За окном загорались огни, значит, наступает вечер. Небо медленно темнело над крышами домов, отчего табличка EXIT все отчетливее сияла бирюзовым неоном над дверью, ведущей наружу. Уставившись в ту сторону, Фаина решила выяснить, что она делает здесь, и осмотреться. Было ощущение, что недавно произошло что-то очень плохое, а сейчас она ждет новостей. Еще несколько человек находились в углу на пластмассовых табуретках. Один спал, прислонившись к стенке, сложив руки на груди и свесив голову, другой говорил по телефону, шмыгая носом.
Фаина поднялась на ноги, и тут же где-то поблизости приоткрылась дверь. Сложно было воспринимать динамичную реальность с такими заторможенными рефлексами, не получалось отойти от шока. Все ее существо было настолько потрясено, что не удавалось вспомнить слов, чтобы заговорить. Единственное, чего хотелось, так это выпасть обратно в небытие и уже не возвращаться.
Мимо прошла медсестра, вся какая-то мятно-белая, наверное, это был цвет ее униформы, по крайней мере, так Фаина воспринимала движущиеся кусочки ткани. Она шевельнулась, привлекая внимание, но медсестре было все равно на нее. Тогда пришлось собрать все свои силы и выдавить:
– Стойте.
– Вы это мне? – уточнила мятно-белая, обернувшись, и стало видно, что у нее под глазом родимое пятно.
– Да. Что я здесь делаю? Я ничего не помню.
– Это вполне нормально, учитывая, что произошло. Людей в состоянии шока я наблюдаю тут ежедневно.
– А что… произошло?
– Паренька сбила машина. Вы приехали с ним в качестве его девушки. Это было, э-э-э, часа четыре назад, – буднично поведала мятно-белая и убрала кудрявую прядь за ухо.
– Скажите, что он жив.
– Жив, стараниями наших хирургов. Но в очень тяжелом состоянии. Я вам все это уже рассказывала два часа назад, не припоминаете?
Фаина заторможенно покачала головой с некоторой неуверенностью, и медсестре пришлось повторить. У Олега были сломаны много костей по всему телу, разорваны связки и мышцы, а тяжелая черепно-мозговая гарантировала, что в ближайшее время в сознание он не придет. Парень чудом уцелел, а вот водитель машины, вылетевшей из тумана, отделался легко, и его уже забрали для оформления ДТП работники соответствующих структур.
– Вы идите лучше домой и поспите. Вы не в себе.
– А Олега можно увидеть?
– Вы что, конечно, нет. К нему даже мать не пустили.
– Она приезжала?
– Разумеется. Уехала уже давно.
– Я побуду здесь, пока Олегу не станет лучше…
– Говорю же Вам, случится это не в ближайшее время. Отправляйтесь домой и приходите завтра с двенадцати до двух.
– Можно еще вопрос: когда он очнется, он ведь узнает меня?
– Не могу сказать точно. Идите. У меня много работы, Вы меня отвлекаете, – мятно-белая свела брови у переносицы и сделалась строгой.
Фаина молча опустилась на кушетку и схватилась за волосы на висках. Это был Ян? – спрашивала она себя. Это сделал Ян? Это был Ян? Это Ян?! Если да, то она ненавистна себе. Убогое эгоистичное создание, недостойное жить. Если Ян сделал это с Олегом из ревности, нет никого более виновного, чем она. Это же она его спровоцировала, хотя хорошо знала, чем может кончиться.
Лучше бы она пострадала! Ведь она все устроила, почему не наказать ее? Почему должен пострадать Олег, ни в чем не виновный и даже не подозревавший, на что идет? Теперь он в реанимации, а Фаина – презирает себя за эгоизм и желание рискнуть. Даже хуже – она проигнорировала последствия, о которых Ян неоднократно предупреждал, а именно – уничтожение конкурентов, потому что никто из смертных не достоин касаться ее.
Проклятие! Бездействие Яна и его исчезновение притупили бдительность. Стоило наступить затишью, и хотелось верить, что так все и будет дальше, а прошедшее станет крупица за крупицей выветриваться из памяти, терять свою весомость и приобретать все более зыбкие границы, пока, наконец, не станет столь расплывчатым, что однажды ты спросишь себя: а было ли это на самом деле, или я убедил себя, что это было?
Ян хоть и отступал, но не позволял забыться надолго. Да, он пропал, но это еще ничего не значило – он все равно нанес удар в самый неожиданный момент. Он будто бы говорил Фаине: ты заигралась, приди в себя; это – не твоя реальность, я – твоя единственная реальность. И что-то звенело в ушах, не позволяя нормально думать. Несработавшие тормоза?..
Еще полчаса Фаина посидела в отделении реанимации, наблюдая, как на улице стемнело, а затем поднялась и вышла. Прости, что подставила, Олег. Надеюсь, ты выживешь, иначе я себе этого не прощу. Только я во всем виновата – чувствовала же, что так будет, но интуиции в этот раз решила не доверять. Старалась верить в лучшее, в свои силы противостоять злу. Неистребимая сила, которая всегда выигрывает, ибо воля человеческая слаба. Прости, Олег. Это не твоя битва, ты даже не знал о ней, а я использовала тебя в качестве щита. Омерзительно быть человеком. Так или иначе, а другим вредишь, даже если всю сознательную жизнь стараешься оградить себя от общества. Или общество от себя.
