Вчера вечером наша встреча с Расселом прошла не слишком удачно. У меня было мерзкое настроение, а ему приспичило идти в кино на очередной фантастический триллер, в котором полуголые мужчины в шлемах укладывают противников одной левой. В фильме практически не было женских персонажей – только несколько глупых девиц в ночных рубашках, сквозь которые все видно, да злая старуха, которая в конце свалилась в кишащую змеями яму и погибла. По-моему, зрелище было жутким, но Рассел буквально упивался картиной. Его раздражало, что я стонала, вздыхала и ерзала в кресле. Когда сеанс закончился, он прочитал мне целую лекцию про комикс, который лег в основу фильма.
– Элли, тебе это следует знать, раз ты собираешься стать иллюстратором. Комиксы для взрослых – самое модное направление. Никому не нужны книжки с картинками про девочек-мышек.
Я жутко обиделась – и за маму, и за себя – и ушла, даже не поцеловав его на прощание. Правда, и ему не больно хотелось со мной целоваться. Губы у меня потрескались, нос покраснел и из него постоянно текло – все это могло отбить желание у самого пылкого бойфренда. Даже у такого, как Рассел.
Не понимаю я этих парней. То он смотрит сверху вниз, по всякому поводу читает лекции и ждет похвалы. А то смотрит снизу вверх и восхищается точно лучшей девочкой на свете, и все это только потому, что у тебя спереди торчат груди – придаток, которым обладает половина мирового населения.
Хотелось бы, чтобы он стал мне настоящим другом, как Магда или Надин, хотя в последнее время Надин ведет себя совсем не по-дружески. Она всегда отличалась эмоциональной неустойчивостью, с самого детства. Слава богу, хоть у Магды легкий характер и с ней весело. Она слишком зациклена на парнях, косметике и шмотках, но в общем и целом о такой подруге можно только мечтать.
Вчера она притащила мне кусок сырного торта с лаймом, фирменного блюда своей мамы. Я слабо протестовала, говорила, что в нем миллион калорий.
– Элли, это лайм. Сплошной витамин С. Очень полезно при простуде. Этот торт лечебный, так что наплюй на калории.
Так я и поступила. Должна признаться, что с набитым тортом желудком я почувствовала себя куда лучше. Мама Магды блестящий кулинар. Анна тоже прилично готовит, но последние пару месяцев она нас не баловала домашней пищей, только разогревала готовые блюда в микроволновке. Да и откуда у нее время на готовку, когда она занята выше головы. Мама Магды – другое дело. Их семья держит ресторан. Приготовление еды – ее профессия, так что здесь нет никакого противоречия.
А вот у папы с Анной их предостаточно. Слышу, как они переругиваютя на кухне за завтраком, а Цыпа вопит дурным голосом.
Не буду вставать. Сил нет. Я больна. Больна очень, очень, очень тяжело.
Натягиваю на голову пуховое одеяло и, хрипло дыша, сворачиваюсь калачиком в своей темной берлоге. Дремлю, когда вдруг раздается стук в дверь. Выглядываю из-под одеяла. Это Анна с подносом – на нем апельсиновый сок, кофе, круассан и небольшая гроздь винограда.
– Для инвалида, – говорит Анна.
– Ты чудо, – хриплю я, сажусь на кровати и протираю глаза. И вдруг замечаю на подносе письмо.
– От кого бы это могло быть?
– Почерк не Рассела?
– Нет, у него больше завитушек.
Вскрываю конверт. Разворачиваю листок бумаги. Нахожу очки. Читаю. Дохожу до последней строчки и покрываюсь мурашками.
Мне написала сама Никола Шарп, замечательная художница, придумавшая книжки про забавных фей. Когда-то у меня была полная подборка комиксов из серии «Радуга». В четыре года я обожала фею Ультрафиолет и мне хотелось, чтобы вся моя одежда была фиолетовой, вплоть до носков и трусиков.
«Дорогая Элеонора Аллард!
Я член жюри конкурса детских комиксов. Сразу предупреждаю, что ты не победила – у нас еще даже не было итогового заседания. И боюсь, ты не попадешь в список допущенных к конкурсу, поскольку твой рисунок пришел без анкеты и через неделю после того, как истек крайний срок подачи. Лично я считаю, что это не имеет значения, но спонсоры нашего конкурса очень щепетильно относятся к такого рода вещам и настаивают на том, чтобы твой рисунок (как и работы прочих опоздавших) не был допущен к рассмотрению.
При иных обстоятельствах я бы подумала, что это безобразие, и забыла бы всю историю на следующий день, но дело в том, что ты и твоя мышка Мертл не выходите у меня из головы. Я вижу множество детских и юношеских работ, и некоторые из них можно признать удачными, но скажу тебе честно: твоя Мертл – очень оригинальная. Я бы гордилась, если бы выдумала ее сама.
Ты просто создана для работы иллюстратором.
С наилучшими пожеланиями
Никола Шарп»
Я так громко взвизгиваю, что поднос в руках Анны вздрагивает и из чашки выплескивается кофе.
– Элли, дорогая, что стряслось?
– Ах, Анна! – только и могу вымолвить я, заливаясь слезами.
В комнату вбегают папа и Цыпа.
– Что случилось? Ты ошпарилась? – кричит папа.
Анна ставит поднос на стол. Пробегает глазами письмо и бросается меня обнимать:
– Умница! Только взгляните, что Никола Шарп написала о нашей Элли! – она сует письмо папе.
