– Не спорю, Яна человек настроения, – Кудряшову было нечем крыть. Он и сам не раз страдал от приступов гнева Яблонской. – Но ты же с этим смирилась. Наверно, ты поняла, что у Янки все это не со зла. Ты могла сто раз найти себе другого начальника, но почему-то не сделала этого…
– Да, могла бы! Меня, между прочим, звали в «Помело». И Карачарова очень жалела, когда я ушла вслед за Яблонской. Но я решила не распыляться. Раз я с Яблонской, значит, с ней. Тем более, она пошла на повышение.
– Как у тебя все рассчитано! Не думал, что ты такая уж карьеристка, – и Кудряшов натянуто рассмеялся.
– Ну да, у меня есть некоторые цели. И во имя их я решила некоторое время потерпеть ее выходки. Но сейчас, когда Яблонская упала, и ей уже не подняться, зачем мне изображать преданность? Я не любила ее никогда, а сейчас она еще и перестала быть мне полезной. Она для меня никто. Пройденный этап.
– Как-то слишком цинично.
– Как есть, Олег, – и Алина отхлебнула растаявшее мороженое прямо через край креманки.Наступила пятница 26 декабря – долгожданный день корпоратива. Даже сегодня в «Девиантных» было работы не меньше, чем всегда. И все же кое-кто изыскал возможность уже часа в три начать приятные хлопоты. На кухне Анна Петровна резала сыр и колбасу, а Анжелика Серафимовна – снежинки. Крикуненко по поводу праздника принарядилась в голубую блузку с пышными оборками на груди, на голове при каждом суетливом движении ее владелицы подрагивал пышный кок. Само собой, в ушах покачивались самоцветы – на этот раз, бирюза. На кухне уже тусовался фотокор Димка Филатов – дамы припахали его мыть фрукты и резать хлеб.
– Все хлопочете, хозяюшки? – на кухню заглянул Череп. – А не принять ли нам по пять капель для повышения настроения?
– Ну, как это – без всех, – занудила правильная Анна Петровна. Анжелика же Серафимовна глянула на Черепа так, что он сразу понял: она не против, но прямо ни за что этого не скажет.
Черемшанов достал бутылку водки, но Крикуненко замахала ручками:
– Петр Данилыч, я вас умоляю! В такой день – и столь неблагородный напиток?
– Для вас, Анжелочка, у меня в заначке есть чуть-чуть коньячку.
Чуть-чуть оказалось 250-граммовой фляжкой.
Анжелика пила манерно, долго катала кружку (бокалов не было) в ладонях, дабы согреть напиток. Потом сделала глоток и замерла, вознеся глаза горе.
– Ну что, клопами пахнет? – простодушно заметил Филатов. Они с Черепом только что опрокинули грамм по 70.
– Что бы ты понимал, сопляк! – прыснул Черемшанов. – Анжелика Серафимовна большой знаток вина. Она способна ощутить такие оттенки, которые ты, чурбан, не распознаешь ни при каких обстоятельствах.
– Проверьте меня, Петр Данилыч, – сделав еще глоток коньяка и прикрыв глаза, протянула Крикуненко. – Аромат чернослива, нагретого южным солнцем? Присутствуют сафьяновые ноты?
– Откуда ж мне знать, Анжелочка? – таких понтов не мог вынести даже Череп.
– Петр Данилыч, да читайте вы этикетку-то!
А в это время Корикова – как всегда, с минимумом макияжа, в джинсах и черной водолазке – сосредоточенно работала на компьютере. На ее лице читалась некоторая досада – ей бы тоже хотелось скорее переодеться в принесенную из дома розовую кофточку, подвести глаза и пойти что-нибудь резать на кухню, веселясь и хихикая с коллегами. Когда через полчаса Алина поставила последнюю точку, то ощутила резкое недовольство собой. Статья была вымучена. Если бы не цейтнот – она бы написала ее гораздо лучше. Так она думала.
А Ростунов и Филатов уже сдвигали в корреспондентской столы, Серега настраивал музыкальный центр, а Анжелика Серафимовна ляпала снежинки – признаться, вырезанные отнюдь не филигранно и кое-где заляпанные жирными пальцами – на все доступные поверхности.
– Ну как всегда, все в сборе, лишь один Олег Викторович всех задерживает, – по обыкновению затеял конттреволюцию Череп. – Пойду что ли, потороплю его. Оле-е-г! – и Черемшанов зашагал к кабинету главного редактора.
Кудряшов сосредоточенно всматривался в монитор, и по его лицу было видно, что он недоволен. Напротив сидела Корикова – тоже нахохленная. Она только-только собралась наводить марафет, как Олег вызвал ее к себе: к сданному тексту было много вопросов.
– Алин, что значит: «Виктора окружила толпа поклонников самых разных полов и возрастов?» – устало спросил он, не отрывая взгляд от монитора.
– Что непонятного, Олег? Среди поклонников были мужчины и женщины, старые и молодые, подростки и малышня…
– Ты правда не чувствуешь, что фраза корявая? Или притворяешься?
– Да все наскоро, Олег, постоянно спешка какая-то. Нет времени перечитать, что написала. Все скорей, скорей…
– Такие вещи должны быть доведены до автоматизма. Если ты работаешь с языком, чувствуешь его, ты даже в самой большой запарке не напишешь такого. Теперь-то я хорошо понимаю… – и резко остановился.
– Что хорошо понимаешь? – взвилась Алина. – Яблонскую?
Олег молча стучал по клавиатуре, энергично редактируя.
– Я спрашиваю, Олег Викторович, что ты хорошо понимаешь? Яблонскую?
