Глава 32, в которой Фаину злостно игнорируют
«Мало кто знает сегодня, что такое человек. Многие чувствуют это, и потому им легче умирать, как и мне будет легче умереть, когда допишу эту историю».
Герман Гессе – «Демиан»
Фаина не могла отделаться от ощущения, что под сильным впечатлением от сюжета упускает нечто катастрофически для себя важное. Последняя сцена так и стояла перед глазами. Она была излишне жестока – подозрительно натурально выглядели и растерзанный труп, и кровь, и внутренности. Кто вообще осмелился бы показать подобное на сцене классического театра? Кто, кроме наглого Яна, способен на столь откровенную провокацию?
Публика была эпатирована и ошеломлена во всех возможных смыслах, Фаина также не могла прийти в себя. Актерская игра, декорации, звук, костюмы, сам сценарий – все было исполнено на высшем уровне, но негативный осадок, оставшийся по завершении, не отпускал, словно дурман.
Когда овации смолкли, свет включили, возвращая людей из реалий средневековой деревни в современный мир, и не успело общее впечатление до конца рассеяться, как на сцену вспорхнул стройный молодой мужчина с пышными волосами. Все жадно следили за его легкими, верными движениями, восхищенные как проделанной работой, так и природным магнетизмом юноши. Но вот он поднял на уровень лица красивые белые ладони с длинными пальцами, и зал затих в трепетном ожидании заключительной речи.
– Добрый вечер, наша обворожительная публика, – Фаину пробрало до костей от тембра его голоса – равно далекого и близкого, властного и нежного, такого привычного, но до сих пор поразительного, обволакивающего баритона. – Меня зовут Ян, я – студент УКВИ, как и мой коллега Кирилл. Надеюсь, вы получили удовольствие от просмотренного спектакля, и эти три часа прошли для вас незаметно.
«Три часа???» – подумала Фаина.
– Не забывайте, что у нас запланировал скромный бал-маскарад в честь Вальпургиевой ночи, все желающие могут остаться и получить маски в холле на первом этаже. Еще раз благодарю за ваше внимание и желаю приятно провести вечер, – Ян посмотрел прямо на Фаину, даже не прилагая усилий, чтобы найти ее лицо среди множества других лиц, – и ночь. Ведь эта ночь – особенная.
Ему еще долго аплодировали после того, как он скрылся за кулисами, но все же мог слышать оттуда рукоплескания в свою честь. Фаина пыталась поднять из кресла свое окаменевшее тело. Когда это у нее, наконец, получилось, зал практически опустел. Последние зрители медленно покидали свои места, на ходу оборачиваясь, словно ждали чего-то еще. Фаина тоже ждала, за что бы зацепиться, чтобы подольше остаться здесь, где она только что прожила еще одну жизнь помимо своей.
Ее подмывало кое-что проверить, когда она остается одна. Может, за опустившимся занавесом до сих пор стоит Фиона, не в силах двинуться от шока и наблюдая, как ее возлюбленный поедает ребенка?.. Почему не отпускало впечатление, словно все это было по-настоящему, почти что произошло с нею лично? Ян, конечно, перестарался с аллегориями, даже имена подобрал такие, чтобы сомнений не осталось. Но кто еще в зрительном зале уловил бы отсылку к реальным людям и ситуациям? Она, он и, скорее всего, Кирилл, который знает очень многое и во всем помогает Яну.
Но что конкретно хотел донести Ян этим сюжетом? То, что зло незримо и неуловимо, но последствия его ужасны? Что человек не должен предаваться искушению? Что любая слабость наказуема? Что истинное зло неистребимо и остается безнаказанным? Что сам Ян – такой же, как Ясперс? Что Фаину ждет то же самое, что и эту девочку? Что Фаине стоит держаться от него подальше, а не поддаваться чарам, как Фиона? Или что она должна сдаться ему и не сопротивляться, преумножая свои муки, потому что он все равно выиграет эту битву? Что вскоре он покажет ей свою истинную натуру? Или это намек на то, что даже самые сильные духом и достойные из людей не могут противиться очарованию зла?
Было бы проще понять смысл послания верно, если бы коммуникативные навыки Фаины не стремились к абсолютному нулю, если бы она только умела по общению понимать, как люди относятся к ней, на что намекают, чего ожидают от нее. За размышлениями Фаина не заметила, как приблизилась к ступеням, ведущим на сцену. Минут пятнадцать назад по ним поднимался Ян… Девушке вспомнилось, как ночью на балконе она касалась перил, на которые опирался сосед, и ощущала оставленное им тепло. Магическое чувство неозвученной близости между этими двумя и сейчас трепетало в воздухе, словно волшебная пыльца. Фаина гипнотизировала плотную ткань темно-синего занавеса. Сам он не двигался, но за ним наверняка что-то происходило, несмотря на полное отсутствие звуков.
Сколько бы она ни силилась услышать хотя бы чьи-то шаги, ответом была мертвая тишина. Значит, эта история завершена, и не стоит искусственно продлевать ее. Хотя так хочется. Но подняться и отодвинусь завесу слишком боязно, несмотря на здравый смысл, который подсказывает, что ничего опасного там нет. С другой стороны, все, что связано с Яном, в какой-то мере опасно. Даже находиться здесь сейчас в одиночестве. Фаину пронзило ощущение, что за ней наблюдают. Это было так неприятно, что она поспешила покинуть зал и оградить себя от встречи с кем-либо тет-а-тет в огромном пустом помещении, молчаливом и давящем, словно кладбище. И уж точно не хотелось напороться на того, кто это кладбище организовал.