Фаина не плакала, лишь молча ненавидела себя за слабости и глупую попытку пожить, как все девушки – с мужским вниманием, флиртом, отношениями, свиданиями – всем тем, чего была практически лишена в течение юности, всем тем, что, как всегда казалось, создано не для нее. И без чего она вполне обходилась. Пока не появился Ян.
Из-за Фаины пострадали люди. Из-за Фаины или из-за того, что Ян выбрал ее своей целью? Избранной, как он сам предпочитает называть. Зачем брать на себя вину за чужие прихоти и последствия? За сердечный приступ Александра. За ДТП с Олегом. За проблемы со здоровьем у всех в блоке. За Милу, которая пыталась покончить с собой. Не будь Яна, ничего этого не было бы. Зачем он появился здесь? Откуда он взялся? Когда исчезнет навсегда? И если он действительно то, чем кажется, что могло заставить его посетить мир людей? И почему Фаине совсем не хочется, чтобы он исчез? Откуда это сильное притяжение, желание вновь и вновь возвращаться к нему, что бы он ни натворил с ее жизнью? Желание быть цикличной и все время приходить в исходную позицию, как катушка йо-йо.
Неужели она в него… неужели…
Час спустя Фаина выпивала на кухне, рукавом вытирая редкие слезы жалости к Олегу и отвращения к себе. Немного времени прошло (Фаина не успела опьянеть, а пила она кофейный ликер из пластикового стакана), как в гнетущей тишине вымершего блока услышала звук приехавшего на этаж лифта, а следом – твердые, уверенные шаги. Девушка подобралась и напружинилась, предчувствуя беду. Некуда было отступать, да и незачем. Шаги принадлежали тому, с кем она еще совсем недавно целовалась на этой кухне.
Опрокинув в себя последнюю порцию, она смяла стакан и в упор посмотрела на дверной проем, где пару мгновений спустя остановилась высокая мужская фигура в черном. Ян выглядел угрюмым и злым – на последней капле терпения, готовый взорваться от неосторожного слова или действия с ее стороны. Ну, чему быть, того не миновать. Он сам переступил черту.
У нее не было слов, чтобы заговорить с ним, поэтому она ждала, когда Ян закончит буравить ее тяжелым, ядовитым взглядом, и что-нибудь произнесет. Как и всегда, он восхитительно выглядел. Каждая деталь на своем месте. Глаза, волосы, кожа – налиты мощью и энергией, чуть ли не светятся от силы, заточенной в них. Изгибы тела и то, как сидит на нем одежда, не позволяли оторвать от него взора, затуманенного праведным гневом. Озлобленность придавала ему магнетизма – все его лучшие черты обнажались, выворачивались наизнанку, делали Яна оголенным проводом, а глаза – всполохами электрических искр.
– Как поживаешь, Фаина?
Никто за всю ее жизнь не разговаривал с нею в таких интонациях. Никто. Никогда. Ее затошнило, и сама кровь рябью пошла у нее под кожей, пузырилась, электризовалась.
– Ты еще смеешь спрашивать, – прохрипела она, исподлобья глядя на него.
– Конечно, смею. Я многое могу себе позволить в твоем отношении.
– Сгинь ты в преисподнюю.
– Чуть позже. А пока я не получил того, о чем был наш с тобой уговор, свою часть которого я исполнил, как ты заметила.
– Договор давно расторгнут. Лучше не приближайся.
– Ты больше не будешь указывать мне, что делать. Я буду приказывать тебе с этого момента.
– Как ты посмел, – слезы навернулись сами по себе, – как ты посмел втянуть его…
– Ты знала, что так будет. И позволила это. Разве нет?
– Чудовище… какое же ты…
– Наконец-то до тебя дошел истинный смысл этого слова.
– Не подходи. Не надо!
Фаина стала пятиться, но Ян подошел и поднял ее со стула, насильно придав вертикальное положение. Она ничего не ела с утра, тело не слушалось от шока и алкоголя. Казалось, сейчас он станет бить ее, но Ян только встряхнул за плечи.
– Смотри на меня. Смотри мне в лицо.
– Я не могу больше видеть твое лицо… Я тебя ненавижу, – слабо проговорила она, стараясь глядеть в сторону.
– Ожидаемо. Этим признанием ты меня не удивила.
– Не надо было… не надо было трогать Олега. Я назначила ему встречу, чтобы сказать, что наши свидания стоит прекратить… он приехал, а ты…
– Вот как. Что ж, Фаина, ты немного не успела, – сообщил он со злой ухмылкой.
Она опустила голову и попыталась закрыть лицо руками, чтобы он не увидел ее слез, но Ян жестоко пресек эту попытку. Теперь он стиснул ее запястья так, будто собирался разрезать их своими длинными пальцами, как кусты режут секатором.
– Почему ты плачешь? Как ты можешь оплакивать его при мне?! Ты не должна горевать по парню, которого едва знаешь, когда у тебя есть Я! Ты просто не должна! Зачем ты это делаешь? Зачем жалеешь его? Он тебе никто. Я – твое все. Неужели это не так? Неужели так трудно себе в этом, наконец, признаться?!
– Я. Тебя. Ненавижу, – повторила она отчетливо. – Ты жестокое, мерзкое, уродливое чудовище. И ты для меня никто.
– Замеча-ательно. Значит, ты выбираешь страдания. Несмотря на все хорошее, что было между нами в недалеком прошлом. Ты все равно предпочитаешь мне – шаблонных людишек, неумело собранных из противоречий, глупости и примитива. Обычных парней, которые тебя недостойны. Вместо меня и моей любви.