Пока Али произносил свою тираду, некая сила подхватила его и вознесла на вершину башни. Али замер от восхищения, пораженный открывшимся видом. Внизу лежал спящий город, очерченный крепостными стенами. На сторожевых башнях горели факелы, вдоль южной крепостной стены то приближаясь, то, отдаляясь шла береговая линия, обозначенная пеной морского прибоя и уходила вдаль, скрываясь на востоке изогнутой косой. В море была видна небольшая крепость, на ее стенах так же горели факелы. Лунным светом освещалась морская гавань с длинным пирсом и судами, стоявшими на рейде.
– Ну, как? Впечатляет? – спросил Ормузд, словно, он имел к этому отношение.
– Я люблю этот город, – сделал неожиданное признание Али. – Странная штука любовь. Впечатления об этом городе у меня должны остаться самые неприятные, ибо я не успел даже шагу ступить, как меня упекли в тюрьму. И по сей час, я толком не знаю, удалось ли мне из нее вырваться, или я продолжаю плутать в чужих снах. Кстати, уважаемый, насколько я помню, имя Ормузд в пантеоне огнепоклонников принадлежит верховному божеству. Может быть, ты это он. Просвети меня, а то я с тобой так запросто без должного уважения. Я живо исправлюсь, подай знак.
Ормузд долго не отвечал, пытаясь собрать в кулак белую бородку, разлетающуюся на ветру, который здесь на верху был особенно силен.
– Соблазн велик, – наконец, сказал он, – но я не буду начинать наш долгий разговор с обмана…
– У нас будет долгий разговор? – прервал его Али. – Имей в виду, ночь коротка, а мне хотелось бы выспаться и восстановить силы, подорванные тюремным заключением. Завтра много дел.
Помолчав, Али нескромно добавил:
– Да, и княжна меня здорово потрепала…
– Да, да, я в курсе, – грубо прервал его старик, недовольный тем, что его перебили, – я хотел сказать, что я не…
– Довольно, – сказал Али, – я все уже понял, не надо самобичевания. Переходи к делу.
Но Ормузд молчал и вновь пытался уцепить бороду в кулак, было видно, что он рассержен.
– Как-то разговор у нас не заладился, – сказал он раздраженно.
– Прости, – миролюбиво сказал Али, – это я виноват. Я был недостаточно учтив, давай пойдем с самого начала.
Слова Али подействовали благотворно. Ормузд смягчился, было заметно. Он отпустил бороду, которая разлетелась тут же в разные стороны.
– Это ничего, – сказал он, – на меня тоже находит, вздорным стал на старости лет, в последнее время ни одного поручения выполнить не могу. Грозятся на пенсию отправить, если ни одного неофита не приведу. А ведь племянник с таким трудом меня пристроил.
Слушая старика, Али мерил шагами прогулочную площадку, в середине которой была шахта, пронизывающая башню снизу доверху.
– Это для чего, – крикнул он, перекрывая ветер, – я гадаю все время, что сижу в этой башне. И вообще, как она называется. Я не мог объяснить княжне, где меня содержали.
– Это не башня, – сказал Ормузд, – это храм восходящего солнца. Надеюсь, не нужно объяснять, почему так называется?
– Я догадываюсь, – ответил Али.
После недолгой паузы старик добавил:
– А в эту дыру сбрасывали кости людей, обглоданных птицами.
Али недоверчиво взглянул на старика.
– Мне ли не знать, – ответил тот.
– Как-то это не очень сочетается, – возразил Али, – такое красивое название и страшное предназначение.
– Ничего в этом предназначении нет ни страшного, ни мрачного, обычный ритуал захоронения. Особенно нелепо эта оценка звучит из уст человека, чей обычай велит закапывать усопших просто в землю на съедение червям. Чем, скажи на милость, птицы, небесные создания хуже земляных червей. Это чистая смерть.
– Да, пожалуй, что ничем, – согласился Али.
– Ну, вот это уже другое дело, – обрадовался старик, – это хорошо.
– Что именно хорошо?
– То, что ты начал соглашаться со мной.
– Не спеши радоваться, старик, – сказал Али, – в деталях легко найти согласие. Это не означает, что сойдемся в главном. Ну, начинай, ночь коротка.
– Ночь продлится столько, сколько мы пожелаем, – горделиво сказал старик, – так что начнем с самого начала?
Али вздохнул, но ничего не сказал.
Старик начал с того, что стал на колени, воздев руки к небесам, и воскликнул.
– Я приношу жертву звездам, созданиям святого духа. Тиштрии – блестящей чудной звезде, луне, которая обладает семенем тельца и блещущему солнцу с мчащимися конями, оку Ормузда, я приношу жертву духами покровителей праведных – и тебе, – огонь, сын Мазды, вместе со всяким другим огнем, доброй воде и всяким созданным Богом водам, равно как и всякому, Богом созданному злаку.
После этого старик встал, отряхнул колени, метнул пытливый взгляд на Али.
– Славно, – сказал Али, – это что же, сам себе молился.
– С чего ты взял?
– Ты же сказал – оку Ормузда.
– Сказано же тебе – однофамильцу, я его тезка.
– Извини.
– Но, что бы ты не путался, я буду называть его более ранним именем, – Ахура-Мазда.
– Хорошо, – согласился Али.
