– Спасибо, Свет, за совет. Мне ведь и правда хочется в каждую мелочь вникнуть, каждую фразу отточить. И вот я начинаю с текстом ковыряться, а потом гляну на часы – боже! уже четыре! И так страшно становится, что завалим выпуск…
– На форуме что новенького? – перевела на другое Серова. – Без ноутбука непривычно так… Яну по-прежнему полощут?
– Ты знаешь, Свет, утихли почему-то. Вот уж дня три как ветка заглохла и вниз скатилась. Да и Светлов что-то сдает позиции. Народ вовсю обсуждает, к кому Карачарова ходит днем.
– Да? И какие версии? – вяло поинтересовалась Светлана.
– Да никаких. Просто удивительно, как некоторые умеют обтяпывать свои делишки.
– Я только не понимаю, с чего все решили, что она именно к любовнику ходит? Мало ли куда человек может пойти в обед.
– Но согласись, для этого незачем переодеваться в красное платье и туфли на шпильке, – улыбнулась Алина. – И второй подозрительный момент: она не берет служебную машину. Наверно, хочет, чтобы все было шито-крыто. Да только от всех этих загадок народ накален до предела.
На следующий день, к немалому удивлению Серовой, к ней заявился Антон Кузьмин.
– Свет, я на минутку, был в прокуратуре по соседству – решил заскочить. Вот, мороженое принес.
После пяти дней, проведенных на больничной койке, Серова не блистала ухоженностью и опрятностью, но никакого ужаса в глазах Антона она не заметила. Азартно кусая мороженое, он деловито говорил:
– Ну, и что ты обо всем этом думаешь? Кое-кто считает, что ты сама увлекалась этим фенотиазином. Да не маши, Свет, руками! Я-то так не думаю. И все вменяемые люди тоже.
– Если честно, Антон, до позавчерашнего дня я даже не подозревала, что существует такое вещество, как фенотиазин. Просто не представляю, откуда он взялся в коктейле, и почему заболела только я. Ведь отвертку пили все девчонки. Да ладно, что об этом говорить… Все равно ни до чего не дознаешься.
– Ты такая странная, Свет, – Антон положил руку поверх ее одеяла. – На ровном месте загремела в больницу и так пофигистски к этому относишься. Ты что, до сих пор не въехала, что тебя хотели отравить?
– Что? – похоже, эта мысль Серовой не приходила в голову. – Ну, что за глупость, Антон… Кому это надо? Смешно даже…
– Кому это надо – пока не скажу, – продолжил Кузьмин. – Есть у меня предположения, но озвучить фамилии подозреваемых еще не готов.
– Ты и правда считаешь, что кто-то хотел меня убить? – Серова недоверчиво улыбалась.
– Убить? Я этого не говорил. Не убить, а, допустим, на какой-то срок убрать с арены событий.
– Да каких таких событий?
– Ну, или поставить тебя в глупое положение. Подмочить репутацию.
– А что, я выглядела так, как будто напилась?
– Ну, сначала я решил, что ты перебрала, – с улыбкой сказал Антон. – Но потом присмотрелся – ни фига не похоже. А когда докторша стала брать пробу из твоего стаканчика, я тоже решил отработать версию отравления. Выпроводил народ из редакции, а потом вернулся и пошукал на кухне. Что-то меня не по-детски заинтересовало, из чего девчонки свои коктейли делали.
– И, конечно, не нашел ничего, кроме самых обычных водки и сока.
– Водка и сок, действительно, самые обычные. На себе проверил, пока там ночью тусовался, – рассмеялся Антон и ликующе заключил: – Зато посмотри, какую коробочку я нашел в мусорке!
И он протянул Серовой смятую оранжевую картонную упаковку.
– Ты шутишь, Антон? Это же аскорбинка! – разочарованно заметила Светлана.
– А, может, и нет, – упорствовал Кузьмин.
– А что же? Мышьяк? Стрихнин? – слегка поддела его Серова.
– Этого я пока не знаю. Но интуиция мне подсказывает, что коробочка имеет к твоей болезни самое прямое отношение. Заметь, в ведре она лежала с самого верху. Странно, да?
– Не вижу ничего странного. Кто-то доел свою аскорбинку и выбросил пустую пачку.
– А ты видела когда-нибудь, чтобы кто-то из наших пил аскорбинку? Лично при мне никто и таблетки не проглотил. Только Алинка иногда валерьянку пьет, но это не считается. А тут в разгар пьянки кто-то вздумал провитаминизироваться! Говорю тебе, что-то здесь не то.
– Согласна, Антон, может, это и странно, но как это можно связать с моим отравлением? Насколько мне известно, аскорбинкой отравиться нельзя. Только если две пачки подряд зажевать, можно аллергию схватить. Да и смысл-то какой вокруг этой аскорбинки крутиться, если известно, что я отравилась фенотиазином? Вот если бы ты упаковку от фенотиазина нашел…
– Нет, такой упаковки я пока не нашел, – Антон энергично скомкал обертку от мороженого и поднялся со Светланиной постели. – Все, я побежал. Надо Алинку поддержать.
– А, кстати, как она тебе в качестве редактора? – поинтересовалась Серова. – Может выйти толк?
– Не знаю я, Свет. Скажу тебе честно, не могу я объективно Алинку оценить. Гляну на нее – и прямо дураком становлюсь, – Антон улыбнулся.
– Ну так и не теряйся тогда, – подбодрила его Серова, а про себя подумала: «Пустые хлопоты. Корикова уже который год о Кудряшове мечтает, а со Стражнецким если и встречается раз в квартал, то исключительно в приступе отчаяния».
