– Я прежняя, – успокоила она, – просто теперь мне немного легче быть собой.
– Слышать это я рад даже больше, чем видеть тебя, – не упустил случая удачно сострить Гена. Уж он-то точно остался прежним, подумала Фаина и улыбнулась сама себе.
В тот же день, гораздо позже, вдоволь пообщавшись с приятелем, поведав ему практически все, выговорившись до такой степени, что пересохло в горле, Фаина готовила на кухне, собираясь с ужином завалиться в гости к Денису. Даши почему-то не было на месте, и визит к ней был отложен на потом.
Девушка решила не идти в магазин, а состряпать что-нибудь из имеющегося в наличии. Порывшись в запасах, она обнаружила две вещи, идеально сочетающиеся друг с другом, а именно – богом забытую банку тушенки и пачку гречки. Сегодня никто не мешал ей хозяйничать на кухне и размышлять в спокойной атмосфере. О диалоге с Геной, о предстоящих беседах с Денисом и Дашей, об Арине в больнице, о съехавшем Алеке, об отчаянно игнорирующей ее Наташе, о пропавшей куда-то Миле…
Все слишком изменилось за последнее время. Но ведь и человек изменчив. Он может привыкнуть буквально ко всему. Перемены – это естественный ход вещей. Не стоит бояться их. А чтобы не бояться, нужно не думать о них. Перестать прикладывать пластырь, как выразилась Браль. Эта фраза врезалась в память.
Вот-вот должен был закипеть чайник, когда на кухню вошел высокий мужчина в темном одеянии до пят. Босой, с невероятно густыми, тяжелыми волосами до плеч, крупной волной уложенными назад, уже без бороды и усов, но все с теми же красивыми бакенбардами и лукавыми, живыми, пронзительно зелеными глазами, ровным носом и слегка пухлыми губами. Сначала она даже не узнала его, секунду прикидывая, могли ли всего за две недели так быстро отрасти волосы на голове. Но этот взгляд, безразличный и в то же время пылающий, не оставлял сомнений в том, кто удостоил ее своим присутствием.
Они без спешки окинули друг друга оценивающими взглядами с головы до ног, затем оба многозначительно ухмыльнулись. Схватив со стола полотенце, Фаина вытирала мокрые руки, чувствуя, что теперь совсем не боится человека, который нарушил ее одиночество. Ян просто стоял перед нею в рясе священника и молчал – его глаза и губы выражали больше, чем любые слова, они словно заигрывали с нею, источая почти осязаемую энергию. Очевидно, Ян жаждал реакции на свою обновленную наружность, но с этим девушка как раз не спешила. Уже не испытывая никакой трудности заговорить первой, она спросила:
– Сменил имидж? – и отвела глаза, что так тяжело давалось ей раньше.
Похоже, он действительно удивился тому, как изменилось отношение и поведение Фаины. Сейчас перед нею явно человек, самовлюбленный, эгоистичный, со своими закидонами, не самый обычный, но всего лишь мужчина. И просторный черный балахон с белоснежным прямоугольничком на шее ужасно ему к лицу – хорошо контрастирует с гладко выбритой кожей, цветом волос и глаз.
– Мне идет? – он даже приподнял руки и покрутил торсом, позволяя со всех ракурсов рассмотреть туго подпоясанную талию, широкую спину и плечи. Зрелище было впечатляющим, и Фаина обязательно купилась бы на него, не проведи она последние две недели с избытком сексуального удовлетворения.
– О, несомненно. Из тебя вышел бы отличный батюшка. Ты бы, наверное, мно-ого грехов отпустил прихожанкам… – иронично заметила она, накрывая крышкой сковороду.
Коротко улыбнувшись, Ян качнулся по направлению к ней. Затем поднял одну руку, направив ее прямо на девушку, и заговорил так монотонно и звучно, словно имел огромный опыт в чтении проповедей:
– «Не отдавай женщинам сил твоих, ни путей твоих губительницам царей». «Не смотри на красоту человека и не сиди среди женщин: ибо как из одежд выходит моль, так от женщины – лукавство женское»…
Фаина слушала, не шевелясь. Ян все продолжал, и голос его порой становился мягким и вкрадчивым, слегка гипнотизирующим. Говорил он негромко, но каждое слово было столь отчетливо, что великолепной дикции оставалось лишь позавидовать. Это был тот тип голоса, которым можно заслушаться, словно пением морских сирен. Фаина позволила ему очаровать себя библейским плетением слов. Ей даже нравилось то легкое чувство эйфории, настигающее, когда теряешь смысл и улавливаешь только магически переливающийся набор звуков, который расслабляет тело и одурманивает разум.
– «И нашёл я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце её – силки, руки её – оковы; добрый пред Богом спасётся от неё, а грешник уловлен будет ею»…
Интонации Яна, сладкие, будоражащие, порой с придыханием или иными интересными акцентами на некоторых словах, доставляли удовольствие, граничащее с физическим. Раньше Фаина и представить не могла, как от звучания чьего-либо голоса телу может быть приятно. Уже не получалось слушать его с былым безразличием. Магнетизм Яна все возрастал, креп, как древесная кора. Молодой мужчина в расцвете лет словно пустил в ход все свои навыки, чтобы пленить Фаину.
