Бурю чувств вызывала в нем эта стойкая, любопытная, хрупкая девочка. И не были ни малейшего желания отрываться от нее. Ее прямолинейность и искренность подкупали, прежде он ни разу не встречал людей с подобным набором качеств, ни в один свой визит. Возможно, именно таких он всегда и искал. Таких, как Фаина. Но не находил, поэтому возвращался снова и снова, под предлогом растления и развращения человеческих душ и тел.
Сколько она еще продержится? Об этом не хотелось и думать, но мысль мучила сама по себе, червем-паразитом ворочалась в груди. Сколько у них времени? И не лучше ли не подвергать ее лишнему риску, а уйти прямо сейчас, возвратив ее туда, откуда взял? Туда, где нашел ее. Как обнаружить в себе решимость сделать то, что должен, а не то, что хочешь? Ян не знал этого. Он не понимал, как ему поступить. Чувства и желания боролись внутри него, причиняя нестерпимую боль в груди. Лишь когда он прислушивался к ее тихому, равномерному дыханию, ему становилось легче.
Фаина была так беззащитна, так… притягательна! Ему хотелось бы быть кем-то, кто сумеет защитить ее, обеспечить ей безопасность, уберечь от всякого зла… увы. Он не мог спасти ее от главной угрозы, от себя самого. Горькая ирония! Как бы хотелось ему быть человеком и провести с этим созданием короткую жизнь. Не мучиться оттого, что убивает Фаину, просто находясь рядом, что ничего не может ей дать, кроме страданий. Природу не побороть, таков уж он есть. Как болезнь, только хуже. Неизлечимая болезнь, от которой никогда не будет вакцины.
Необходимо все в себе уничтожить, чтобы эта девушка осталась жить. Подумав об этом, Ян нежно обнял ее и прислушался к дыханию и стуку сердца. Похоже, она все еще достаточно сильна. Неужели помогает напиток? Возможно, имеет смысл побыть с нею до самой критической точки… Но горькая усмешка расцвела и тут же завяла на губах: эта точка давно уже пройдена, а он все откладывает на потом то, что нужно было сделать давно. И так будет, пока она не умрет. Уходи же, Ян, сколько еще ты планируешь тянуть? Больше нельзя медлить. Если ты не уйдешь, будешь ненавидеть себя весь оставшийся срок жизни, а он у тебя немалый. Ты не хочешь ее смерти. Хоть разок побудь для кого-то хорошим. Пожертвуй парой лишних дней вместе с нею, чтобы девочка выжила и забыла о тебе.
Забыла! Чудовищная несправедливость.
Ян так углубился во внутренние рассуждения и самобичевание, что при всей своей чуткости даже не заметил, как Фаина открыла глаза, и ритм ее дыхания и сердцебиения изменился. Смутное воспоминание о себе самом, о том, что он должен был сделать, шевельнулось внутри, но он подавил его.
Глава 39, в которой Фаина умоляет не уходить
«Мы всегда слишком сужаем границы своей личности! Мы причисляем к своей личности всегда только то, в чем усматриваем какую-то индивидуальную, какую-то отличительную особенность. Но состоим то мы из всего, что есть в мире, каждый из нас; и точно так же как наше тело носит в себе всю родословную развития до рыб и еще дальше назад, так и в душе у нас содержится все, чем когда-либо жили души людей. Все боги и черти, которые были когда-либо, будь то у греков, китайцев или у зулусских кафров, все они в нас, все налицо как возможности, как желания, как выходы из положения. Если бы вымерло все человечество и остался один-единственный, сколько-нибудь способный ребенок, которого ничему не учили, то этот ребенок снова обрел бы весь ход вещей, снова смог бы создать богов, демонов, рай, заповеди и запреты, ветхие и новые заветы – решительно все».
Герман Гессе – «Демиан».
– Знаешь, а я ведь всегда хотела побывать именно в таком месте, как это, – ясно произнесла она, словно и не спала мгновение назад.
– Хочешь прогуляться по берегу? – предложил Янхъялла с надеждой, что у нее хватит на это сил.
– Очень хочу.
Демон помог ей встать, заметив, что у девушки кружится голова, и движения она почти не контролирует. Дурной знак. Он понимал, что зелье не начнет помогать, если он постоянно рядом, но ничего не мог с собой поделать. Они вышли на мшистый выступ утеса, где гнездилась их хижина, и полной грудью вдохнули холодного воздуха. Ян поддерживал ее за локоть, опасаясь, как бы она ни свалилась вниз.
– Как ты себя чувствуешь?
– Так светло, – заметила она, задумавшись, – все еще так светло… неужели уже утро? Я долго спала?
– Недолго. Здесь полярный день, Фаина. Ночью тоже светло. Поэтому мы можем пройтись.
– Но как мы спустимся? – девушка с опаской выглянула за край обрыва.
– Предоставь это мне.
Янхъялла крепко прижал ее к своему твердому, шершавому телу, и Фаина услышала звук, очень напомнивший звук из детства, который она слышала по ночам – взрослые говорили, что так потрескивает кинескоп в «уставшем за день телевизоре». Она моргнула, не успев понять, что именно изменилось. Ян отошел на пару шагов, позволил осмотреться. Оказалось, они уже стоят на берегу, так далеко от утеса с хижиной, что можно идти туда спокойным шагом около сорока минут. Вполне достаточно для прогулки.