– Вот дураки, – уже вслух заключила она, когда дверь за Антоном закрылась. И тут же почему-то пожалела, что он влюблен не в нее…
В «Девиантных» дым стоял коромыслом. Шутка ли – сразу четыре редактора выбыли из строя, а газету надо было продолжать выпускать. Тут и бывалый человек растерялся бы, запаниковал. Поэтому самовыдвижение Кориковой некоторые сочли безрассудством.
– Я бы тоже мог провозгласить себя главным редактором, – ворчал Ростунов, прямо на рабочем месте угощаясь пивом, чего при Яне не могло быть по определению. – Я с 16 лет в журналистике! Для самого Светлова заголовки сочинял!
– Безусловно, Алексис, как журналист, вы несравненно выше Алиночки, – подхватила Крикуненко, которая только что переступила порог редакции, несмотря на то, что стрелка часов показывала уже без пяти двенадцать. – Ваша непримиримая гражданская позиция известна всему Эмску. Ваш слог выразителен, как талия одалиски, а образный ряд богат, как закрома султана Брунея. И я нисколько не сомневаюсь, что вы с большим успехом поддержали бы газету в трудную годину. Но о чем можно говорить в этом насквозь несправедливом мире, где человекоподобные существа живут по закону джунглей, где такое понятие как скромность давно стало пустым звуком?
– Замолчите оба, – Рыкова редко стеснялась в выражениях. – Вы все в штаны наклали, когда Серова вырубилась. Вопилов быстренько больничным прикрылся. Одна Алинка не побоялась впрячься в этот воз.
В корреспондентскую вбежала Корикова.
– Коллеги, выручайте! – взволнованно заговорила она. – Пятая полоса горит, материала не набирается. Может, у кого что-нибудь завалялось? Анжелика Серафимовна, вы три дня ничего не сдавали. Наверно, у вас какой-нибудь текст на подходе?
– Я вас умоляю, Алина, – закатила глаза Крикуненко. – Служенье муз не терпит суеты.
– Какие еще музы? – вспылила Корикова. – Вы чем вообще все эти дни занимались? Думаете, я не вижу, что вы в редакции почти не появляетесь и на работу забили?
– Не повышайте на меня голос, госпожа и. о., – издевательски отвечала Крикуненко. – У меня может случиться нервный срыв, и я буду вынуждена уйти на больничный. Вы, кажется, этого добиваетесь?
– Да есть ли в вас хоть капля души, Анжелика Серафимовна! – на глазах у Алины выступили слезы. – Почему в такой трудный момент вместо помощи я вижу саботаж и издевательства? Откуда столько злобы? Я, кажется, ничего плохого вам не сделала!
– Ну вот, вы всего третий день как узурпировали власть, а уже на грани истерики. Тяжела, знать, для вас, деточка, шапка Мономаха. Широко шагаете. Ну и шагайте себе, а меня в ваши авантюры не втягивайте. Можно подумать, без вас бы тут не нашлось, кому Яночку Яковлевну заместить! Ах вы, спасительница наша! Дозвольте целовать край ваших одежд!
– Какая же вы…! – выпалила Алина и бросилась вон из комнаты, но в дверях столкнулась с Антоном. Как-то очень удачно получилось, что она угодила прямо в его объятья.
– Алин, ты плачешь? Что случилось? – участливо поинтересовался Кузьмин.
Не в силах дольше сдерживаться, Корикова разрыдалась у него на плече. Анжелика Серафимовна подчеркнуто индифферентно пудрила нос. Ее лицо излучало злорадство.
– Антош, я сейчас урою эту старую грымзу! – вскипела Рыкова.
– Что?! Как вы сказали?! – заблажила Крикуненко. – Все слышали, как меня назвала эта профурсетка?
– Это я профурсетка? – Рыкова вскочила из-за компьютера и непривычно широкими шагами направилась к столу Анжелики. – Все слышали, как меня назвала эта жопа с ручками? Да я вам сейчас мусорную корзину на башку надену!
– Уберите психическую! – замахала ручками Крикуненко. – Алексис! Антон! На помощь!
Кузьмин внутренне просиял и, быстро усадив Алину на стул, бросился к красотке Рыковой. С максимумом естественности схватив ее за декольтированные плечи, он зашептал ей со страстными нотками в голосе:
– Зинуль, ну не надо, оставь ее, уважь старость.
И так он хорошо все это проделал, что к Рыковой тут же вернулось самообладание. Не спеша высвобождаться из рук Кузьмина, она рассмеялась. Засмеялся и Антон, сквозь слезы улыбнулась Корикова. Сдался и Ростунов.
– Алин, у меня, кажется, есть материал, – пробормотал он. – Как раз на пятую. Полполоски хватит или добить чем-нибудь?
– И ты, Брут! – издала пафосный клич Крикуненко и опять схватилась за пудреницу.
В коридоре раздались голоса, и на пороге появились Филатов и Колчина. В руках у фотокора был торт.
– А мы заявление в загс подали! – объявила Юля, метнув быстрый взгляд на Антона. – Через три недели свадьба.
– Вот, торт купили. Угощайтесь, – смущенно топтался на месте Филатов.
– Димон, знал бы ты, как я тебе завидую! – с легкой иронией вздохнул Кузьмин. – Зин, можно я тебя поцелую?
Рыкова кокетливо подставила ему щеку. Антон с чувством приложился к ней.