– Никола Шарп! Тетя, которая придумала Фею красной малины, ну ту, у которой изо рта вылетает малина, – для большей наглядности Цыпа показывает, как она это делает.
Папа засыпает меня вопросами, Анна смеется, я плачу, Цыпа раздувает щеки. Все сгрудились в моей тесной комнатенке, будто мы снова нормальная счастливая семья, четверка Аллардов, – но тут папа все портит. Он читает письмо и покачивает головой.
– Неплохо, Элли, – уныло произносит он.
– Неплохо? Это все, что ты можешь сказать? – удивляется Анна. – Невероятно! Никола Шарп выбрала работы Элли из сотен, если не тысяч, рисунков! Разве это не чудо? Только вообрази себе – она написала, что хотела бы сама выдумать мышку Мертл!
– Но Мертл не имеет отношения к Элли, – говорит папа. – Ее придумала Роз.
В комнате повисает тишина. Папа редко говорит о маме и еще реже называет ее по имени. «Роз» он произносит с нежностью и грустью. Анна вздрагивает.
Я пристально смотрю на папу. Такое чувство, будто он разрушил все мое счастье. Опять наваливается гриппозное состояние. Все тело ломит.
– Элли ничего не срисовывала, ты это прекрасно знаешь! – резко бросает Анна.
Папа пробегает глазами письмо Николы Шарп и останавливается на последней строчке. Зачитывает всего одно слово – «оригинальная».
Довольно. Знаю, что папа прав… в каком-то смысле.
Но Анна считает иначе и упорно стоит на своем:
– Понимаю, мои дурацкие свитера тебе как кость в горле, но меня поражает другое: ты настолько мелок, что неспособен даже порадоваться таланту собственной дочери.
Папа вздыхает. Анна вне себя от ярости – тяжело дышит, лицо раскраснелось. Цыпа пугается и хватает меня за руку. Я крепко сжимаю маленькую ладошку, мне необходима его поддержка.
Все коту под хвост. Папа прав. Это не я придумала Мертл. Хотя мне казалось обратное.
Надо с кем-нибудь об этом поговорить. Я звоню Магде. Правда, не сразу, потому что Магда по выходным любит утром поспать. На самом деле, она вообще любит поспать, но в будни мама вытягивает ее из-под одеяла, чтобы она не опоздала в школу. Я жду до полудня в надежде застать Магду в состоянии боевой готовности.
Но, оказывается, я слишком долго ждала. Магда уже ускакала.
– Скорее всего, она у Надин, – говорит мама Магды.
– Понятно. Спасибо.
– Почему бы тебе, дорогая, тоже не пойти к Надин?
Почему? Да потому, что меня туда не звали. Почему они мне не сказали, что встречаются в субботу утром? Мы всегда и везде были вместе. А теперь «вместе» касается только их двоих. Магда и Надин образовали союз у меня за спиной.
Конечно, можно явиться к Надин без приглашения… Но что, если они будут переглядываться, перешептываться и вести себя так, будто я непрошеный гость?
Я этого не переживу. Все происходит слишком стремительно. Кажется, они больше не считают меня своей.
Ну и бог с ними. Я знаю, кому нужна по-настоящему. Кто любит меня больше всех, вместе взятых.
Я дотрагиваюсь до кольца и звоню Расселу.
12Девчонки плачут, когда их бойфренды оказываются предателями
Наш поход на вечеринку оказался большой ошибкой. Начнем с того, что я терпеть не могу Большого Мака, высокого плечистого увальня с громогласным голосом и вульгарными манерами. А еще – он чересчур много о себе понимает и обожает прихвастнуть. Впрочем, если говорить о материальной стороне жизни, ему есть чем похвалиться. Он живет в огромном четырехэтажном доме в георгианском стиле, более напоминающем мини-дворец. Обстановка – отдельная песня. Кажется, будто ты попал на страницы журнала «Интерьеры».
Мама и папа Большого Мака испаряются в самом начале вечера. Хорошо бы никто не додумался гасить сигареты о китайский фарфор и никого бы не стошнило на турецкий ковер. С учетом количества спиртного такое вполне вероятно. Я ожидала увидеть фруктовый пунш и несколько банок лагера, но кругом стояли батареи водки, и мальчишки заливали себе внутрь прозрачную жидкость, точно это была вода «Перрье». В гостиной собрались в основном парни. Среди них затесалась пара сильно накрашенных малявок, они неуклюже вышагивали на высоченных каблуках. Смой с них косметику – и увидишь, что они еще не окончили начальную школу. Очевидно, это были чьи-то младшие сестры, намеренные не пропустить вечеринку. Немногочисленные девчонки моего возраста подразделяются на две категории – страшилы в крошечных топах с вдетыми в пупки кольцами, которые заливали в себя спиртное с еще большим апломбом, чем парни, и печальные создания в вечерних туалетах, словно сошедшие с картин 1950-х.
Зря я позвала сюда Магду и Надин. Наверняка они на меня станут сердиться. Ну и пусть. Я тоже на них зла – нечего встречаться без меня.
А еще я зла на Рассела. Сижу с ним рядышком в кресле, он демонстративно обнимает меня за плечи, точно напоказ одноклассникам. Подружка. Что-то незаметно, чтобы он мною гордился. А я ведь готовилась к вечеринке самым тщательным образом. Выбирала, примеряла, а потом отвергла три четверти своего гардероба. Даже залезла в шкаф к Анне и примерила ее малиновое бархатное платье. На Анне оно болтается, а меня ужасно обтягивает. И выглядит чересчур парадно.