Фаина запрокинула голову и стала разглядывать непроницаемое светло-серое небо. Полярный день… Она никогда его раньше не видела. Солнце, купаясь в дымке, не садится за горизонт, лишь бесконечно висит над ним, будто что-то схватило его за хвост и не позволяет скрыться.
– Завораживает.
– Идем. Ты ведь хочешь все тут осмотреть, верно?
Янхъялла протянул когтистую лапу, и Фаина, схватив широкую горячую ладонь, пошла рядом со своим проводником, озираясь по сторонам, словно дитя. Океан неустанно шумел, нагоняя на берег новые и новые волны – то крупнее, то мельче, то пенистые, то прозрачные. Накатывая и отступая, они оставляли после себя темные следы, и почему-то за этим хотелось наблюдать часами, словно тебе откроется какая-то тайна. Песок под ногами чередовался с мелкими камушками и ракушками. Гигантские выброшенные на берег коряги, покрытые зеленой тиной, были так крепко пропитаны соленой влагой, что уже, наверное, никогда бы не высохли. Издалека их можно было принять за диковинной формы созданий, выползающих из терпкой морской воды.
Отсутствие прямых солнечных лучей придавало ландшафту особый оттенок сумрака, и в плотном воздухе передвигалась осязаемая тленность всего существующего. Останки рыб, порой весьма крупных, судя по скелетам, были единственным доказательством, что в этих краях водится что-то живое. Крупные камни, попадавшиеся на пути, имели столь причудливую форму, словно бы кусок пластилина небрежно помяла и забросила сюда чья-то исполинская рука. Их крутые покатые бока, обглоданные приливами до невероятной гладкости, матово поблескивали от влаги.
Фаине захотелось взобраться на один из валунов, и Ян не мог отказать ей в этом. Жизнь этой девочки скоро прервется из-за него. Как он может лишать ее последних маленьких радостей? Возможно, этот камень сделает ее счастливой. Ян помог Фаине залезть на него, поддерживая сильной конечностью и каждую секунду предупреждая о том, что поверхность покрыта зеленой слизью, он скользкий и влажный, и перемещаться по нему следует осторожно. Фаина взобралась на самый верх, села, свесив ноги, и закрыла лицо руками, едва сдерживая горючие слезы. Ян смотрел на нее и не знал, что сказать, чтобы остановить отчаяние, внезапно взявшее над ней верх.
– Почему именно сейчас, – горько всхлипнула она, и Яну стало плохо, когда он увидел ее лицо. – Почему именно со мной. Почему я не могу быть счастливой. Почему мир так несправедлив. Почему ты должен уйти или я – умереть. Почему по-другому никак нельзя. Почему впервые в жизни я вижу смысл в своем существовании, и у меня есть ты, но все это скоро кончится, и по-другому не могло сложиться? Почему?! Я не хочу, чтобы все было так. Ты очень нужен мне. Ты нужен мне очень сильно, Ян. Без тебя ничего не имеет смысла и цели. Я не хочу и не стану принимать реальность, в которой не будет тебя! Я ее никогда не принимала, пока ты не появился.
Казалось, она взобралась туда только затем, чтобы выговориться, не сдерживаясь. Ей нужна была дистанция от него. Иллюзия независимости от Яна, чтобы высказать все, что накопилось. Люди – такие интересные создания. Практически всесильные, но очень слабые. Фаина продолжила кричать, захлебываясь и местами заикаясь.
– Все это так глупо. Так бессмысленно! Я н-ненавижу свою жизнь. В ней было мало хорошего. Но стоило хорошему п-появиться, стоило мне ощутить себя любимой, особенной, нужной кому-то… ВПЕРВЫЕ ЗА СВОЮ НИКЧЕМНУЮ ЖИЗНЬ! И все должно быть уничтожено. Стерто. Чьей-то несправедливой волей. Я не хочу принимать такой порядок вещей. Я не б-уду его принимать. Мне он не нравится. Кто придумал эти правила? Кому от них проще живется? Я не хочу, чтобы ты уходил. Янхъялла. Ты не можешь меня оставить… я не смогу без тебя. Я просто не смогу. Ты ведь все время был со мной. Задолго до того, как ты придешь, я предчувствовала тебя, моя жизнь предвосхищала твое появление, со мной не могло случиться иного, только ты!
И она, сидя там, наверху, зарыдала с новой силой, больше не пытаясь что-то говорить или закрывать лицо. Океан внимал ей, пытался утешить, заглушить ее боль шумом волн, и ветер торопился высушить слезы на изможденном лице. Ян глядел на свою Фаину и чувствовал себя ничтожным и беспомощным. Что-то трескалось у него в груди, сопровождаясь нестерпимой мукой. Он знал, что Фаина ощущает то же самое, и это ничем не унять. Позволив выплакаться, Ян осторожно снял девушку с камня обратно на песок. Через пару минут она более-менее успокоилась, но пришлось еще долго ее обнимать, закрывая своим телом от порывистого ветра. Впрочем, такая перспектива вряд ли могла расстроить их обоих. Им не хватило бы вечности, чтобы просто стоять, прижимаясь друг к другу.
Через время они взялись за руки и направились дальше вдоль кромки темной воды. «Говоришь, что не сможешь без меня, – думал Ян, глядя перед собой, – но на самом деле все наоборот. Ты умираешь, Фаина. Медленно умираешь. Это со мной ты не сможешь, а не без меня. Без меня тебе, наконец, полегчает, только ты этого не поймешь прямо сейчас. Ты слишком ко мне привыкла. Пристрастилась, словно к наркотикам. Почему всего этого я не могу произнести вслух?..»