– Да, Яблонскую! Если уж у меня не хватает терпения все это читать. Алин, ты же способная девушка. Любой эксклюзив раскопаешь, комментарии из-под земли достанешь… Но твой русский язык! Так нельзя, Алин. Нельзя писать «скурпулезный». Нет такого понятия «колония поселений».
– Это описки! Не надо придираться!
– Я тебе скажу совершенно точно: если ты не будешь работать над своим языком, ты не сделаешь карьеры. Я так понял, что твои планы именно таковы? Но при всех твоих достоинствах – ответственности, работоспособности – я бы не взял тебя в замы. Ну не взял бы! Как бы я мог тебе доверить чей-то текст, если с твоим приходится столько ковыряться?
В этот момент в кабинет вошел Черемшанов.
– Олег Викторович, ну сколько еще ждать? Народ для разврата собрался! Алиночка, звезда моих очей, почему такая грустная? А я вам тут кое-что принес, – и он достал из кармана пиджака остатки коньяка. – Для настроения, а? Пять капель?
Олег молча протянул ему свой граненый стаканчик, а Алине предложил гостевую кофейную чашечку.
– Нет, – обиженно ответила она. – Мне еще над текстом работать.
– Ладно, все, какая сейчас работа. Доделаешь завтра. Еще раз обдумаешь все, перечитаешь, – и Кудряшов закрыл файл.
– Я могу идти? – поднялась Корикова.
– Ты куда, красавица? – не унимался Череп. – Обижаешь, не хочешь уважить старика.
– Петр Данилыч, простите, но мне еще нужно успеть привести себя в порядок. Все уже такие нарядные и беззаботные, лишь одна я как чума… Знаете, хочется иногда вспомнить, что ты женщина. А то постоянно этот конвейер: одно закончила – тут же другое, никакого продыха.
– Иди, Алин, и не обижайся на меня, – и Кудряшов опрокинул свою стопку.
Череп проводил Корикову долгим взглядом, и, когда она скрылась, заговорщически обратился к Олегу:
– Что, хороша? Вот тут я тебя, Викторыч, очень хорошо понимаю…
– Ты все время что-то не то понимаешь, Петр Данилыч.
– Жениться не советую, – продолжал гнуть свою линию Череп. – Разведенка, да еще с ребенком… Незачем, полно свободных баб и помоложе. Выберешь. Да-да, а что ты так на меня посмотрел? Ну, при мне-то ты можешь не корчить из себя джентльмена. Ты и сам в глубине души понимаешь, что после 25-ти баба – это уже устаревший экземпляр.
– Да ты, я гляжу, педофил, – мрачно пошутил Кудряшов. Он не любил откровенничать на личные темы.
– Но для всего прочего Алиночка, бесспорно, хороша, – продолжал Череп. – Бери, не пожалеешь. Готов спорить, что долго уговаривать не придется. А прощелкаешь клювом – Вопилов подхватит или Стражнецкий. У них не заржавеет, – и Череп захихикал.
В корреспондентской уже гремела музыка, на стенах мигали гирлянды, а на стол водружались последние из блюд. Появилась Корикова – с тронутого легким макияжем лица сошло выражение сосредоточенности, розовая кофточка подчеркнула женственные формы, а узкие джинсы – стройные бедра. Олег поймал себя на том, что посмотрел на Алину чуть дольше, чем обычно. Она мило улыбнулась, как будто четверть часа назад у них не было неприятного разговора. Корикова умела брать себя в руки.
Тут в коридоре раздались веселые голоса, и в редакцию ввалились Стражнецкий, Вопилов и Кузьмин – похоже, уже чуть подшофе. Алина сразу не сориентировалась, на кого смотреть: высокий шатен Костик и высокий же смуглый Влад оба были просто загляденье. А вот Кузьмин ее не впечатлил: Антону только-только исполнилось 22 года, он был невысок, а для Кориковой это был «не формат».
– Ну, все в сборе? – Вопилов сразу же повел себя, как главный. – Предлагаю хлопнуть по стакашку шампусика и открыть банкет, – и он потянулся за бутылкой водки.
Застучали вилки, кружки, засновали руки, на клеенчатую скатерть шмякнулись первые ляпушки салатов. Потянувшись за селедкой под шубой, Олег столкнулся с рукой Кориковой. Алина рассмеялась. Олег же смутился, наскоро пробубнил какой-то невыразительный тост, и передал бразды правления Вопилову.
– Давайте выпьем за наш фантастический коллектив! – провозгласил Влад.
– Наш? – ворчливо шепнула Крикуненко Черепу. – Вот оно, молодое поколение – и жить торопится, и чувствовать спешит…
– Анжелочка, вы знаете, как я уважаю нашего Олега Викторовича. Но, между нами говоря, именно этого человека, – Черемшанов указал глазами на Вопилова, – я хотел бы видеть главным редактором «Девиантных». Это полководец! За ним любой пойдет на край света! А наш Олежек-то, вы и сами понимаете, тютя.
– Для вас, Петр Данилыч, любой воспитанный человек будет тютей, – насмешливо бросила ему Корикова.
– А мы кажется, не с вами разговариваем, – высокомерно заметила ей Крикуненко.
– Потише надо сплетничать, Анжелика Серафимовна, – отвечала Корикова.
– Алиночка, что вы, какие сплетни! – заюлил Череп. – Надо различать, когда человек сплетничает, а когда высказывает свою точку зрения. Вот и я хотел сказать Анжелике Серафимовне, как глубоко я восхищаюсь выдержкой и хладнокровием нашего Олега Викторовича. Это же Штирлиц! Это же… это же… Муций Сцевола, не побоюсь этого слова!