Devil ex machina — страница 70 из 120

Не в силах определиться, как она относится к предстоящим событиям, Фаина вновь распалась на две враждующие части. Первая кричала, топала ногами и бунтовала, ни в коем случае не желая опускаться на колени перед кем бы то ни было и принимать текущее развитие событий как данность. Вторая – и с каждым днем она становилась сильнее – давно со смирением возложила голову на плаху и ожидала своего часа, зная, что предрешенного не избежать, как ни лезь из кожи вон, что именно так все и должно было в итоге случиться, что остается лишь философски осмыслить жизнь и с достоинством покинуть ее.

Постепенно можно свыкнуться с любой, даже самой чудовищной мыслью. Ведь есть смертельно больные люди, и рано или поздно они перестают истерить, просыпаясь по утрам и вспоминая свой диагноз. Вместо этого они печально улыбаются палачу в дверном проеме, поднимаются с постели, идут в ванную, где смотрят на себя в зеркало, а потом и завтракать. Словом, живут, как и все, только с надломленным хребтом внутри.

Время шло, и Фаина вела моральную подготовку, в процессе которой медленно разливалось в ней убийственное смирение. Она, наконец, нашла время увидеться с братом и созвониться с родителями, понимая, что общается с родственниками в последний раз. Хорошенько все обдумав, девушка написала заявление по собственному желанию и, со спокойствием удава вытерпев взрыв негодования Степы, отработала еще неделю и стала свободной птицей, если так вообще можно выразиться в ее положении. Благо, некоторые сбережения у нее имелись.

Ян поступил великодушно и слово свое сдержал – оставил Фаину в покое на неопределенный срок. Новых избиений или фокусов не предвиделось, и постепенно все пережитое приобретало черты нечеткого сна, границы которого размываются с ходом времени. Это ощущение сводило с ума, потому что снова ставило под вопрос реальность некоторых событий из прошлого. А было ли это на самом деле? Или она снова что-то придумала, приукрасила, дополнила реальность? Но в красноречивом взгляде соседа значился четкий ответ, и эта ясность убивала.

Он не заговаривал с нею, но, когда они пересекались на улице или на этаже, на лестнице или в очереди в душевую, в магазине или в столовой неподалеку – глядел на нее многозначительно. Темно-зеленые глаза не стремились напугать или подавить, они лишь напоминали об уговоре, на время лишая рассудка своей выразительностью. Пусть это были ненастоящие глаза, а бесподобный камуфляж того, кого все называют Яном, но Фаине хотелось вечно видеть их перед собой.

Неужели вопреки всему, что между ними было, чудовище по-прежнему привлекает ее? Обычно не падкая на внешность, краем разума девушка осознавала, что кровь ее бурлит, а гормоны воспламеняют тело. Случайно ли или преднамеренно, но Ян выглядел именно так, как требовалось, чтобы в глазах Фаины приобрести статус идеального внешне мужчины. Поначалу все в нем отталкивало, казавшись слишком искусственным, напитанным фальшью и ядом. Но время шло, и Ян менялся у нее на глазах – становился более эмоциональным, более похожим на людей… Вживался в свое тело, учился им управлять.

После перемирия прежнего Яна – жестокого, грубого тирана – словно взяли и переписали начисто. Неужели он действительно не мог силою взять то, чего давно желал? Зачем ему требовалось, чтобы Фаина по собственной воле подчинилась ему, склонила голову, приняла его?.. Или хотя бы пообещала сделать это, чтобы он стал таким тихим и покладистым. Значит, не всего можно добиться силой, кем бы ты ни был. Значит, свободная воля человека для таких, как Ян, все еще имеет вес. А пока эта воля не сломлена, он будет изводить ее, превращая жизнь в бесконечно повторяющийся кошмар.

Интересно вот что: почему Ян так легко поверил ее обещанию? Может, слишком очеловечился и сглупил, а может, точно знал, что врать в ее положении не имеет смысла, понадеялся на ее благоразумие или поверил искренним слезам. Или же его одурманила сама мысль о том, что вскоре Фаина поднимет белый флаг и перестанет сопротивляться. Он сможет делать с нею все, что ему заблагорассудится. И никто уже не помешает. Поэтому он и смягчился, чтобы она не передумала. Сделал вид, что идет у нее на поводу, как и она сделала вид, что идет на поводу у него.

Фаина догадывалась, что он сотворит с нею первым делом, но это не казалось ей ужасным. Втайне она давно мечтала об этом, даже больше – ее тело требовало этого, вопило диким животным, особенно в присутствии соседа. А все, что он позволял себе с нею – почему-то лишь усиливало желание, укрепляло его в бегущей крови, во внутренних органах, в пульсации мозга. Как и то, каким он умел быть, например, сейчас – спокойным, уравновешенным, выжидающим.

Со временем Фаина заметила, что Ян перестал с кем-либо встречаться. Больше никто не бегал к нему по ночам, никто не крался под покровом тьмы в одном одеяле из его комнаты, никто не сидел на полу, рыдая, под его дверью, не умолял вернуться или простить. Возможно, эту роль берегут как раз для нее, и вскоре она лично познает глубокое безразличие своего истязателя. Ну а пока что место новой пассии Яна непривычно пустовало. На этаже об этом вполголоса переговаривались.

«А что это наш Ян теперь один?»

«Наверное, влюбился в кого-то. Вот и страдает».

«Ну, наконец-то. Пусть пострадает, ему полезно».

«Надо же, даже такие, как Ян, в один момент остепеняются».

«И все равно очень странно».

Новенькие первокурсницы посчитали это хорошим шансом применить свои навыки соблазнения. Фаина с мрачным безмолвием наблюдала, чем увенчаются их попытки. Предостерегать кого-либо она уже не видела смысла. Не в ее положении спасать утопающих, ее саму давно утащили на дно, любоваться трупами. Адекватный человек заметит, что с Яном что-то не так, и лезть к нему не станет. Но адекватности первокурсницам явно не хватало. Они по очереди, словно сговорившись между собою о порядке, пробовали с Яном поболтать, познакомиться ближе, заманить к себе в комнату просьбами о мужской помощи вроде перестановки мебели. Их фантазия работала плохо, но упорство с лихвой восполняло хромое воображение.

В глубине души Фаина опасалась, что Ян может сорваться и вновь стать прежним – по старой памяти схватить свежую добычу, что охотно плывет в сети. Боялась услышать ночью стоны из 405-ой, словно, если Ян переспит с кем-то, это уничтожит и без того слабое взаимопонимание, что едва проклюнулось между ними. Фаина ревновала Яна, но разве могла она себе в этом признаться?

Угрюмый сосед на уловки первокурсниц осмотрительно не поддавался и максимально игнорировал их. Он много читал, готовил, погрузился с головой в искусство и культуру, в частности – пропадал на репетициях той самой постановки, куда приглашал Фаину и очень надеялся, что ее не придется вести силой. Ведь она обещала ему стать послушной. Она ему обещала.

Затишье перед бурей позволило девушке больше узнать о шизофрении благодаря ознакомлению с научными исследованиями в этой области. Уже без удивления и даже без жутких мурашек по спине она обнаруживала в себе больше мелких особенностей тяжелого недуга, что помогало ей примириться с ним, насколько это возможно.

Контакты с окружающими медленно угасали, однако в нынешнем положении это ничуть не тяготило. Все к этому шло и ранее, не стоило стараться, поддерживая с кем-то вроде Милы или Даши квази-дружеские отношения. Что стало с бывшей подругой, позволившей загипнотизировать себя, Фаину больше не интересовало. На кону стояла ее собственная судьба, то и дело норовившая трагически оборваться.

Всего пару раз девушка задумывалась о суициде. Представляла, как ее остывшее тело обнаружит Ян, как он отреагирует на это. Она могла бы разрушить все его планы, убив себя. Но пользы от такого поступка лично для нее не будет никакой. Всерьез рассматривать суицид как выход из ситуации было бы глупо, но помечтать о том, как взбесится Ян, осознав, что добыча ускользнула прямо меж пальцев, что он проиграл, что его щелкнули по носу, доставляло удовольствие, граничащее с восторгом.

Прошло около двух недель с того момента, как Ян сломал ей палец в приступе гнева. Естественно, все видимые повреждения давно и бесследно зажили. Фаина находилась в своей комнате, читала свежую статью доктора медицинских наук о когнитивных механизмах мозга и параллельно размышляла о том, что терпению Яна, должно быть, уже подходит конец, и вскоре он напомнит ей об уговоре; размышляла и о соседках, которые косо посматривали на нее, скорее всего, связывая новое поведение Яна именно с нею; о дурном предчувствии, которое мучило ее с самого утра.

Что-то должно было произойти, и нетрудно было догадаться, с кем это связано. Стук в дверь ничуть не удивил Фаину, привыкшую во многом полагаться на интуицию. Это, конечно, мог быть кто угодно, но не стоило себя обманывать. Девушка поменяла положение тела, чтобы встретить гостя лицом к лицу, но подниматься с кровати не стала – не было желания и сил.

Дверь приоткрылась, и в комнату вплыла сначала одна половина тела, затем и вторая. С несвойственной ему нерешительностью молодой человек постоял у входа, бегло осматривая помещение, словно находился тут впервые. Одет он был просто и вполне по-студенчески, но любая одежда, включая старые джинсы и клетчатые рубашки, восхитительно на нем сидела. Фаина обратила внимание, что ступни гостя, как всегда, босые. Она отметила в виртуальном блокноте как-нибудь спросить его об этом, но точно не сейчас.

– Привет. Ты что-то хотел?

Фаина почти не нервничала в его присутствии, только сердце чуть ускорилось, как на уроке математики в школе, когда могли вызвать к доске – отвечать домашнее задание, которое ты не сделал. Но по сравнению с тем, что было раньше, это ерунда. Внешний вид Яна взволновал ее женскую натуру, и она приподнялась в постели, понимая, что обязана отреагировать на его появление в своей обители.

– Я могу приблизиться?

– Тебя когда-то волновало мое позволение?

– Поверить сложно, но да.

– Конечно. Проходи. Присаживайся.