– А в шейку?
– Да пожалуйста! Чай от этого не забеременеешь!
– А…? – Кузьмин красноречиво скользнул взглядом вглубь ее декольте – как всегда, не по-рабочему смелого.
Рыкова опять засмеялась и расстегнула верхнюю пуговку блузки.
– Не понимаю, как можно при всех так себя вести, – буркнула Колчина и не преминула поддеть Рыкову: – Зин, а ты когда замуж соберешься?
– А что я там забыла-то? – отвечала Рыкова. – У меня с мужиками и без штампа прекрасное взаимопонимание! Да, Антош?
– Да, Зинуль, – и Кузьмин от избытка чувств вдруг поднял Рыкову на руки и закружил на месте.С горем пополам дожили до вечера пятницы. Все четыре выпуска «Девиантных» были сданы и отпечатаны в положенное время. Другое дело – какой ценой это далось Кориковой и ее коллегам. Хорошо хоть, Анжелика Серафимовна после стычки с Рыковой несколько поутихла, на следующее утро пришла на работу «всего» с часовым опозданием, а к обеду даже сдала Алине нечто вроде зарисовки о том, как преобразился Эмск к приходу лета. Пробежав глазами эту псевдопоэтическую муру (под заголовком «Ах, лето красное!»), Алина со вздохом отправила текст Крикуненко в мусорную корзину.
Анжелика же Серафимовна разложила на столе четыре номера, выпущенные под руководством Алины, и, вооружившись карандашиком, принялась что-то выписывать в блокнот.
– О боже! Мрак! – бормотала она себе под нос. – «Отец постоянно отклонялся от исполнения родительских обязанностей»? «Сергей дохнул ей в лицо пьяным перегаром»? Какая гиль! Алексис, будьте столь любезны, накапайте мне корвалола.
Ростунова тяготило покровительство Крикуненко. Однако в отсутствие Влада и с переменой интересов у Филатова он почувствовал себя одиноко, и поначалу был даже польщен напыщенными комплиментами Анжелики в адрес его ума и профессионализма.
– Алексис, вы только вслушайтесь в эту фразу, – продолжала хихикать Крикуненко. – «На его лице моментально выросла улыбка»! И эта особа мнит себя великим редактором! Ох, помахайте на меня платком, дайте мне атмосферы!
– А зачем вы все это выписываете, Анжелика Серафимовна?
– Специально для Яночки Яковлевны. Вот уж повеселится она, когда она вернется.
– А на фиг? – устало отвечал Ростунов. Уверовав в слова Крикуненко о том, что как журналист он гораздо круче Кориковой, Леха проникся к Алине некоторой снисходительностью. – Все и так знают, что наша и.о. не дружит с русским языком.
– Тогда не лучше ли уступить незаконно захваченную власть более достойному преемнику? – злобно возразила Крикуненко. – Уж поверьте мне, я бы никогда не описала улыбку в столь чудовищных фразах. Неужели нельзя выразиться более возвышенно, поэтично? Отчего не сказать так: «Внезапно по его мрачному лику пробежала светлая тень лучезарной улыбки»? Вы только вслушайтесь в мелодику этой фразы, Алексис!
Ростунов не был в восторге от вычурного стиля Крикуненко, и не считал обилие штампов проявлением поэтичности. Но, побаиваясь взбалмошности Анжелики, он предпочитал об этом молчать, невольно поддерживая устоявшееся мнение об ее высоком профессионализме.
В комнату вошла радостная Колчина. В руках она держала каталог свадебных платьев.
– Леш, поможешь мне наряд выбрать? – подсела она к Ростунову. После объяснения с Димоном она стала проявлять к Лехе повышенное внимание, вообразив, что тот ужасно страдает, проиграв сопернику в битве за Юлину любовь. На самом-то деле Ростунов после оглашения этой новости переживал лишь пару дней. Всплески страсти к Колчиной возникали у него лишь эпизодически, преимущественно по пьяной лавочке, поэтому потеря была не так, чтобы велика.
– Да я ни хрена в этих платьях не понимаю, – буркнул Ростунов.
– Нет, ты скажи, мне будет хорошо в корсете и юбке на кринолине? А волосы завью на спиральные бигуди и украшу маленькими беленькими розочками, – тараторила Юля, кося взглядом в сторону Кузьмина, который сосредоточенно работал на компьютере.
– Да вы задолбали уже своими кринолинами, – из кухни с чашкой кофе вернулась Рыкова. – Втиснут телеса в корсеты, кудрей навьют как у пуделей и идут, переваливаются, как утконосы. Красотки, е-мое! Куклы-наварницы!
– Ну а ты бы, Зин, что надела? Лаковые ботфорты и шортики на подтяжках? – попыталась поддеть ее Колчина.
– Нет, дитя мое. Я бы надела длинное платье в пол. Все строго по фигуре, – Зина столь эротично изобразила, как именно наряд будет обтягивать ее формы, что Кузьмин тут же оторвался от компьютера. – Декольте на всю спину, юбка узкая-узкая, высокий разрез. И шляпка-таблетка с вуалью.
– Класс! Супер! – шумно восхитился Антон. – Зин, ты прелесть!
– Не вижу ничего классного, – недовольно выдала Колчина. – По-моему, очень вульгарно. Скажи, Лех?
– Да отстаньте вы от меня. Сказал же: ничего в этом не понимаю!
– Вот и мой муж так же говорит!
Колчина завела преждевременную привычку называть Филатова «муж». Кого-то это смешило, а кого-то – например, Зину – раздражало.
