— Петр Данилыч, на два слова! — от пробежки по лестнице и волнения Кудряшов тяжело дышал.
— Да что там опять стряслось, Олег? Можно хоть сегодня не говорить о работе? И потом, вы видите, я занят. Никакой деликатности! — заворчал Череп.
— И все же я настаиваю, — Олег сказал это столь решительно, что Черемшанов сразу встал и со смесью интереса и тревоги взглянул ему в глаза.
— Настаивать вы не можете, — подала пьяный голос Анжелика. — Крепостное право отменили еще в 19 веке. Так что оставьте-ка свои барские замашки.
— Тихо, тихо, голубушка, — осадил подругу Череп. — Я вижу, у Олега Викторовича ко мне действительно что-то срочное и важное. Вам лучше спуститься в редакцию. Не переживайте, мы скоро вернемся.
Крикуненко нехотя встала и, смерив Кудряшова недовольным взглядом, неуверенно зацокала к лифту. Олег встал напротив Черепа спиной к двери, словно преграждая ему путь к отступлению. Инстинктивно приняв боевую стойку, он нетерпеливо раскачивался на ногах — взад-вперед, взад-вперед.
— Ну, что у вас за дело такое срочное? — начал Череп.
— Дрель, Петр Данилыч, — Олег нервно рассмеялся. — Ванна. Лестница. Пирожки. Турция! и схватил Черемшанова за лацканы пиджака.
— Но-но-но! Руки! — затрепыхался Череп. — Что за ребусы на ночь глядя? Сказать честно, меня очень утомили ваши бесконечные нападки. А-а, все! Понял, понял, вопросов не имею! Вы же пьяны, милейший. Слышал, слышал о том, что в вас начисто отсутствует культура пития, но не думал, что до такой степени…
— Заткнись! — Олег тряхнул Черепа. — В общем, так. Ты сейчас же пишешь по собственному желанию.
— С какого это перепугу, Олег Викторович? Вы оставьте этот свой командирский тон…
— Я повторяю: или ты пишешь заявление, или дело получает широкую огласку, и ты с позором вылетаешь из «Девиантных».
— Что за бред? Какое дело? Какую огласку? Мне от людей скрывать нечего! Ой, у меня закололо сердце, — и Череп с болезненной гримасой ухватился за левую сторону груди. — Мне необходимо срочно принять таблетки. Да пусти же! Или ты хочешь, чтобы я прямо здесь скончался?
Кудряшов ослабил хватку:
— Ты меня понял, Петр Данилыч.
Перекурив и чуть переведя дух, минут через пять Олег возвратился в редакцию. Еще с порога он с удивлением увидел, что все с интересом внимают Черепу, который что-то эмоционально рассказывает.
— Да, коллеги, увы! Увы! Светлый праздник омрачен беспрецедентно хамской выходкой нашего многоуважаемого Олега Викторовича! — вещал Черемшанов. — Сколько раз я говорил ему: надо меньше пить, уважаемый, это добром не кончится.
— Не подумала бы, что Олег Викторович такой уж пьющий, — с сомнением протянула Марина.
— Деточка, что ты о нем знаешь? Да, ему пока удается маскировать свой порок. Но я-то знаю про эти его бесконечные чекушки и стограммовки… И вот пожалуйста, допился! Сейчас налетел на меня на лестнице с кулаками, пиджак порвал — видите? — и Череп продемонстрировал лацкан. — Коллеги, верьте мне, это самая настоящая белая горячка! И нам нужно немедленно вызывать психбригаду!
— Это превышение служебных полномочий! — верещала Анжелика. — В США за такое затаскали бы по судам, а мы молчим! И я не удивлюсь, если скоро этот самодур чуть что, будет раздавать нам затрещины, а по субботам введет показательные порки провинившихся!
— Да ты не уймешься! — Кудряшов бросился к Черепу. — Теперь решил психом меня объявить! Чего проще — сюжет успешно обкатан. Чацкий и Фамусов, серия вторая.
— Вот, вы видите все собственными глазами! — и Череп поспешил занять оборонительную позицию за спинами Стражнецкого и Кузьмина. — Не медлите ни минуты! Свяжите его полотенцами и срочно вызовите санитаров.
— А то он сейчас нас всех перережет! — взвизгнула Крикуненко.
— Олег, да ты что на Петра Данилыча взъелся? — разом принялись увещевать его Костик и Антон. Они всматривались в него с недоверием — видимо, искали признаки сумасшествия.
— И бред, бред какой-то несет! — не унимался Череп, выглядывая из-за спин парней. — Заладил: дрель, ванна, пирожки какие-то! Нет, вы как хотите, а у меня нет ни малейшего сомнения: он повредился в уме на почве пьянства!
Тут Кудряшов расхохотался — так громко, что удивился сам.
— Обалдеть! — наконец, сказал он и опустился на стул. — Не думал, что попаду в такую историю. Ну дела!
— А что случилось-то? — подала голос Корикова. — Олег, я тебе сейчас налью воды.
— Спасибо, Алин, правда, что-то в горле пересохло. В общем, так, коллеги. Ваше дело — верить Петру Данилычу или нет. Вот я весь перед вами — смотрите, псих я или нормальный, — к Олегу вернулось прежнее спокойствие, и он с открытой улыбкой обвел всех взглядом.
— Это они все так говорят! — подхватил Череп. — Спросите у любого психиатра. Отличительная черта: если больной говорит, что здоров, значит, он на самом деле болен. А наш Олег Викторович, как я сейчас понимаю, повредился умом как минимум пару месяцев назад. Про расследование слышали? Я сначала смеялся, а потом понял — эге, дело пахнет керосином. Это же самая настояшая мания преследования, паранойя в классическом проявлении! И вот, пожалуйста, алкогольный эксцесс — и тихое помешательство переходит в буйное!