Но с чего бы ему добиваться такой, как она? Он для нее слишком хорош. К тому же, если бы он действительно захотел, давно бы затащил в постель бедняжку, изнывающую от неудовлетворенности. Судя по всему, Ян просто играл с нею. Недостатка в красивых девушках у него не было с момента заселения, а Фаиной он изначально не интересовался как лицом противоположного пола. Но мог использовать ради развлечения. Иначе зачем бы ему раз за разом устраивать свои фокусы только для нее, чтобы она медленно сходила с ума, а остальные считали ее ненормальной?
Браль абсолютно права. Ян специально изводит ее. А она не должна поддаваться. Отныне противостоять ему получится играючи. Ведь ей известна истина. Фаина вытерла лицо мокрым полотенцем – медленно, чтобы избавиться от морока, от лба до самого подбородка. Ян смолк, и тишина позволила ей совладать с собой.
– Мужчины не менее коварны, и ты тому – яркое доказательство. Как это ты не загорелся, цитируя Библию? – юноша ничего не ответил, но сделал шаг по направлению к ней и очень медленно опустил свою руку, прямо как в тот вечер, когда отдал ей забытый флакон шампуня. Иногда создавалось ложное впечатление, словно некоторые его заторможенные движения и порой полное отсутствие мимики – результат трудностей с привыканием к своему телу, а не осознанные качества.
– Чай будешь?
– Да.
Вообще-то она предложила из вежливости и не рассчитывала на такой ответ. Пришлось залить кипятком два пакетика и сесть за стол, словно закадычные друзья. Ян молча подвинул кружку ближе к себе, а стул – ближе к столу. Происходящее было крайне необычно для обоих, но они смотрели друг на друга открыто, без утаек и опасений. И все-таки есть в нем что-то… необычайное. Не поддающееся описанию, но четко ощущаемое при долгом зрительном контакте.
– Так что, придешь на спектакль?
«Так вот, откуда у него ряса. Реквизит!» – пронеслось в голове.
– Пришла бы, если бы ты не отказался играть Дьявола.
– А мне не нужно его играть.
– У тебя теперь новая роль? Сначала притворялся чертом, теперь проповедником.
– Мне не нужно никем притворяться. У меня тысяча лиц. А ты хотела исповедоваться, Фаина?
– Не так уж много у меня грехов, – поморщилась она.
– Достаточно.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
– Мне известны все твои грешки. Чревоугодие, уныние. А с недавних пор еще и похоть.
У Фаины запылали щеки. Но каркас, бережно взращенный Инессой Дмитриевной, выстоял эту проверку и даже не дрогнул.
– Я не верю в бога, – она попыталась отшутиться.
– А в Сатану?
– Я должна верить в то, чего не видела?
– Как это не видела? Вы, люди, такие интересные, – почти усмехнулся он, но лицо осталось непроницаемым, взгляд – напряженным.
– Следи лучше за своими грехами, у тебя их тоже по горло.
Ян прищурился, и нижняя часть его лица утонула в кружке.
– Вот такой ты мне нравишься гораздо больше.
– Да мне, в принципе, все равно, нравлюсь я тебе или нет, – с бешено колотящимся сердцем заявила она, стараясь выглядеть индифферентно.
Пока они спокойно пили чай и болтали, ее донимали фантазии, героем которых стал горячий молодой священник, жаждущий согрешить вместе с послушницей. Она обкусывала кожу с нижней губы и думала, что Ян, пожалуй, прав на счет ее нового увлечения. И как она раньше в себе это сдерживала? Какими силами подавляла столь буйный зов животных страстей? Пока сосед не сводил с нее взгляда, то чуть улыбаясь, то вновь становясь раздраженным и злым от неосторожно сказанного слова, Фаина испытывала возбуждение, не ограничивая свою фантазию. Почему она боялась его раньше? Ведь он так красив… И так доступен теперь.
– А мне казалось, что тебе не все равно.
– Ты странно на меня влияешь.
– Рад слышать это, – молодой мужчина отставил кружку и придвинулся к Фаине, ножки стула громко скрипнули по полу.
Мгновение – и он совсем рядом. Гладит ее по щеке. Пальцы очень теплые, даже горячие. И нежные, как самый свежий зефир. Она не успевала отдавать себе отчет о происходящем. Две крупные темно-зеленые монеты с точками-зрачками пульсировали, словно живые, напротив ее лица. Гипнотизировали. Завлекали в такие бездны, откуда люди больше не выбираются. Фаина поняла, наконец, где пришлось побывать Миле в тот день, и почему она так долго не могла оклематься.
– Я хочу тебя… кое о чем попросить, – прошептала она, когда их лица были совсем рядом. Этот белый воротничок сводил ее с ума. Есть ли у него что-нибудь под этим балахоном?..
– Я слушаю, – промурлыкал Ян, слегка откинув голову.
– Больше никогда ко мне не приближайся.
Фаина поднялась на ноги с большим трудом – колени дрожали, и было ощущение, словно вырываешься из густого желе, преодолевая сопротивление плотно натянутой пленки. Но она справилась и знала, кого за это благодарить. Отключив плиту, Фаина направилась в свою комнату, оставив Яна в глубоком недоумении. Разрушать чужие планы ей безумно понравилось, как польстило и недвусмысленное внимание Яна, пусть и такое внезапное.