– Ты, видимо, хочешь сбежать из монастыря? – неожиданно спросила меня Имельда, жадно поглядывая на рогалик у меня в руке.
– Как ты об это догадалась? – с удивлением спросила я.
– Мне об этом рассказал святой Антоний, – ответила Имельда, словно регулярно и запросто общалась со святыми и великомучениками. – Я могу помолиться ему за успех твоего предприятия. И Деве Марии могу помолиться. Если я их попрошу, они тебе помогут. Но только при одном условии. Ты целую неделю должна отдавать мне свой завтрак.
Мне не понравились ее слова. Имельда могла разболтать о моих планах монахиням, и те начнут за мной внимательно присматривать. Я и так была на плохом счету. Это могло затруднить осуществление моих планов. Я решила припугнуть Имельду. Я оскалилась, придала лицу устрашающее выражение и сказала:
– Все, что я хочу, я могу сделать и без твоей помощи. Если ты хоть словом обмолвишься монахиням, я тебе язык отрежу.
Потом я протянула ей свой рогалик.
– Держи, – сказала я более милостивым тоном, – и молись за меня. Помалкивай и знай, что я словами не бросаюсь.
Я не желала Имельде зла, но не хотела, чтобы она рассказывала обо мне и моих планах кому попало.
Я вернулась в трапезную, где сестра Эльвира тут же набросилась на меня за опоздание.
– Где ты была? – спросила она. – Почему на завтрак опаздываешь?
– Сестра Эльвира, – ответила я, – мне так стыдно за мое плохое поведение, что я решила целую неделю вместо завтрака читать «Отче наш» и просить у Бога прощения.
Сестра Эльвира посмотрела на меня с недоверием.
– А ну, открой рот! – приказала она и внимательно исследовала мою ротовую полость на предмет хлебных крошек и остатков пищи.
– Хххм, – произнесла она наконец. – Ну, хорошо, дитя. Теперь можешь идти.
– Спасибо, сестра Эльвира, – вежливо ответила я и мысленно поблагодарила Деву Марию.
Оказалось, что Имельда молилась (если, конечно, она это делала) не зря: на следующее утро я нашла лазейку, через которую можно было убежать из монастыря. В очередной раз мне на помощь пришло дерево. В джунглях у меня было свое любимое дерево, деревья росли в саду борделя Анны-Кармен. Меня выручали деревья в парке Сан-Антонио и на участке клана Сантос. Здесь, прямо за территорией монастыря, у ограды, росло огромное развесистое манго. Некоторые ветви свешивались через монастырскую ограду над тем местом, где работали lavanderos[11]. Вдоль стены стоял ряд бетонных ванн для стирки. Я поняла, что если доберусь по стене до ветвей, то смогу по дереву перелезть через стену и оказаться на свободе.
С этим местом была только одна проблема – здесь часто находились люди. То утро не было исключением – несколько человек стирали свое белье.
На стене я заметила несколько выступов, по которым я, как по лестнице, могла бы забраться наверх. Над некоторыми бетонными ваннами в стену были вбиты железные клинья, чтобы привязывать к ним веревку для сушки белья. Это только упрощало мою задачу. «Я нашла то, что искала», – радостно подумала я. Теперь мне надо было устроить, чтобы поблизости никого не было.
Я долго думала и придумала. Сперва я решила поджечь что-нибудь в другой части монастыря, например в церкви. Пожар отвлечет людей, и я смогу перебраться через стену. Потом я решила не устраивать пожар. Я не хотела никому причинять вреда, а пожар – дело опасное, и кто-нибудь может пострадать. Но я не могла придумать ничего лучше и решила, что не стану ничего поджигать, а просто сделаю вид, что в церкви случился пожар. Я буду громко кричать, люди начнут паниковать и побегут в церковь. Чтобы перелезть через стену, мне нужно совсем немного времени, так что все должно получиться.
Я решила, что лучшим временем для приведения в действия моего плана будет утро, когда все работают. Все бросят то, чем занимаются, и, как испуганные курицы, толпой ринутся в церковь. А я побегу в другую сторону.
– Огонь! – закричала я так громко, что испугалась звука собственного голоса. – Горим! Помогите!
Это произошло в полдвенадцатого дня. Я подготовилась, чтобы выглядеть так, как будто чуть не сгорела. Во‑первых, я взъерошила волосы. У меня была огромная копна волос, и привести их в беспорядок не представляло труда. На моем лице было выражение, которое я несколько дней репетировала: глаза выпучены, взгляд дикий и испуганный, рот открыт. В приюте жила девочка, которая умела хорошо рисовать и часто раскрашивала лица детей. Я попросила ее нарисовать у меня на лице, шее и руках порезы. Я решила, что потом смогу продемонстрировать эти «увечья» Маруйе в качестве доказательства, что монахини меня бьют. Конечно, никто меня не бил, но я так не хотела возвращаться в монастырь, что была готова использовать любой предлог, чтобы этого избежать.
