я повторяю эти строки, пока не заучиваю наизусть, и мы распеваем их, гуляя по «Флауэрфилдсу». В автобусе мы поем то же самое дуэтом с Надин. Она купила альбом — вот ведь везучая! Но она обещала переписать его мне на кассету. Потом я напеваю соло по дороге от остановки домой.
Кому он вообще нужен, этот Рассел? Кто станет думать о Расселе?
«Без него гораздо лучше!»
— Элли, угадай, кто приходил к нам сегодня?
Я таращу глаза и молча жду.
— Угадай, — говорит папа.
— Не знаю, — пожимаю я плечами.
— Некий молодой человек.
Мое сердце делает перебой.
— Какой еще молодой человек?
— Довольно лохматый. Весьма высокого мнения о себе самом. С пижонским альбомом для эскизов под мышкой.
— Рассел!
— Он самый.
— Но откуда он узнал, где я живу?
— А, вот и я о том же спросил. Ответ был весьма впечатляющий. Он приблизительно знал, в каком районе находится твой дом, и обошел несколько улиц, расспрашивая всех подряд о юной леди по имени Элли; в конце концов кто-то узнал тебя по описанию и направил его к нам.
— Господи! Папа, ты не шутишь? Рассел правда приходил?
— Поистине, правда. Он очень волновался по поводу вчерашнего вечера. Папа Рассела устроил ему веселую жизнь из-за того, что он поздно вернулся домой в четверг. По-видимому, он не соизволил предупредить отца, что собирается идти гулять после школы, и когда явился домой в полночь, папочка рассвирепел и вчера весь день не выпускал сынка из дому, хотя юный Рассел просил и умолял, и плакал, и рыдал. Поэтому Рассел не смог встретиться с тобой в назначенном месте, да оно и к лучшему, ведь и ты сидела под замком по распоряжению своего собственного, не менее возмущенного родителя. Да?