– Я бы на месте Димки сблюнула от такого обращения! – фыркнула Рыкова. – Скажите, пожалуйста, муж!
– Да, муж! – пискнула Колчина. – Мы уже неделю живем вместе!
– Да мало ли я с кем живу, – пожала плечами Зина. – Что ж, я каждого буду мужем называть?
– Ваш моральный облик, Зинаида, довольно хорошо известен, – встряла Крикуненко. – Но вы, право, могли бы не распространять миазмы порока на невинное существо. Вспомните примеры из классики. В 19 веке даже самая бесстыдная камелия склоняла голову перед жемчужиной добродетели!
– Слишком много букв! – рассмеялась на эту тираду Рыкова. – И кто это у нас тут жемчужина добродетели? Уж не Юлечка ли? А уж насчет миазмов порока вы меня извините. Сами-то на старость лет с пацаном связались. Да-да, я про Светлова говорю. И не надо тут лупить глаза. Как будто вы не знаете, что он вас на тридцать лет младше!
– А, кстати, куда он пропал? – воспользовавшись моментом, Кузьмин быстро перевел разговор в другое русло. – Все, выдохся?
– Антон, прошу, не будем об этом подонке, – произнесла Колчина, поднося пальчики к вискам и страдальчески прикрывая глаза.
С поскучневшим лицом Кузьмин вновь обратился к монитору.
К пятнице Серова почувствовала себя совсем хорошо. Но домой на выходные ее не отпустили. Врач сказал, что возможны отдаленные последствия, поэтому лучше не рисковать. Светлана уже приготовилась к скучному уикенду, как вдруг в субботу после тихого часа к ней нагрянула целая делегация: Кузьмин, Рыкова, Корикова, Ростунов, Филатов и Колчина. Всей компанией уютно расположились на заднем дворике больницы. Бутылки с пивом предусмотрительно держали в пакетах.
– Вчера Стражнецкого видел, – весело делился новостями Кузьмин. – Аж задница от радости сияет!
– Еще бы! Любимая супруга подарила человеку сразу двух очаровательных малюток! – воскликнула Колчина.
– Да при чем тут малютки! Хвалился, что они с Владом на этой неделе настоящий чес по местам боевой славы устроили. Все любимые сауны обошли. Костик как с цепи сорвался. А у Вопилова Алка в деревню уехала, вообще лафа!
– Так у Вопилова вроде как ангина, – сказала Светлана.
– Как же, ангина у него, – безрадостно отозвалась Корикова.
– И что, Папик спокойно смотрит на загулы Костика? – недоверчиво поинтересовался Ростунов. – И Катюшка ему до сих пор за это не вынесла мозг?
– Ой, Лех, там такая ситуация, – весело продолжил Антон. – Катюшка так с двумя детьми закружилась, что, наверно, и не замечает, что муж где-то пропадает. Но самый прикол – это Папик! Представляете, сплавил жену к дочке, с детьми помогать, а сам замутил с кем-то роман… Кстати, никто не хочет аскорбинки?
И Антон достал из кармана точно такую же оранжевую упаковку, что показывал Серовой в среду.
– Ой, а можно побольше? – первой протянула Колчина миниатюрную ладошку и многозначительно добавила: – Мне сейчас надо пить много витаминов.
Но на эту фразу никто не отреагировал. На той пятничной попойке, когда загремела в больницу Серова, хорошо принявший на грудь Филатов пожаловался Ростунову, что до сих пор не сорвал с уст своей невесты даже поцелуя. Что уж говорить о большем… Как лучший друг, Леха тут же растрезвонил об этом по секрету всему свету.
– Кому еще насыпать? Не стесняемся, не стесняемся, – вертел коробочкой Антон. – Свет?
– Нет, спасибо, – она смотрела на Кузьмина настороженно.
– Леха?
– Ну давай парочку.
– Да бери больше. Все девчонки потом будут твои! – веселился Антон. – Алина?
– Ты такой странный сегодня, Антон… Ну ладно, давай.
– Зинуль?
Та вместо ответа выхватила у него коробочку и принялась ее изучать.
– Да что ты там читаешь? – Антон потянул упаковку к себе, но Зина вцепилась в нее своими наращенными ногтями в стразах.
– Да так… изучила состав… – наконец, выдала она. – У меня кое на что аллергия. Но с этой аскорбинкой все должно быть нормально, – и она отсыпала себе пять таблеток.
Через неделю в редакции вновь стало многолюдно. Разом вернулись из отпусков Яблонская и Кудряшов. Громко кашляя и помахивая больничным, явился Вопилов. Выписали из больницы и Серову.
– Свет, ужас какой! – тараторила Яблонская, узнав о болезни Серовой. – Как же ты так! И Влад как назло слег. Но Корикова-то… да-а, ей палец в рот не клади. Конечно, газета сделана дилетантски, но чего еще можно ждать от Алины?
– Навряд бы даже мы сделали лучше, если бы работали в том же составе, что и Алина, – отвечала Серова. – По-моему, она заслуживает премии.
– Это за что? За эти перлы? – и Яблонская потрясла небольшим блокнотом. – Вот, мне тут добрые люди выписали, какие жемчужины выловили из отредактированных ею статей… Как тебе это: «О готовящемся высоком визите выдавали лишь свежевыкрашенные заборы и убранные дороги»? Может, мне за это ей еще бюст при жизни поставить? Господи, не успела на работу выйти, а уже нервы ни к черту. Хорошо хоть, на форуме меня склонять перестали, каких-то три сообщения за