– Некоторые мужчины больше похожи на животных, чем на людей.
Лавиния всегда старалась поддакивать сестре, но что плохого в том, чтобы стать предметом внимания? Да и вообще, не ее вина, что она похожа на Вирну Лизи и что Вирна Лизи – самая красивая женщина, которую когда-либо видел свет.
– Смотри, провалишься в это свое зеркало, – говорила мамушка Роза из-под одеяла, если замечала, что Лавиния слишком долго расчесывает волосы перед сном.
– Как ты думаешь, я могла бы стать актрисой, как Вирна Лизи?
– А ты умеешь играть? Не умеешь. Вот и весь сказ.
Существовали школы для обучения актерскому мастерству не только в Риме или на севере страны, но и в том городе, где они жили. Но отец ни за что не разрешит ей посещать такую школу.
– Я могла бы стать моделью, наверное.
Бабушка перевернулась на другой бок и положила голову на прохладную часть подушки.
– Лучше думай о том, как бы не стать пустышкой, которая никому не нужна.
Патриция сказала, что она дура, если действительно думает, будто похожа на Вирну Лизи. Сестра похлеще Санти Маравильи могла испортить Лавинии настроение. Хорошо, что сестра у нее не одна.
– Маринелла, а это кто?
Белокурая малышка немного подумала, а потом улыбнулась:
– Лавиния.
Сельме, похоже, тоже понравилось, что Лавиния хотела одеваться, как синьора Вирна Лизи.
– Кое-что из того, что она носит, я тебе сшить не могу, иначе твой отец и бабушка заругают нас обеих, – сказала она. – Но нет ничего дурного в том, чтобы девушка одевалась элегантно.
Лавиния сокрушалась, что так и не научилась пользоваться швейной машинкой, но ей нравились журналы мод, и она чувствовала себя счастливой, когда они с Сельмой рассматривали фотографии Вирны Лизи и других актрис.
– Мама, как ты думаешь, я могла бы стать актрисой, как Вирна Лизи?
Сельма пожимала плечами, прижимая ткань под иглой:
– А почему бы и нет?
Когда осенью 1968 года Патриции разрешили пойти в университет, Лавиния решила заняться собственным будущим. Путь ей подсказал ее любимый журнал Grand Hotel. В октябрьском номере после каждого фотокомикса и в конце рубрики «Письма от всего сердца» печаталось объявление в розовом квадратике: «Хочешь стать новым лицом Grand Hotel? Если тебе от 15 до 21, пришли нам фотографию и рассказ о себе. Пройди кастинг в Милане и стань звездой».
Лавиния перечитывала это объявление, розовое, как все ее надежды и мечты, десять, двадцать, тридцать раз. В конце стоял адрес миланской редакции. Она уже представляла себе офис Grand Hotel – большое здание со множеством людей в самом центре города. Из окон открывается вид на Миланский собор, все женщины утонченные, в красивых шляпках, как Франка Валери в «Знаке Венеры». Лавиния переедет в Милан и бросит школу, ведь, когда она станет кинодивой, латынь и геометрия ей не пригодятся.
В воскресенье Лавиния надела голубую юбку и такой же жакет, блузку с бантом и блестящие туфли. Волосы она зачесала на правую сторону, а локон над левым виском закрепила заколкой. После мессы в монастыре Святого Антонина, пока ждали к обеду дядю Донато, бабушка вручила Лавинии триста лир и отправила ее в кондитерскую «Рекуперо» купить канноли[28]. Двести лир Лавиния потратила на сладости, а на остальные сто сделала фотографии, чтобы отправить их в Grand Hotel. Дома бабушка спросила, почему внучка принесла так мало канноли.
– Наверное, кондитер поднял цены. Я отдала ему все деньги, что ты мне дала.
– Вот же засранец, – сказала Роза.
Мечты Лавинии улетели в Милан в белоснежном конверте, найденном в ящике стола в комнате Патриции. Она написала, что всегда читает Grand Hotel, не только из-за фотокомиксов, но и из-за статей о моде и высшем свете. Что ее любимая актриса – Вирна Лизи, что она тоже хочет стать актрисой, которую будут знать в Италии и Америке.
У нее возникло искушение попросить Патрицию исправить ошибки. Но тут же вспомнилось, как, еще в Сан-Ремо-а-Кастеллаццо, Лавиния нашла на улице слепого белого котенка, сплошь израненного. Мама-кошка бросила его и перестала кормить. Лавиния подобрала кроху и завернула в шерстяное одеяло, а затем стала капать коровье молоко в его крошечный ротик. Несколько дней спустя котенок выглядел получше и уже почти вставал. Тогда Патриция пришла посмотреть, чем занимается сестра, и, обнаружив, что та ухаживает за котенком, сказала, что котят нельзя пеленать, это же не дети, нужно посадить его на солнце, пусть греется, и что ему полагается не сосать, а есть из миски, специально для него предназначенной. Лавиния, как всегда, поблагодарила сестру за ценный совет и послушалась, а на следующее утро нашла котенка мертвым. Он лежал на плиточном полу под солнцем, облепленный жужжащими мухами.
– Если мама-кошка его бросила, значит, на то была причина. Хочешь сказать, что знаешь лучше нее?
Лавиния не могла рисковать тем, что ее мечты о Милане погибнут от руки Патриции так же, как тот котенок из Сан-Ремо. На этот раз она должна сохранить их в тайне и поступить по-своему.