– Он верховный владыка, – старик поднял указательный палец кверху, – вокруг него стоит небесная свита слуг Амеша-Спента, каждый из них отвечает за что-нибудь, кто за землю, кто за воду, за металлы, растения, охоте и так далее.
– И много их? – спросил Али.
– Семь. Вогу-Мана, Аша-Вагиста, Кшатра-Вайрия, Слента-Армаити, Гаурват и Амеретат и последний Сраоша.
– Может быть, не будем так детально подходить к предмету? – спросил Али, – Давай перейдем сразу к сути.
– Не торопи меня, – возразил Ормузд.
– Послушай, – кротко сказал Али, – может быть, мы просто посидим, поговорим о том, о сем, да и разойдемся.
– Не мешай мне работать, – ответил старик.
Али смирился, он устроился удобнее, устремив свой взор на морской прибой.
Ормузд вещал.
– В начале было два духа, подобных близнецам, и каждый был тогда сам по себе. Когда духи встретились, они создали, прежде всего жизнь и смерть. Чтобы, в конце концов, преисподняя служила для злых, а небо для праведных. Из этих духов верный выбрал для себя справедливость, избрал для себя тех, кто чистыми поступками угождают Ахура-Мазде….
Дальнейшее Али уже не слышал. У него была одна особенность. Он плохо воспринимал на слух. Задумывался, и мысли его уносились вдаль. Так было и на этот раз. Он возвращался к старику, когда тот повышал голос или менял тональность.
– Сын мой, – восклицал Ормузд, – вернись в лоно истинной веры, веры своих предков. На что тебе религия арабов, этих неграмотных пастухов.
– Ты хочешь сразу получить от меня ответ? – спросил Али. – Так не пойдет. Продолжаем разговор, только я тебя прошу. Не надо деталей, я немного знаком с предметом. Говори о главном.
– О главном, – повторил старик, – а знаешь ли ты, о проводник чужой веры.
– Только не надо бросаться словами, – возразил Али.
– Что, когда душа умершего отделяется от тела, она бывает чувствительна и нежна, как новорожденное дитя, которое не может найти дорогу. Поэтому ее сопровождает Сраоша в ее трудном и страшном пути. На котором демоны преследуют ее и стараются похитить. В эфире первого воздушного слоя возвышается сияющий Синват. Он простирается от горы Сакад-и-Дантик, находящийся в середине мира, до вершины Эльбурса. Душа достигает этого места, если ее добрые дела, совершенные в прошлой жизни, были достаточны, чтобы спастись от демонов. Здесь на мировой горе происходит первый суд об участии души. Боги Митра, Сраоша и Рашну Разишта заседают в этом суде. Здесь взвешивается добрые и злые. Куда она направится в рай или ад решается при переходе через этот мост. Когда праведный перейдет через мост, то он почувствует ароматные дуновения рая. Здесь его встречает прекрасная дева. Душа спрашивает: «Кто ты, о прекраснейшая из девушек»? А девушка отвечает: «Я твоя благая вера, твое исповедание». А кого встретишь ты, Али, на этом пути? Собственное неверие!
Али задумался, а потом сказал:
– Давай пропустим это место, я позже отвечу. Что там дальше?
– Девушка говорит. «Ты был всеми любим, за твое величие, доброту и красоту».
– Ну, положим, не всеми, – возразил Али.
– Речь уже не о тебе.
– Извини.
– «…и ты меня любил за мое величие, благость и красоту. Когда ты видел человека, живущего в легкомыслии, безбожии и ненависти, скрывающего свой хлеб. Ты садился возле него и пел гимны и приносил жертвы Ахура-Мазде». С такими словами она ведет душу в помещении блаженных. Первый шаг ее приводит к добрым мыслям, второй к добрым словам, третий к добрым делам и через эти три преддверия рая, она достигает его и входит в вечный свет.
Мысли Али вновь унеслись, и он перестал слышать старика. Ночное небо затягивали облака, скрывая луну. Ветер усилился и принес первые капли дождя, словно иллюстрацию к пророчествам Ормузда. А тот уже рисовал апокалипсические картины великой мировой борьбы добра и зла: «На солнце и луне появятся знамения, – кричал он, – ветер превратиться в бурю, в мире умножатся скорбь и страдания. И тот, кто сможет спасти свою жизнь, не сможет спасти свою жену, своего ребенка или свое имущество».
Али стиснул зубы, ему хотелось стукнуть этого старика, но он сдержался. Дождь начинался не на шутку.
– Может, сойдем в укрытие? – предложил он.
Но Ормузд его не слышал, потрясая кулаками, он кричал:
– Когда же демоны с распущенными волосами приблизятся с востока, появится черное знамение и на озере Фраздан родится Гушедар, сын Зороастра. Он соберет воинов из всех арийских стран, и он три раза разобьет демонов, а на помощь ему придут Сраоша и его ангелы, и разорят языческие храмы. И кончится время волка, и наступит время агнца.
По небу прокатились первые рокоты грома, заглушив голос Ормузда. Одна за другой стали вспыхивать молнии, освещая облака изнутри.
– На землю придет время мира, но люди утратят веру и через это Ариман обретет такую силу, что вновь восстанет и освободит из оков своих драконов, которые погубят третью часть живущих людей.