– Как ты можешь показываться мне на глаза с этим… этим… озабоченным неудачником? Позором человеческого рода!
Фаина опешила. Подобная наглость всегда лишала дара речи.
– Что… что ты…
– Я хочу услышать нечто осмысленное, – заявил он и одернул на себе рубашку, явно намереваясь присесть и подождать, пока соседка придет в чувства.
– Не понимаю, зачем ты пришел. Пожалуйста, уходи.
– Ты сама меня впустила.
– Брось, ты зашел силой.
– Я и не такого силой могу добиться, – Ян осмотрел ее с ног до головы.
– Если ты что-то задумал, я буду кричать.
– Ради всего святого!
– Когда ты так говоришь, звучит кощунственно.
– Ты же это мне назло, да? Мстишь, что увидела с нею.
– Мне все равно. Я искренне желаю вам счастья.
«Вторая фраза была лишней!» – пронеслось в голове.
– Поэтому бросилась в объятия первого встречного, который недостоин даже… – тут Ян потерял самообладание и звонко ударил по дверце шкафа раскрытой ладонью.
Фаина скривилась, представив, как это, должно быть, больно. Если Ян вообще что-то чувствует.
– Договаривай, – попросили ее дрожащие губы.
Ян одарил ее одним из самых ненавидящих взглядов из своего арсенала, но девушка поняла – эта ненависть направлена уже не на нее лично, скорее на Александра.
– Недостоин даже касаться тебя, – с чувством неподдельной боли закончил Ян. – Недостоин того, чтобы ты на него смотрела. Разговаривала с ним. Гуляла.
– Знаешь, это вовсе не тебе реша…
– Разве?! Я хочу и могу убить его. Почему ты так себя ведешь?
– Как же я себя веду? – пришлось тоже повысить голос.
– Распыляешь себя на таких насекомых. Омерзительно. Ты предназначена другому. Более сильному, тому, кто не знает конкурентов.
Несколько секунд Фаина напряженно глядела на Яна, и вдруг его искреннее негодование развеселило ее. Она хохотнула раз, другой, и плюхнулась на кровать уже заливаясь припадочным смехом.
– Самое забавное даже не в том, что кто-то вроде ТЕБЯ может меня ревновать! – заговорила она, сложив руки на груди, как у покойника, – а в том, что ты, ведя столь разгульную жизнь, перепортив почти всех девчонок здесь за несколько месяцев, – (его лицо стремительно менялось), – включая мою хорошую подругу, которая не заслужила запутаться в твоей паутине, ты, развратник и конченый бабник, мерзавец и садист, пришел поучать меня, как лучше выбирать себе парней?! Ты это сейчас серьезно? Думаешь, мне нужны твои советы? Считаешь, я обязана к тебе прислушиваться – хоть в чем-то? С каких пор ты успел стать моим наставником? Я что-то не заметила этого момента. Ты полагаешь, мне НЕ плевать на твое мнение? На тебя самого? Ты мне что, отец или хотя бы старший брат? Нет. Нет и нет. Так что прошу не беспокоить меня нравоучениями. От кого угодно я готова их выслушать, но только не от тебя.
Ян, словно и не слыша ее пламенной речи, опустился в кресло с выражением некоторой растерянности на лице, обычно непроницаемом и беспристрастном, помолчал, затем взглянул почти умоляюще. Впервые в нем проступило нечто беззащитное, и Фаина задумалась, не слишком ли резко с ним обошлась. В молчании стало очевидно, что прогонять Яна бесполезно – он сам уйдет, когда посчитает нужным. Приближаться к нему, чтобы лично выпроводить, Фаина побаивалась. Поэтому она перевернулась набок, согнув руку в локте и уложив голову в ладонь, и уставилась на него.
– Мое поведение – еще не повод вести себя аналогично. Я могу делать многие вещи, от которых людям никогда не отмыться. Но я – другое дело. И если ты просто пытаешься мне напакостить, то не надо.
– Не надо – что?
– Путаться с сомнительными типами вроде того, что проводил тебя домой.
– А тебе-то какое дело до того, с кем я путаюсь? Может, он хороший парень. Это моя личная жизнь. Ключевое слово – личная. Зачем ты лезешь в нее? Кто дал тебе право? Мне что же, приводить к тебе на одобрение каждого парня, который понравится?
– Ты же понимаешь, это не имеет смысла – я не одобрю никого из них. Постой. А он тебе нравится? Этот… ублюдок, мечтающий стянуть с тебя одежду в ближайшем подъезде?!
Ян снова повысил голос, переходя на крик, и Фаина, не сдержав негодования, поднялась и подошла к нему.
– Твоя наглость не имеет границ. Тебе не должно быть дела до того, кто стаскивает с меня одежду, точно так же, как и мне нет дела до того, с кого ее стаскиваешь ты. Делай, что хочешь, я тебе не указ, только меня в покое оставь, наконец.
– Оставить в покое тебя? – скептически переспросил Ян и сделал резкое движение рукой.
Не успев осознать, каким образом, Фаина оказалась у него на коленях, вот только этот Санта ее желания исполнять не собирался, скорее свои собственные. Одна рука властно наматывала ее волосы на кулак, заставляя выгибать шею под неестественным углом, пальцы другой сомкнулись чуть выше колена, обездвижили тяжелым грузом, приковали к себе. В этом положении Фаина не могла видеть его лица, но готова была поспорить, что оно изменилось до неузнаваемости. Оказывается, когда нет лишних глаз, Ян умеет проявлять самые разные эмоции. Теперь он весь преобразился в жестокого деспота – из тех, что избивают жен ради забавы, ломают кости домашним животным, держат в ужасе детей. Он контролировал наклон ее головы так, чтобы молча осматривать все уголки лица, лишь горячее дыхание касалось ее щеки.
– Считаешь, я не могу причинить тебе вреда? – зарычал тот, кто был Яном.
«Больно, как же больно, черт». Из уголков глаз брызнули слезы, покатились по складкам и впадинам исказившегося лица. Приходилось отвечать, сцепив зубы.
– Ты уже причиняешь его.
– Правильно. И, знаешь, я давно мечтал сделать это. Ты и представить себе не можешь в своем узком человеческом умишке, как трудно мне бывает контролировать себя, особенно рядом с тобой.
Фаина дышала, как загнанный зверь. Ян повернул ее лицо, чтобы она могла его видеть.
– Смотри на меня. Смотри мне в глаза. Ты злишься так сильно, так по-настоящему, – он глубоко вдохнул воздух над ее лицом, – мне это нравится. Твои эмоции – нечто особенное. Они столь… глубоки, искренни! Они цепляют своей энергией. Но вообрази себе ярость несоизмеримо сильнее твоей, и ты поймешь, что я испытываю, когда вижу, как тебя касаются руки простого смертного.
Почти обездвиженная, срываясь от боли на хрип, Фаина вдруг вспомнила, что у нее тоже есть руки. Огромным усилием воли она привела их в движение и добралась до крепкой мужской шеи. Когда ладони сомкнулись, Ян одобрительно вскинул брови.
– Хочешь задушить меня? Ты не перестаешь удивлять. Я в тебе не ошибся.
Фаина давила изо всех сил, но это не приносило никакого эффекта, и она перестала. На коже остались белые вмятины от пальцев. Она вдруг поняла, что не слышит его дыхания.
– Правильно. Не трать на это силы. Все равно ничего не получится. Ты же понимаешь, почему. Знаешь, мы так редко с тобою остаемся наедине и болтаем по душам. Искренне, безо всякой фальши и прочей придуманной людьми чепухи. И вот, я пришел, а ты встретила меня так грубо. Фаина… убить тебя мне ничего не стоит. Это мое давнее желание, и оно, как ни странно, приносит наслаждение даже тем, что я не могу его исполнить. Однако фантазировать о том, как бы я это сделал – сплошное удовольствие, – с прищуром заявил он.
– Прошу, ослабь хватку. Умоляю тебя. Мне очень больно…
– Ты сказала – умоляю? Я не ослышался? – Ян исполнил ее просьбу, нахмурившись. – Минуту назад ты была не такая покладистая.
– Минуту назад ты сидел тут со скорбным выражением лица и не представлял угрозы.
Ян захохотал, откинув голову, и в этом хохоте словно прорезался чей-то еще, более низкий и глубокий.
– Я изменчив. Это роднит меня с вами. Тихо-тихо, сиди смирно, Фаина. Я ведь могу и шею тебе свернуть. Сделаю это с радостью.
– Ты сказал, что не можешь меня убить.
– Надо же, а ты внимательная. Это правда. Но «не могу» еще не означает «не хочу».
– Почему не можешь?
– Это… своего рода табу. Условие моего пребывания здесь.
– Кто. Ты. Такой.
– К чему опять эти нелепые вопросы? Ты больше нравилась мне раньше, когда опиралась на собственную интуицию, а не на логику. Ты была более догадлива и менее рациональна. В этом твоя прелесть. Надеюсь, прежняя Фаина вернется к нам. Ведь она видела кое-что своими глазами. Она многое знает, просто не говорит вслух.
– Чем все это кончится? Ты меня не убьешь, но и всю ночь мы так не просидим. В чем тогда твоя цель?
– Сделать тебе больно. Разве это не очевидно из моих действий?
Она не нашлась, что ответить, но, поразмыслив, сказала:
– А Кирилл убеждал меня, что ты не собираешься причинять мне вреда.
– Кирилл приходил к тебе? Вы говорили обо мне?
Воспоминание о том разговоре сразу навело Фаину на мысль об одежде, и она с ужасом обнаружила, что тонкий халат почти распахнулся на ней и ужасно высоко задрался. Девушка принялась поправлять его, заливаясь краской.
– Да… Есть еще одна вещь, которую я бы хотел провернуть с тобой прежде, чем убить, – смакуя каждое слово, сообщил Ян, наблюдая за ее попытками прикрыть оголенное тело.
– Встань в очередь, Кирилл почти опередил тебя.
– Что ты говоришь, Фаина?! – молодой мужчина разгневался: в опасной близости запылали его глаза, изменился голос.
– Ты сказал, тебя обуревает гнев, когда ты видишь, как меня касаются руки простых смертных.
– Кирилл трогал тебя? ГОВОРИ! – Ян с силой встряхнул девушку.
– Почему бы тебе не пойти и не спросить у него, что между нами было?
Ян дышал глубоко и хрипло, и глаза его рыскали по лицу Фаины, словно искали что-то.
– Ты не лжешь, я чую это.
– Зачем мне обманывать тебя? По словам Кирилла, ты и так знаешь абсолютно все. Странно, что не знал о его намерениях.
– Догадывался. Но не предполагал, что ему хватит духу привести их в исполнение. Любой, кто покусится на тебя, будет страдать.
– Я не твоя вещь.
– Правда? Тогда почему я могу делать с тобой все, что мне хочется?