Несколько месяцев в Grand Hotel ничего не писали о конкурсе. А в феврале на последней странице журнала появилось объявление, что по итогам октябрьского конкурса выбрали новую модель – ею стала некая Фоска Мариани из тосканской Сиены, шестнадцати лет, студентка. С фотографии в овальной рамке смотрела очень красивая девушка, блондинка с ангельским личиком. Мечта Лавинии разбилась, как стекло, под ударами молотка зависти. Пережив разочарование, она поздравила себя с тем, что не втянула в эту историю остальных членов семьи.
В конце концов, все к лучшему.
Весной 1969 года Патриция поставила перед собой задачу научить Маринеллу буквам и цифрам прежде, чем та пойдет в начальную школу.
– Гляньте, как она рисует, кажется, будто она родилась с карандашом в руке.
Лавинии казалось, что Маринелла, как и подобает ребенку ее возраста, просто получает удовольствие от рисования, но старшая сестра не слушала возражений и пачками изводила бумагу, занимаясь с младшей. Однажды днем Лавинию отправили в комнату Патриции – поискать линованную бумагу в беспорядке на столе и полках.
– В этом бардаке ничего невозможно найти, – пробормотала Лавиния.
И решила заглянуть в ящик стола Патриции. Бумагу она не нашла, но под кучей распечатанных конвертов ее внимание привлекло письмо с марками и надписью, выполненной узнаваемым угловатым курсивом. «Дорогая Лавиния Маравилья, благодарим за вашу фотографию, которую мы получили и с удовольствием рассмотрели. Если вы свободны, мы будем рады встретиться с вами 20 января 1969 года на собеседовании в нашей редакции по адресу: Милан, проспект Ди Порта Нуова, д. 3. Просим вас прийти в сопровождении родителя, родственника или другого лица, которое может выступить в качестве вашего полномочного представителя и обсудить контракт. Пожалуйста, принесите копию фотографии, которую вы нам прислали, и две смены одежды. Мы с нетерпением ждем вашего ответа на это письмо. Наш офис свяжется с вами для уточнения деталей. Поздравляем». Подпись: секретариат редакции. Штамп. Название: Grand Hotel. Неразборчивая подпись.
Лавиния перечитала письмо раз десять, как несколько месяцев назад перечитывала журнальное объявление в розовой рамочке. Под конец она видела только отдельные слова. Дорогая. Лавиния. Маравилья. Благодарим. Если вы свободны. Встретиться. 20 января. 1969. Редакция. Милан. Ди Порта Нуова. Просим вас. Родитель. Родственник.
Тут она бросила читать, потому что кровь прилила к голове, а глаза затянула красная пелена. Ногти вонзились в ладони, и она заплакала от боли и унижения.
– Кто разрешил тебе рыться в моих вещах?
В комнату вошла Патриция – и начался настоящий ад. Лавиния бросилась на нее, держа письмо в правой руке, толкнула к деревянной двери, та распахнулась, и обе девочки рухнули на пол. Голова Патриции ударилась об пол, колени Лавинии уперлись в ребра сестры.
– Ну почему, почему, почему ты всегда все забираешь? Это было мое. Почему, почему?
Лавиния колотила сестру кулаками, Патриция пиналась, пытаясь вырваться.
– Помогите, мама, бабушка! Помогите, она сошла с ума!
Патриция задыхалась, замирала под ударами, застигнутая врасплох небывалой яростью младшей сестры. А ведь она не понаслышке знала, что такое ярость. Если бы не подоспели бабушка и Сельма – одна ухватила Лавинию под мышки, другая подняла Патрицию с пола, – дело могло бы закончиться плохо.
– Ненавижу тебя, видеть тебя не могу! Не хочу жить с тобой, не хочу больше никогда с тобой разговаривать! – кричала Лавиния сестре, стиснув в кулаке письмо из Grand Hotel.
Бабушка удерживала ее, не подпуская к Патриции.
– Что ты ей сказала, Патри?
– Мама, посмотри, что она со мной сделала, – причитала Патриция, прижимаясь к груди матери.
Одним глазом Сельма изучала ее кровоточащую губу, а другим пыталась разглядеть в свирепом взгляде Лавинии ту добрую девочку, которая никогда не доставляла проблем.
– Знаете, что будет, если отец вас застанет в таком виде? Пошли, приведем тебя в порядок.
Ничего не понимающая Маринелла принялась плакать так бурно, словно проявляла солидарность с обеими сестрами. Она проревела целый час и наконец заснула на кровати Сельмы. Патриция благоразумно укрылась в ванной, чтобы в одиночестве обработать свои раны. Лавиния плакала, вцепившись в покрывало, и даже слова бабушки Розы не принесли ей облегчения.
– Злиться не вредно, но нельзя поднимать руку на родную кровь.
– Я ее ненавижу, не хочу, чтобы она больше была моей сестрой.
– Что за глупости ты говоришь? Твоя сестра останется с тобой, когда мы все уйдем. Ты должна любить ее, а она должна любить тебя.
– Но она не любит меня. И никогда не любила.
Роза продолжала утешать Лавинию, пока не вошла Сельма. Лавиния почувствовала, как матрас легонько прогнулся под весом матери, еще до того, как услышала ее голос:
– Твоя сестра сожалеет, она хочет попросить у тебя прощения. И ты должна попросить у нее прощения за то, что побила ее. Ей можно войти?