— Господа, прячьте скорее ножи и вилки! — тем временем свистящим шепотом вещала Анжелика. — Если вам еще дороги ваши жизни…
— Вы все сказали, Петр Данилыч? — насмешливо произнес Кудряшов. — А теперь, коллеги, скажу я. С понедельника Петр Данилыч у нас не работает. Он давно хотел всем об этом сказать, только стеснялся.
— Вы уходите? — к Черемшанову повернулись сразу несколько человек.
— Что за ерунда? Конечно, нет! — сварливо ответил тот. — Олег Викторович вообразил себя удельным царьком, и думает, что мы будем рабски угождать его прихотям. Не выйдет, милейший! Не на тех напоролись! Подержите его, пока я наберу 03.
— И новость вторая. К нам возвращается Яна Яковлевна. Я поговорю с Сан Санычем и с ней самой. Сейчас, когда все открылось, она может и должна вернуться.
— Да что открылось-то? — пронеслось по рядам.
— Что открылось? А я вам скажу, что открылось. Открылось очевидное — то, что наш Олег Викторович давно по уши втрескался в Яночку Яковлевну, — захихикал Череп. — И, конечно, сейчас ему надо любыми способами вернуть своей крале престижное кресло и баснословную зарплату. А то, что от ее непрофессионализма и наплевательского отношения к работе пострадает дело, коллектив — это его интересует в последнюю очередь. В данный момент он не головой думает, а, извините, головкой!
— Похоть застила ему глаза! — возопила Крикуненко, воздевая костлявые руки и бряцая дешевыми браслетами. — И ради своих страстишек он готов втоптать в грязь, размазать по стенке, вырвать сердце из груди уважаемого человека, который ему в отцы годится! О времена, о нравы!
— Хорош уже ломать комедь, — прервал Стражнецкий истерику Крикуненко. — Пока лично я вижу, что невменяемы вы с Петром Данилычем, а Олежек вполне адекватен.
— Ну, выпил лишнего, с кем не бывает, — забасил Филатов, а спящий Ростунов завозился в своем кресле.
— Да хватит трещать уже! — прервала всех Корикова. — Олег, скажи уже, что там открылось? А то за вашими воплями не слышно главного.
— Дрель. Пирожки. Ванна. Лестница. Турция. Пантера, — опять засмеялся Олег, а Череп переглянулся с Анжеликой Серафимовной. — Или, вернее не так. А вот как: Пантера. Турция. Дрель. Пирожки. Лестница.
— А ванна?! Вы, господин хороший, ванну потеряли! — язвительно заметил Черемшанов.
— Потерял, говоришь? А потому что не было никакой ванны.
— Ага, а полминуты назад была! — торжествующе объявил Череп. — Ой, покаетесь вы еще все, что не поверили мне…
— Ванны не было! Почему? Потому что Петр Данилыч ее не принимал! Вот и все! — продолжал тем временем Кудряшов.
— Вы, кажется, забываетесь! — брезгливо сморщила костистый носик Крикуненко. — В приличном обществе на гигиенические темы говорить не принято.
— Олег, не тяни, рассказывай скорее, — глаза Кориковой горели интересом.
— Сейчас, сейчас. Алин, вспомни тот день. Это было 31 октября. Тебе позвонила читательница и назначила встречу у «Десяточки». Вспоминаешь? А знаешь, кто была эта читательница? Петр Данилыч собственной персоной! С его тенором ничего не стоит подделать голос под женский.
— Да что вы говорите, — зевнул Череп. — Вы, случаем, не обчитались Донцовой и иже с нею?
— Как вы не понимаете, бесчестный вы человек, что подобные обвинения возможны только при неоспоримых доказательствах! — затряслась Крикуненко. — Раньше бы вас за такое вызвали на дуэль и пристрелили как щенка!
— А Лехе Ростунову кто звонил? Из пресс-службы аэропорта? — продолжал меж тем Кудряшов.
— Ну, догадываюсь, — насмешливо протянул Череп. — Конечно, Черемшанов. Сейчас на Черемшанова всех собак повесят…
— Именно! Именно Черемшанов и звонил! А теперь скажи ты, Марина, — обратился Кудряшов к верстальщице. — Во сколько тебе позвонили из буфета и пригласили за горячими пирожками?
— Я уж и не помню. Где-то без пятнадцати семь…
— А я знаю точно! — воскликнул Олег. — Я просмотрел распечатку звонков и увидел, что тебе позвонили в 18.48. Других звонков в радиусе получаса в редакции не раздавалось.
— Не понимаю, какое отношение эти дурацкие розыгрыши имеют ко мне? И вообще, не пора ли нам пора? — холодно произнес Черемшанов.
— Петр Данилыч, все эти дурацкие, как вы говорите, розыгрыши имеют к вам самое прямое отношение. Потому что мэра на мэрина и круги на овалы исправили именно вы! Вы! — выпалил Кудряшов, как дулом пистолета, тыча указательным пальцем в грудь Черемшанова.
— Чего-чего? — оживился верстальщик Серега. — Петр Данилыч? В натуре?
— Кого ты слушаешь, Сережа, — вздохнул Череп. — Паранойика! Очень, очень прискорбно, что столь тяжкий недуг сразил нашего Олега в столь цветущем возрасте…
— Да не бейте вы крыльями! — перебил Черепа Кудряшов. — Дайте досказать, а потом уж решайте, в своем я уме или нет. Так вот, я утверждаю, что именно Петр Данилыч 31 октября специально внес в полосу исправления, которые впоследствии стоили Яне должности.