«У больных шизофренией с большой вероятностью диагностируются сопутствующие расстройства, в числе которых депрессии, тревожные расстройства, обсессивно-компульсивное расстройство, а также сопутствующие соматические заболевания, включая диабет, сердечные и лёгочные заболевания; повышается риск алкоголизма и наркомании.
У человека, больного шизофренией, могут отмечаться дезорганизация мышления и речи, их необычность, псевдогаллюцинации, бред. В силу ряда причин заболевание часто сопровождается социальной изоляцией.
Основные негативные симптомы – утрата или отсутствие нормальных реакций: снижение яркости переживаемых эмоций и эмоциональных реакций – снижение аффекта, скудность речи, неспособность получать удовольствие, потеря мотивации, желания и волевого побуждения…»
На этом моменте Фаина отбросила памятку подальше от себя, повалилась на кровать и расхохоталась. Почему она не прочла ее раньше? Этого было вполне достаточно, чтобы сделать выводы.
Хорошо, допустим, она больна. Но усомниться в реальности Яна и всего связанного с ним – трудно. Он не может оказаться галлюцинацией: другие люди видели и слышали его, она прикасалась к нему. Ян – существо из плоти и крови, кем бы он ни был там внутри. Так что же из происходящего – реальность, а что – плод психического расстройства? Как разобраться в этом экспериментальным путем? Все гораздо хуже, чем предполагала Инесса Дмитриевна.
Глава 27, в которой Фаине читают стихи
«То, что большинство людей называет миром, есть только имя, на деле же от природы существует вечная непримиримая война между всеми государствами. <…> Все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни, и каждый [находится в войне] с самим собой».
Платон, «Законы»
После заключения мирного соглашения с мучителем Фаина не ощущала, будто жизнь разительно изменилась. Больше изменилось личное отношение к ситуации. На многие вещи теперь можно смотреть с молчаливым смирением. Пути назад все равно нет. Одно угнетает – спустя какой-то срок договор достигнет предела. Но соблюдение его условий позволяет хоть немного пожить спокойно и морально подготовиться.
Точно так же, как после возвращения из клиники, Фаина строила планы на период затишья перед разрушительной бурей, которой не ведал свет. Требовался срочный косметический ремонт – залатать все трещины, чтобы с достоинством встретить то, что надвигается. Сложно понять, как провести отведенное время, чтобы ощутить всю полноту жизни, если прежде находился за кулисами, не понимая, зачем вообще тебе дана возможность выступать на сцене, имеет ли это смысл. К чему привело подобное существование? Скоро с ней произойдет нечто ужасное, а она судорожно пытается напоследок ухватить побольше от блюда, которое так и не распробовала за двадцать с лишним лет.
Можно лишь догадываться, что для нее готовит тот, кого все называют человеческим именем. У Фаины на этот счет имелись свои теории, и они в своей жестокости казались весьма близкими к истине. Спрашивать напрямую она не решалась, хотя могла. Могла в любой момент пойти к Яну и задать любой вопрос – ныне все преграды к прямым диалогам дымились в руинах. Он сам намекнул, что скрывать от нее правду уже не имеет смысла, и он готов дать ответы, если только она готова. Но Фаина не была готова ни к чему из того, что ожидало ее в ближайшем будущем.
Проводя день за днем в относительном спокойствии, девушка подготавливала себя к худшему. К чему стремится Ян? Морально уничтожить ее, превратить в свою рабу, слугу или помощника-ассистента? Или принести в жертву. Почему-то ей казалось, что логическим завершением их отношений должна стать смерть. Но, так как убить соседа у нее вряд ли получится, умереть, очевидно, придется ей. Эта логичная догадка не покидала ее даже в моменты хорошего настроения, скрипела песком на зубах, мешала соринкой на ресницах.
Ей дали лишь намек на то, как все произойдет. Ключевой момент – это принятие. Фразочка из собраний для анонимных наркоманов. «Признай, что у тебя есть проблема, и только после этого двигайся дальше». «Принятие своей зависимости – главный шаг на пути к выздоровлению», и бла-бла-бла. А что будет, если принять свою зависимость от Яна? Свое полное бессилие, когда он поблизости. Свой страх оказаться в его власти без остатка и потерять саму себя. Как принять свою ничтожность перед этим беспощадным цунами, который поднимается на горизонте и с каждой минутой лишь растет, приближаясь. Поможет ли это ей, или, наоборот, ввергнет глубже в бездну без возможности отмотать назад?
Фаина ощущала, что с хрустом наступила в тот самый капкан, о котором упоминал Ян в своей безупречной аллегории. Наступила обеими ногами, да еще проверила – крепко ли застряла? Непроходящий ужас перед неизвестным стал ее повседневностью, как ранее жажда. Агония была бесконечной и бесстрастной, как и взгляд того, из-за кого она началась. Механизм, сотворенный хтоническими божествами из самого прочного металла, схлопнулся, принимая новую добычу на старую приманку. Безразличный к мольбам и слезам. Бездушный. Он видел таких, как она, бессчетное количество раз.
Девушка бросила даже думать о том, чтобы в чем-то разобраться или надеяться на помощь извне. Ситуация сложилась таким образом, что искать из нее логический выход казалось бессмыслицей. Все большое начинается с малого. Так полагала Фаина, одновременно догадываясь, что большое и малое суть одно и то же. Самая тяжелая, испепеляющая, разрушительная зависимость от чего-либо начинается с мелочи, чего-то несущественного, мимолетного и безобидного. Одной сигаретки в компании, одной дозы для настроения или одного беглого взгляда на нового соседа, что гремит молотком в своей комнате, нахмурившись. Внезапно проснувшееся любопытство… Как дорого приходится теперь платить. Тот момент предопределил буквально все, что происходило и все, к чему они пришли. Тот момент завязал длинную цепочку событий, что привела к чудовищным последствиям.
А что, если получится избежать смерти? Неким невероятным образом, благодаря чуду или удаче. Нет, это вряд ли. И ни с кем нельзя поделиться своей печалью, никому не поплакаться в плечо, мол, скоро умру, а ведь молода, и жизнь так несправедлива, почему именно я? Никто не поймет ее, никто не поможет. Устраивать новую попытку побега уже не имеет смысла, да и выглядеть будет глупо. А еще это может разозлить Яна. Он опять покалечит ее, и круг замкнется.
Часто Фаина замирала, прислушиваясь к себе, и ловила себя на ощущении, будто снова и снова разгоняется, чтобы с разбега удариться об одну и ту же стену. Затем ждет, пока тело оправится от удара, отходит на достаточное расстояние и разгоняется еще раз. При этом поблизости есть дверь, через которую, в теории, можно пройти, но как подобраться к ней – большой вопрос. Дверь могла бы помочь Фаине вырваться из болезненной зацикленности, по которой она бегает уже давно – круг за кругом, словно морская свинка в своем колесе. А снаружи клетки стоит кто-то большой и страшный, его глаза размером с луну, он наклоняется, чтобы наблюдать за своим питомцем, правильно ли он бегает, достаточно ли он страдает? Или он следит, размышляя, когда животное сообразит, что с колеса можно сойти? И сделать это следовало давно. Но питомец очень боится, поэтому бежит дальше, стараясь не думать о том, что случится, если вдруг выдохнется.
В принципе, вблизи смерть не так страшна, как казалась при взгляде с дальней дистанции. Особенно если будет безболезненной. Разом избавиться от мучительного бреда, затянувшегося на долгие годы, от сплошного метастаза жизни и мышления – не худшая перспектива. Может быть, Ян принесет долгожданное облегчение? Прекратит существование, ставшее невыносимым до желания взвыть. Он же не виноват! Как будто до его появления ей прекрасно жилось. Нет… Ян – всего лишь катализатор, кульминация ее убогой жизни. Возможно, его появление, как он и намекнул, естественный итог многолетней ненависти к себе, борьбы с тем, кто она есть на самом деле, финал ее попыток перекроить себя в полноценного человека, в личность. Апофеоз бесконечных проигрышей.
Нельзя сказать, что мысль о приближающемся разрешении конфликта хотя бы отчасти не прельщала Фаину. Глядя на ситуацию с иной стороны, ей нравилось думать, что скоро для нее все, наконец, кончится. Навсегда. Прекратится ежедневная пытка без возможности спастись. И дело тут не столько в Яне, сколько в ее личном отношении к себе, в том, как ее воспринимают люди, а она – их.
Если подумать, вся ее жизнь была лишь суррогатом, неумелой попыткой жить. Без настоящих друзей, юношеского веселья и искренних эмоций. Что хорошего она может вспомнить сейчас, накануне гибели? Чем таким особенным отличалось ее пребывание в мире живых, чтобы цепляться за оболочку из плоти и крови, ту самую, которая всегда вызывала лишь презрение? Давно пора избавиться от низменного страха, но не выходит. Никак не выходит. Есть вещи, которые сидят в подкорке, как отпечатки чего-то очень древнего, первобытного. Их не вытряхнуть, не оттереть, не смыть, даже если хорошо понимаешь, насколько же они глупы и бесполезны.
Ян был уверен, что Фаина принципиально иная, но она-то знала: она такая же серая пустышка, как все остальные. Безликая и посредственная. Да к тому же морально и психически неполноценная: так и не научилась нормально общаться с людьми, заводить полезные знакомства, шутить и поддерживать диалог в компании; так и не разобралась ни в собственных желаниях, ни в возможностях; так и не сделала ничего полезного для общества или хотя бы для себя; так и не распутала болезненно пульсирующий клубок своих фобий, комплексов и паранойи. Всю сознательную жизнь занималась саморазрушением, разлагалась и ненавидела себя за это.
А теперь – все. Неужели кончается именно так? Без шансов что-то исправить, начать сначала, как в драматических сериалах. Никто не смилостивится и не скажет: «Ну ладно уж, иди, попробуй еще раз». Жизнь прожита глупо и бессмысленно. Но смерть освобождает от всего, включая самобичевание и сам страх, в этом ее основная прелесть. Приятно опустошает и дарит какие-то новые крылья, которых нет у живых бабочек. Их трепет приподнимает тело и овевает прохладой мысли, придает легкость, почти забвение.