Глава 34, в которой Фаина единственная может все исправить
«I excuse myself
I'm used to my little cell
I amuse myself
In my very own private hell».
Alice in Chains – Private Hell
Когда Фаина среди ночи, в пижамных штанах и футболке на голое тело, босая, с грязными ногами и следами крови на одежде влезла по пожарной лестнице на третий этаж, забралась на балкон и громко постучала в окно, Миша почти не удивился. Конечно, она не делала так раньше, но все-таки он был ее братом и хорошо знал, на что она способна. Долгий срок они прожили вместе в родительском доме, пусть это было довольно давно.
Миша помнил, как часто в детстве сестра совершала необдуманные, непредсказуемые поступки: дразнила индюков, которых обходили стороной не только соседские дети, но и взрослые; спрыгивала с качели на полном ходу и каждый раз неудачно приземлялась; отпускала руль велосипеда, когда не стоило этого делать; ловила насекомых, которых стоило бояться… Зачем Фаина делала все это? Никто не понимал, не мог представить себе, что движет ею в такие моменты. Кажется, она именно такой и осталась – непосредственным ребенком в теле взрослой девушки, которой давно пора стать серьезнее.
Мише, как, впрочем, и отцу с матерью, было отлично известно, что Фаина склонна к разного рода безумствам, предотвратить которые невозможно. Их разница в возрасте составляла четыре года – несущественная разница, она не мешала им общаться, в отличие от пропасти, нарастающей между ними из-за психологического состояния сестры, которое язык не повернется назвать стабильным.
Родные любили ее, но вовремя поняли, что Фаина – не совсем обычный ребенок, и ей проще самостоятельно выбирать, с кем и как часто она будет поддерживать контакт. От подобных вещей, гарантирующих комфорт, напрямую зависело ее самочувствие и поведение. С ней было тяжело всем членам семьи, и когда она уехала учиться в другой город, тем самым окончательно оторвавшись от родни, та вздохнула с некоторым облегчением и за себя, и за нее. Была надежда, что там, в большом городе, студенческая жизнь поможет ей развеяться и завести друзей, измениться. Стать более нормальной.
Трудно было не заметить, что общение дома и в школе, постоянное нарушение ее одиночества, требование быть искренней и соответствовать ожиданиями родителей и учителей – тяготило ее невыносимо. Она росла какой-то совсем другой, чем ожидалось, непредсказуемой, по нраву ни капли не похожей ни на отца, ни на мать. Миша редко контактировал с нею, но все же чаще родителей. Только в те моменты, когда она сама появлялась в поле зрения и настойчиво напоминала о себе, порой самым внезапным образом, как случилось этой ночью.
Миша вздрогнул и вскочил с кровати, когда стук с балкона раздался в первый раз. Слишком громко для птицы или кого-то в этом роде. Слишком целенаправленно, словно в дверь стучали. Время близилось к часу ночи, но он не спал, потому что смотрел сериал. Глаза, привыкшие к яркому экрану ноутбука, единственному источнику света в черной комнате последние пару часов, ничего не разбирали вокруг, темнота плыла призрачно-яркими пятнами.
Стук повторился, теперь не было сомнений, что там человек. Показалось даже, стекло задребезжало от удара, вот-вот треснет. Миша сделал шаг и как будто услышал чей-то голос. Он приблизился к окну, подсвечивая себе телефоном, и из темноты проступило худое бледное лицо, опутанное кипой темных волос, словно тиной.
– Фаина?! – выкрикнул он. – Ты с ума сошла, что ли? Черт тебя подери! Напугала меня до усрачки.
– Открой уже, – потребовали снаружи.
Ее босые ступни были в ужасном состоянии – это первое, что бросилось брату в глаза. В земле, крови и ссадинах, словно она прошла босиком через весь город, даже не глядя под ноги.
– Что с твоими ногами?
Миша включил большой свет и заново ужаснулся.
– Как ты сюда попала? Ты шла пешком?! Без обуви? Что случилось?
– Лучше набери тазик горячей воды и принеси сюда, – шипя от боли, Фаина неуклюже прошла несколько шагов и плюхнулась в кресло, не в силах шевельнуться от усталости. – Если есть спирт или хотя бы перекись водорода, тоже тащи.
– Господи, о чем ты думала? Твою ж мать. Тебе в больницу надо.
– Да я недавно там была. Давай потом все вопросы, сил нет, – отмахнулась она лениво. – Неси воду, не стой на месте.
Брат вышел из комнаты и сделал все, что она сказала, а когда вернулся несколько минут спустя, сестра спала в кресле, уронив голову на плечо. Пару мгновений Миша стоял в проходе с тяжелым тазом в руках и полотенцем на руке, глядя на это обессиленное, исхудавшее, израненное существо, непонятно как очутившееся посреди его комнаты. Стоит ли звонить родителям? – мелькнула мысль где-то на задворках, но он решил сначала сам по всем разобраться, ведь он уже взрослый, почти такой же взрослый, как сестра.
Миша подошел, тихонько поставил тару с постоянно плещущейся водой на пол рядом с креслом и осмотрел ступни сестры. Он прежде не видел такого вживую, только в фильмах. Но ведь в фильмах все было не по-настоящему. Фаина не просыпалась, и пришлось встряхнуть ее за плечо. Она тут же распахнула глаза, вскрикнула и замахнулась, но вовремя увидела, кто перед нею, и опустила руку.