Фаина беспрепятственно покинула зал, стряхивая с себя остатки впечатлений, как птица стряхивает воду с перьев. Что они скажут друг другу теперь, после того, как она увидела сюжет и, по словам Кирилла, самое важное совершилось? Знать бы, как люди ведут себя и что говорят в таких случаях… Фаине до смерти надоело ничего не понимать, но и принять некую единую версию сложно, ведь нет уверенности даже в том, что все это происходит с нею, именно с нею.
Может, она играет на сцене, а настоящая Фаина сидит где-то на последнем ряду и переживает за нее, сжимая сумку и раздирая губы до крови? И тогда все это понарошку, просто постановка, которая скоро кончится. Точно. У всего есть свой предел, вещи конечны, и даже Ян не в силах изменить это нерушимое правило. Когда все доиграют свои роли, этот абсурдный, местами кошмарный, а местами приятный водоворот событий навсегда завершится, как и любая история на сцене.
Фаина выскочила в холл и замерла, не веря своим глазам. Там успело собраться множество людей, изящно одетых, и обстановка разительно изменилась. Разномастную толпу объединяло одно – все они были в матово-черных масках. Никто не обратил на Фаину внимания, кроме одного человека.
– В этом зале нельзя находиться без маски, – мягко произнесли поблизости. – Я Вам сейчас принесу.
– Не нужно. Я просто хочу уйти.
– Даже если так, Вам в любом случае предстоит пересечь холл, наполненный людьми, и своим открытым лицом Вы смутите их, нарушив атмосферу инкогнито. Подождите всего минуту, и я Вас провожу.
Кто это говорил? Как он выглядел? Все плыло перед глазами, мир воспринимался фрагментарно. То чей-то каблук, то прядь волос, то яркие брызги люстры попадались на глаза Фаине, отказываясь формироваться в единое целое и находясь в бесконечном движении, как трупные опарыши.
Фаина решила послушаться, ведь в маске вероятность того, что на нее обратят внимание, когда она спустится, уменьшается. Хотелось по-тихому уйти, притворившись глухой и слепой. Она спряталась за поворотом, осознав, что боится спускаться в холл, а хочет прямо сейчас оказаться дома, в своей комнате, желательно – проснуться. И подумать: какой же это был ужасный, длинный, правдоподобный сон! И как здорово, что он закончился. Наивные мечты. На самом деле, в тот момент все только начиналось, но испуганная Фаина не подозревала об этом.
Незнакомец вернулся, прервав закружившийся вихрь ее встревоженных мыслей и нарастающую панику. В руках у него была элегантная маска с черным кружевом вокруг глазных прорезей. Он молча вручил Фаине эластичное изделие на почти невидимой леске. Проследив, как она неумело закрепила маску на голову, запутавшись в собственных волосах, и стала еще прекраснее в своей таинственности, молодой человек даже отступил на шаг, чтобы полюбоваться ею.
– Вы обворожительны, – обронил он, не сдержав эмоций.
– Что? – растерялась Фаина, переминаясь с ноги на ногу.
Ей было некомфортно находиться здесь, разговаривая с незнакомцем, который не мог понять, что такая, как она, может быть не уверена в себе или иметь проблемы с психикой; что ее мысли заняты иными вещами, далекими от флирта или хотя бы взаимной вежливости.
– Говорю, что Вы выглядите прекрасно. Точно хотите уйти?
– А почему Вы спрашиваете? – насторожилась она.
Его наручные часы показались ей смутно знакомыми. Часы – самое отчетливое, что Фаина видела в своем собеседнике, не в силах переварить все и сразу. Лишь отголоски, лишь кусочки внешнего мира доходят до цели, остальное сознание выплевывает, отторгает, остальному там места нет. Фаине было тревожно, и виной тому – сюжет постановки и возможная встреча с Яном.
– Не буду лукавить, скажу, как есть. Надеялся пригласить Вас на танец или хотя бы поболтать.
Девушка коснулась своей сумочки и сделала нерешительный шаг.
– Танцевать я не умею и, более того, не люблю.
Хотелось добавить, что и собеседник она хреновый, но в этот момент прояснилось, где она видела эти часы и эти красивые туфли.
– В зале вы сидели рядом со мною, да?
– Да, – светловолосый парень тепло улыбнулся, и ей даже полегчало. – Я вижу, Вы в нерешительности. Почему Вы стремитесь уйти?
– Здесь находится некто, неприятный мне.
– Что ж, понимаю… Но вечер только начинается, и такого бала не повторится в ближайшем будущем. Вальпургиева ночь… Есть в этом нечто «булгаковское», верно? Идемте же, я возьму нам выпить, и все обсудим обстоятельно. Вы очень нервничаете. Из-за одного-то человека все пропускать? – благодаря верной стратегии поведения и мягкому тону, словно бы убеждаешь упрямого ребенка, юноше удалось добиться своего, и пока он говорил, они уже спускались в зал, стараясь держаться поблизости и не потеряться в толпе. – Лучше пусть он уходит, а Вы оставайтесь. Кстати, как я могу к Вам обращаться?