Я начала кричать, стоя на лестнице, ведущей в церковь. Размахивая руками, я побежала в сторону того места у ограды, где люди занимались стиркой. На меня смотрели с ужасом.
– ПОЖАР! – вопила я как сумасшедшая. – ЦЕРКОВЬ ГОРИТ! ПОМОГИТЕ ТУШИТЬ ПОЖАР!
Все побросали свои дела, оставили нестираное белье, и толпа детей и монахинь бросилась к церкви. Глядя на то, как они удаляются, я продолжала громко кричать о пожаре и в глубине души удивлялась, как легко обмануть людей.
В качестве места пожара я выбрала церковь не случайно. Она была расположена дальше всего от места стирки.
Я решила не терять драгоценное время. Я залезла на ванны, дотянулась до ветвей манго и полезла вверх по стене. Уже через несколько секунд я была высоко на дереве. Еще несколько мгновений, и я буду спасена!
Из церкви слышались голоса людей, не понимавших, где горит. Я несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Я чувствовала себя в безопасности, потому что от любопытных взглядов меня скрывала густая листва. Да и кому придет в голову искать меня на вершине дерева?
Я осмотрела стену, чтобы понять, как лучше через нее перебраться, и поняла, что эта задача может оказаться сложнее, чем я предполагала. Торец стены был обильно утыкан битыми стеклами. «Что-то это не очень по-божески», – пронеслось у меня в голове. Свои сандалии я оставила в спальне, потому что босиком легче карабкаться по деревьям. Если бы я знала о стекле заранее, то обязательно взяла бы их.
Я не учла того, что, когда монахини убедились, что пожара нет, они начали искать того, кто громче всех о нем кричал. Монахини тут же поняли, зачем я устроила отвлекающий маневр с «пожаром». Или, может, Имельда меня выдала? Не знаю. Однако они уже бегали под деревом, на котором я сидела, и смотрели вверх. У меня не было времени на то, чтобы медленно сползти по ветвям ниже или продумать какой-нибудь другой выход из ситуации. Оставалось только одно – прыгать с высоты приблизительно трех метров.
Я прыгнула с дерева в жухлую траву по другую сторону монастырской стены и мгновенно почувствовала боль в ногах. Времени на то, чтобы тереть ноги, тоже не было, потому что я услышала, как открываются монастырские ворота. Видимо, монахини решили пуститься за мной в погоню. Чтобы они меня не заметили, я зайцем метнулась через улицу, по которой мчались машины. Я увиливала из-под колес тормозящих легковушек и грузовиков и со всех сторон слышала крики водителей: «Сумасшедшая! Идиотка! Тебе жить надоело?»
На другой стороне улицы были густые кусты, и я спряталась в них. Оттуда я наблюдала, как из ворот вышли несколько монахинь во главе с сестрой Эльвирой. Они оглядывались по сторонам в поисках беглеца. Они не думали, что я смогла перебежать широкую улицу, и искали меня на тротуаре рядом с монастырем. Потом сестры вернулись в монастырь, и на улице остался один охранник. Он покрутил головой, потом с досадой хлопнул себя по ляжке и тоже вернулся, плотно закрыв за собой ворота. Мне удалось убежать, и я снова была на свободе. Теперь я могла приступить к поискам Маруйи.
XXIX
На всякий случай я еще полчаса отсиживалась в кустах, желая убедиться, что меня перестали искать, а потом отправилась в путь. Откровенно говоря, я не очень понимала монахинь, которые меня искали. Зачем они это делали? На их месте я бы вздохнула с облегчением, что такая непослушная девочка, как я, убежала. Однако, судя по тому, как они меня искали, у монахинь по этому вопросу было свое мнение. Для них мой побег означал то, что они не справились со своими задачами.
Я вышла из укрытия и двинулась в сторону дома Маруйи. Я не знала эту часть города, поэтому мне пришлось потратить много времени, чтобы выйти в знакомые места.
Когда я добралась до района, в котором жили Сантос, мои ноги болели от долгой ходьбы. Я устала и волновалась. Мне очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из клана Сантос меня заметил. Я решила, что небезопасно самой подходить к дому Маруйи, а надо послать к ней гонца.
К счастью, вскоре я заметила мальчика, который мог выполнить эту миссию. