– Есть одна теория, и я бы ответил, но ты сказала, что не хочешь этого слышать.
С напряжением она осматривала привлекательного мужчину перед собой, вновь пытаясь убедить себя, что все это – правдоподобная до жути маскировка. И волосы, и кожа, и глаза, и губы, и само тело.
– Каков твой истинный облик? Я видела его?
– Частично да, но ты еще не готова увидеть все.
– Чем кончится этот разговор?
– А чем бы ты хотела его завершить?
– Хотела бы, чтобы ты выполнил все мои условия.
– Оставить в покое тебя или твоих друзей?
– И меня, и моих друзей.
– Ни одно из такого рода требований не будет выполнено. Все эти люди… особенно девушки, которые до сих пор уверены, будто любят меня. Поддаться мне и страдать из-за этого – их личный выбор, на который я не в силах повлиять. Капкан не виноват, что хватает чью-то плоть, дробит кости, рвет сухожилия. Это капкан, и таким его сделали люди. Наступить в капкан – либо осознанное решение, либо неосторожность. В любом из этих двух случаев капкан не может подвинуться, чтобы не поймать чью-то ногу. В конце концов, он там для этого и стоит, – Ян помолчал, позволив Фаине осмыслить аналогию. – К тому же, даже если я оставлю в покое твоих друзей, они все равно будут подвергнуты моему влиянию, пока я нахожусь рядом. Или пока они находятся здесь.
– Они могут умереть?
– Все могут умереть. Такова моя природа.
– Ян… Чего ты желаешь?
– Узнать, что такое желать.
– Чего бы ты хотел прямо сейчас? О чем ты думаешь? Что бы ты сделал, если бы не был ограничен рамками, о которых упомянул?
Он помедлил с ответом, внимательно осмотрев сначала девушку, а затем стол, за которым они сидели, словно оценивал на прочность и то, и другое.
– Ответ придется тебе не по вкусу. Я не знаю, как описать то, что чувствую, когда ты задаешь мне такие вопросы. Полагаю, вы называете это «нравится».
– Ты ведь уже делал со мной то, чего тебе хотелось, правда? Когда терял над собой контроль.
– Сложно его сохранить: ты напрашиваешься на боль и повреждения. Будто специально меня провоцируешь. Винишь себя в чем-то и хочешь наказать. Это так человечно.
– Если ты думаешь, будто мне нравится, когда мне ломают пальцы, то ты ошибаешься.
– Уверена ли ты в этом? Разве то, как я мучил тебя физически, не облегчало твою душу? Не помогало прийти к себе? Возможно, мое появление поблизости вполне естественно и предсказуемо для человека, который привык себя ненавидеть.
– Хочешь сказать, ты здесь из-за меня? Это я тебя… призвала? Придумала? Заставила так к себе относиться? Ты перекладываешь ответственность.
– Вся ответственность всегда на людях.
– Ну а ты что? Ты не имеешь свободной воли и не делаешь то, что тебе хочется?
– Имею и делаю. Но исключительно с вашего позволения. Мы отклонились от темы.
– Какой темы? О чем мы вообще говорим все это время? – Фаине хотелось истерически засмеяться. А еще – выпить. Крепкого и побольше.
– Все вернется в свое русло, когда я уйду. А пока… что ж, я услышал тебя. И постараюсь исправиться. Но всех твоих пожеланий выполнить я не могу. К тому же, у меня есть и свои условия.
– Какие же? Что еще я должна сделать?
– Прими меня.
– Что означает – прими?
– Не избегай. Не провоцируй. Не сопротивляйся.
– Ты хочешь подчинить меня. Но я не твоя рабыня. И не вещь. Этого никогда не случится.
– Тем хуже. Ибо твоя непокорность и порождает желание подчинить.
– И ради чего все это? Допустим, ты получишь свое. Все, что хочешь. Воспользуешься мной, убьешь, не знаю, что еще сделаешь – воля твоей фантазии. Что дальше?
– Дальше мне незачем будет оставаться здесь. Теперь я понимаю, что в этот раз пришел не зря. Я нашел не то, что искал. Но найденное оказалось гораздо лучше искомого первоначально.
– Господи, – Фаина закрыла лицо руками и продолжительно выдохнула, чтобы успокоиться. Она вдруг начала нервничать, словно из-под толстого слоя ваты вынырнула. – За что мне все это… за что…
– Некорректный вопрос. Скорее следует спросить: для чего?
Она глянула на него в промежуток между пальцами и снова спряталась за ладонями. Вот бы сейчас зажмуриться сильно-сильно, распахнуть глаза, а рядом – никого нет! И не было никогда. Фаина подавила очередной позыв рассмеяться от собственной беспомощности и ничтожности.
– Почему я? Почему? Посмотри, сколько вокруг людей.
– В самом начале нашего диалога и объяснил, почему именно ты. Тебе следует смириться.
– Смириться и терпеть? Ну уж нет. Не будет такого.
– Предсказуемый ответ.
– Ты бессмертен? – девушка вскинула голову, ухватившись за слабую надежду: возможно, его все-таки можно убить?
– Ты всегда можешь проверить это, я не запрещаю. Будет забавно понаблюдать. Но будь готова, что в ответ на агрессию я и сам ожесточусь.
– Когда ты исчезнешь?
– Ты поймешь.
Хотелось выть от невозможности повлиять на то, как складывалась ситуация. Запустив пальцы в волосы на висках, Фаина вдруг поняла, что ничто не держит ее здесь, и весь их разговор продолжается по взаимной инициативе. Если она замолчит, все закончится. Она может подняться и уйти к себе. Прямо сейчас.
– Предлагаю компромисс, – девушка поднялась и положила кулаки на стол. – Я не провоцирую тебя, не лезу на рожон, не пытаюсь ничего выяснить. Чтобы принять тебя, мне нужно время все как следует обдумать и проанализировать. Поэтому ты, со своей стороны, дашь мне это время. И не будешь меня трогать. Совсем. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы подготовиться. А потом поговорим. Идет?
– Как я узнаю, когда ты будешь готова?
– Ты поймешь.
– Мне не нравится этот план. Он снова сковывает мне руки. Я тоже устал сдерживаться, – Ян поднялся со стула и стал выше Фаины на голову. Пришлось вскинуть подбородок, чтобы не отрываться от его гипнотически-зеленых глаз. – Но я обещаю, что буду стараться, если ты пообещаешь, что после этого меня ждет вознаграждение.
– Обещаю.
Ян неотрывно глядел, как девушка вышла из-за стола, а затем и из кухни, не встретив никаких препятствий. Как чудесна она казалась ему в своей настойчивости, проницательности, бесстрашии и искренности. Он оставался под впечатлением от ее поведения, как и она – от его сладких речей и спокойного нрава. Ян оставался Яном, даже будучи непривычно мягким. Все тот же обольстительный змей с внешностью идеального мужчины. Каждое его движение завораживало.
Нельзя сказать, будто Фаина пребывала в шоке от того, как круто развернулись события всего за пару часов. Ей казалось, что ее тело остается в реальности, а рассудок давно выпал, витает где-то очень далеко, не реагирует на происходящее должным образом. Да и каких реакций можно ожидать, когда события давно перешагнули рамки допустимого. Разум на подобное не рассчитан.
Как ни странно, все закончилось довольно неплохо. Если не думать о ближайшем будущем, все очень даже нормально. Но у всего есть предел. Допустим, сейчас он затихнет на некоторое время, даст ей оклематься. Такое уже было. Но что будет дальше? Фаине казалось, что кто-то из них должен убить другого. Иным дело не кончится.
Она сошла с ума, и с этим стоит свыкнуться окончательно. Ян сказал: «Сумасшедший никогда не поймет, в какой момент преодолел точку невозврата». Когда эта точка была у Фаины? А Ян точно существует? У нее ведь не может быть шизофрении. Все реально. Выдумать такое просто не получится, даже если постараться. Да, при проверке выяснилось, что она имеет высокую предрасположенность к этой болезни, но не могло же все развиться и начать прогрессировать так быстро!
Что Инесса Дмитриевна рассказывала ей об этом? Шизофрения – целый комплекс расстройств, расщепление процессов мышления, а не раздвоение личности, как принято считать в кругах обывателей. Фаине никогда не казалось, что внутри нее есть еще одна личность со своим голосом и мнением. Все было иначе: одна Фаина, но разбитая на множество фрагментов, и каждый фрагмент, словно осколок зеркала, под своим углом отражал свет реальности, поступающий извне. Собрать кусочки, чтобы полностью увидеть отражение, никогда не удавалось. Как следствие, не получалось понять ни саму себя, ни окружающих. Бесконечные попытки разобраться, что с ней происходит, что с ней не так, ни к чему не приводили. Теперь становится ясно, почему. Глядя в разбитое зеркало, единой картинки не увидишь. Увидишь множество – и каждая будет неправильной.
Но этого недостаточно. Что еще? Неспособность мыслить здраво и логично преследовала Фаину с подросткового возраста. Период, когда и начинает в большинстве случаев формироваться шизофрения, но ее первичные симптомы слишком схожи с признаками пубертата, чтобы кто-либо, включая больного, обращал на них особое внимание. Можно ли считать распадом процессов мышления то, что ей зачастую не удавалось трезво оценивать ситуацию, в которой она находится, и искать алгоритмы ее решения? Или то, что все чаще Фаина не воспринимала себя как сущее, а благодаря нарушенному восприятию внешнего мира выпадала куда-то за границы, наблюдая за собой словно извне?
Браль упоминала редуцированные эмоциональные реакции, но это у Фаины было и прежде: когда она в последний раз искренне смеялась, радовалась, сопереживала или сочувствовала кому-либо?.. Если такое и было, то очень давно и в слабо выраженной форме.
Больше Фаина ничего не могла припомнить из разговоров с Браль, но вдруг поняла, что где-то в ее комнате валяется маленькая памятка об отличительных признаках прогрессирующей шизофрении для тех, кто склонен к ней и уже испытал на себе первые симптомы. Полчаса девушка потратила, чтобы найти пожелтевший, покрытый паутиной листок формата А5. Она села на край кровати и поднесла его ближе к глазам.
Помимо расстройства восприятия и неадекватного или пониженного аффекта к ярким признакам относились слуховые галлюцинации. Фаина сразу вспомнила шум в темноте почти каждую ночь, будто кто-то скребся под дверью или даже стоял рядом с кроватью, едва шурша одеждой. И каждый раз там никого не было.