– Да что с тобой сегодня?
Сестра не ответила, но по взгляду было ясно, что она жутко напугана, и Миша решил не давить на нее, потому что может стать хуже.
– Ладно, давай сначала займемся твоими ногами, – проворчал он, подвинул тазик и сел напротив нее на пол.
Фаина погрузила ступни в горячую воду, скривилась, но стерпела. Надо просто привыкнуть. От грязи и крови вода окрасилась в бурый, а когда чуть остыла, Миша настоял на том, чтобы сменить на чистую. Немного поспорив, Фаина позволила ему сделать это. Сил у нее практически не осталось. К ступням возвращалась чувствительность, одновременно это и радовало, и не очень. С одной стороны, она, наконец, что-то ощущала, с другой – ведь это была только боль разных видов: пощипывания, покалывания, жар и жжение из-за попадания воды в ранки.
Несколько часов она шла к дому брата в ночи, чудом не нарвавшись на неприятности, после того как ее согнали с троллейбуса, заметив спустя десяток остановок. Благо, этого хватило, чтобы оторваться. Тяжко идти в таком прикиде и состоянии, но когда перед тобой есть конкретная цель – добраться до известного тебе места – трудности можно преодолеть. Вдали от общежития Фаина вновь ощущала в себе решимость и жизненные силы.
Всегда проще, если знаешь, куда именно движешься. Ведь самой главной цели она уже добилась, сбежала от Яна – невероятным образом это удалось ей, что и воодушевляло. Воспоминание о том, что пришлось пережить на кухне, и как оттуда удалось вырваться, позволило терпеть боль, стиснув зубы и идти, идти, идти дальше. Долгая была прогулка, как у Кинга в одном из рассказов, Фаина всегда забывала, как же он точно называется, то ли «Дальняя дорога», то ли «Долгая дорога»… Неважно. Она снова думала не о том.
Лицо Яна, окровавленное и злое, с оскаленной пастью, стояло перед глазами и не пропадало. Каждый шаг чудилось, он вот-вот выйдет из-за угла, преградит ей путь или позовет из-за спины утробным голосом… и тогда все закончится. Но этого нельзя было допустить.
Она шла так быстро, как получалось, срывалась на бег, затравленно оглядывалась, плакала от боли в ногах и закрывала себе рот, чтобы не издавать лишних звуков и не привлечь ничье внимание. Ночами на улицах полно всякого сброда, а она – легкая добыча, которую долго никто не хватится.
Наконец, девушка добралась до дома, где живет брат. Ни телефона, ни денег при себе не было. Хорошо, что ей было известно, где находится балкон нужной квартиры. На себя ей было уже настолько плевать, что даже будь это девятый этаж, а не третий, она бы все равно полезла, презрев страх. Разве взобраться на балкон по пожарной лестнице – риск для нее, пережившей соседство и вечные столкновения с таким, как Ян? После этого ничто не кажется достаточно опасным. Даже немного хотелось сорваться головой вниз – быстрая смерть. Она без проблем достигла цели, уже почти не ощущая ступней, и испытала облегчение, увидев свет ноутбука в комнате.
Я до смерти боюсь Яна, думала она, пока брат омывал ей ноги, не задавая вопросов, но пытаясь найти ответы в ее глазах, а она боролась с усталостью и сном, что обрушились на нее неподъёмной толщей воды, едва она села в кресло. Я очень его боюсь, мне страшно даже заговаривать о нем, я чуть не ударила брата, спросонья решив, что это снова Ян прикасается ко мне. Мне очень страшно, это все, что я знаю наверняка. Что я должна теперь делать? Что еще возможно сделать в моей ситуации? Я ни черта не знаю, и голова не соображает…
Миша вылил грязную воду в унитаз и принес новую порцию – уже более прохладной. Фаина взбодрилась, опустив в нее ноги, затем попросила у брата бутылек перекиси и, к его большому удивлению, просто вылила содержимое в тазик и поболтала ступнями во вспенившейся воде.
– Так быстрее, – объяснила она, откидываясь на спинку кресла.
– Ты объяснишь, что случилось?
– Я не знаю, как это объяснить. И не уверена, что, если ты будешь это знать, то останешься в безопасности.
– Ты связалась с кем-то? Тебя преследуют?
– Да. Нет. Слушай…
– Нет, ты слушай. Я за тебя переживаю. Ты всегда была странной, но в последнее время, Фаин, это просто пиздец. Какая муха тебя укусила?! Сорвалась среди ночи и пришла через весь город сюда, без обуви, в легкой одежде! Забралась на балкон третьего этажа в темноте! Я даже не спрашиваю, как! И теперь сидишь передо мной, ничего не желая объяснять, якобы для моей же безопасности!
– Пойми, – сквозь зубы поговорила она, глядя в потолок с мелким белым узором, – я там больше не могла оставаться ни минуты. Мне угрожала опасность. Пришлось сбежать.
– Фаина, да что за сюжеты шпионских фильмов? Какая опасность? Объясни нормально!
– В общаге есть один парень… Он меня достает. Я его… боюсь.