Раньше Маринелла слышала только, как романтичной называли ее сестру Лавинию, а в устах Патриции это слово звучало как оскорбление:
– Тебе повезло, что ты можешь быть романтичной, а я-то работаю и содержу нас всех.
Чаще всего она говорила это, когда Лавиния отрабатывала в кинотеатре вторую смену без оплаты только ради того, чтобы задержаться и второй раз посмотреть понравившийся ей фильм. В магазине Лучано Вальо был целый отдел под названием «Романтика», и там Маринелла обнаружила много прекрасной старой музыки шестидесятых и пятидесятых годов – джаз, рок, итальянские певцы. Она спросила, не лучше ли расставить эти пластинки по жанрам и исполнителям. Лучано был категорически против.
– Шутишь? Без влюбленных магазин прогорит. Оставь все как есть.
Четвертый матч состоялся 29 июня, и в этот жаркий вечер статистика и романтизм Лучано принесли свои плоды: Италия выиграла у Аргентины со счетом 2:1, и даже Маринелла, которая ничего не понимала, сообразила, что матч был эпичный, – желтые и красные карточки, победа Тарделли над Марадоной, на террасе и во всем городе кричат от радости. Маринеллу захватила эта эйфория, она прыгала вместе с Таней и обнималась с кучей незнакомцев, хотя обычно испытывала отвращение к объятиям. Как могло случиться, что за почти восемнадцать лет жизни она ни разу не слышала о чемпионате мира по футболу? Сколько всего она пропустила?
– Пойдем со мной в дом, хочу взять несколько пластинок, чтобы поставить их в честь праздника. А ты поможешь выбрать, – сказал ей Лучано.
Маринелла была ошеломлена царящим вокруг энтузиазмом и, чтобы отпраздновать победу, даже решила тайком выпить пива с Таней.
– Не волнуйся, Марине, ты не опьянеешь от нескольких глотков. Тебе просто станет чуть-чуть веселее, – сказала ей подруга.
На самом деле Маринелле было ужасно весело от мысли, что Лучано хотел посоветоваться с ней о музыке. Следом за ним она спустилась на третий этаж. Таня и Лучано спали на двухъярусной кровати. Подруга, наверное, располагалась внизу, где стена была увешана постерами Саймона Ле Бона[73] и афишами фильмов, включая «Голубую лагуну». Чтобы найти следы Лучано, нужно было смотреть выше, где стены скрывались под полками и стеллажами, на которых бок о бок стояли сотни пластинок.
– Это всё твои?
– Нижние – папины и Танины. Возьмем эти и отнесем наверх? Что скажешь?
В руках у Лучано были Queen, Рино Гаэтано[74] и знаменитая пластинка Toto, о которой мечтала Маринелла. Он так радовался победе Италии, что рассмеялся, увидев ошеломленное лицо Маринеллы. Столько пластинок сразу она видела только в магазинах.
– Если тебе что-то приглянулось, можешь взять на время, я знаю, что ты вернешь.
– Нет, я не знаю, что выбрать.
Лучано уверенно направился к полкам и достал сверху долгоиграющую пластинку в сером конверте.
– Знаешь эту? Давай начнем с нее. Я бы поставил ее прямо сейчас, но наверху так шумно, что ничего не будет слышно. Возьми ее домой, а потом расскажешь, как она тебе. Это очень ценная пластинка, у меня ее даже в магазине нет, так что постарайся не потерять. А теперь идем обратно наверх.
Маринелла в кои-то веки оказалась не самой умной среди сверстниц. Мало того, что Лучано ею командовал: пошли вниз, пошли наверх, пошли на террасу – и что она на все отвечала «да». Мало того, что она отменила обеденный перерыв, отдавала ему все баклажаны с пармезаном, приготовленные Лавинией, – блюдо, которое Маринелла любила больше всего на свете, – и перестала испытывать голод. Город отмечал победу над Аргентиной и готовился к матчу с Бразилией, а Маринелла все выходные пролежала на полу мансарды, слушая пластинку, которую ей одолжил Лучано Вальо. Как она могла не слышать о Брайане Ино[75], какой дурой она должна казаться Лучано?! В выходные было сорок градусов, солнце плавило асфальт, а пляжи кишели людьми, и Патриция начала беспокоиться о Маринелле, которая десять часов не высовывала носа из своей комнаты. Патриция поднялась в мансарду, чтобы позвать ее к ужину.
– Ты что же это, не обедала и ужинать не собираешься?
– Завтра поем.
Сестра с подозрением осмотрела Маринеллу.
– Ты больна?
– Нет.
– Ты все время лежишь здесь. А как же Розария? Почему ты не выходишь? Ты больше не ходишь смотреть матчи со своими друзьями?
– Патри, не трепи мне нервы. Что тебе нужно?
Патриция вернулась вниз вся красная, крича, что они воспитали распутную девчонку и что если бы она в свое время так ответила мамушке, то света белого не увидела бы из-за тумаков. Лавиния вздохнула.
– Патри, оставь ее в покое. Ты ей не бабушка и не мать. Поест, когда проголодается.
Когда сестра отступала, Маринеллу начинала мучить Розария. Каждый вечер около девяти часов она начинала звонить в домофон и не прекращала, пока подруга не спустится. Она не сердилась на то, что Маринелла все это время ходит на террасу без нее, но донимала ее расспросами – что там происходит, как долго длятся матчи.
– Ты хоть понимаешь, что творится на поле?
– Это несложно, Роза: кто забьет больше голов, тот и выиграет.
– Но есть же группы, разница голов. Ты понимаешь, что это такое?
В конце концов Маринелле это надоело, и, чтобы подруга не мешала ей валяться на полу в мансарде и слушать пластинки, она пригласила ее на террасу.
– Приходи на следующую игру. Таня будет рада.
Вечером 5 июля 1982 года Италия играла с Бразилией, и напряжение в воздухе можно было резать ножом. Лучано сидел между Маринеллой и Розарией, и это было куда лучше, чем слушать комментатора, поскольку Вальо знал всю подноготную бразильских игроков и их полные имена. Первый гол забил Паоло Росси, и терраса взорвалась радостью, но затем Сократес сравнял счет. Когда Росси забил второй гол, Лучано наклонился к Маринелле:
– Мы выиграем, я чувствую.
Казалось, что Бразилия ослабла, и напряжение на террасе стало рассеиваться. На шестьдесят восьмой минуте Фалькао сравнял счет, 2:2. Но на семьдесят четвертой Паоло Росси забил снова. И здание чуть не рухнуло, так все запрыгали от радости. Игра закончилась со счетом 3:2 в пользу Италии. Если в матче с Аргентиной она просто одержала победу, то сегодня был триумф. Италия вышла в полуфинал. Все были на седьмом небе от счастья, пели Рино Гаэтано и национальный гимн, «We Are the Champions»[76], старую самбу, слов которой никто не знал, но достаточно было напевать «Бразилия, на-на-на-на-на, Бразилия». Возможно, если бы на следующий день кто-то пришел в магазин и попросил эту пластинку, Лучано нашел бы ее.
Все обнимались друг с другом, так что Маринелла и не заметила, как Лучано вдруг стиснул ее в объятиях. В другое время у нее возникла бы масса проблем – обнимать ли его в ответ, куда положить руки и, главное, куда их не класть, – но в этот раз она тоже обняла его, не слишком задумываясь о происходящем. Просто поступила так, как пришло ей в голову.
– Пойдешь со мной за пластинками? – спросил Лучано.
Когда она хотела уйти с террасы, Розария схватила ее за руку:
– Куда ты идешь, Марине?
Щеки Маринеллы раскраснелись, глаза блестели, как у пьяницы или футбольной фанатки, хотя она не была ни той, ни другой.
– В комнату Лучано, на третьем этаже. Там миллион записей, сходи посмотри.
У Розарии глаза полезли на лоб.
– Ты с ума сошла? После того, что произошло между тобой и Эдуардо Канчелларо?
Сердце Маринеллы замерло, и ей показалось, что пол под ногами рушится и она проваливается не на третий этаж, а ниже, ниже, на лестницу, на подземную парковку и дальше, к центру Земли.
– Зачем ты об этом вспомнила? Он не такой, он брат Тани.
– Он всегда рядом с тобой, шепчет что-то на ухо, прикасается к тебе. – Розария закатила глаза. – Ты правда думаешь, что Лучано Вальо нужна твоя помощь в магазине? Как же он тогда работает зимой?
– Зимой в его магазине меньше народа.
– Он продает пластинки, Марине, а не купальники. Почему это зимой покупателей должно быть меньше? А еще считаешь меня глупой.
На следующий день Маринелла сказала Лавинии, что плохо себя чувствует – болит живот, а может, голова. Пусть сестра передаст Лучано Вальо, что Маринелла не придет сегодня в магазин. Прежде чем отправиться за покупками, сестра заглянула в «Тамбурин» и рассказала Лучано Вальо эту сказку. Маринелла весь день проспала в своей мансарде. В пять часов к ней поднялась Лавиния.
– Тебя ищет тот паренек из магазина, Лучано.
– Я больна, проваливай.
– Мне так ему и сказать?
– Просто скажи, что я больна.
И Лавиния сказала Лучано, что у Маринеллы мононуклеоз и ей лучше ни с кем не встречаться. Она вернется в магазин, как только сможет, большое спасибо за терпение.
– Наплевать на работу, лишь бы она поправилась. Я бы не хотел, чтобы она подхватила что-нибудь на террасе. Все пьют из чужих стаканов, это не очень-то гигиенично.
– Нет, у нее уже было такое. Это второй раз, – ответила Лавиния.
Лучано вручил ей пакет с пятью пластинками в потрепанных конвертах:
– Передашь ей? Я вчера не успел.
Лавиния поднялась в мансарду с охапкой пластинок.
– Это тебе.
Маринелла едва не спрыгнула с кровати, чтобы посмотреть, что принесла Лавиния.
– Он разозлился?
– Нет, он волновался. Я сказала ему, что у тебя мононуклеоз.
– Какая гадость, Лави. Неужели не придумала ничего получше?
– Мне на ум пришло только это, знать ничего не знаю. – Лавиния рассматривала пластинки, которые держала в руках. – Когда я была в твоем возрасте, все парни в нашем районе увивались за мной. Дядя Донато не знал, как удержать меня дома. Ты помнишь? Бабушка говорила мне остерегаться мальчиков, мама – смотреть в землю. Это были не самые лучшие уроки, но тебя мы даже этому не научили.
– И не надо, я все знаю сама.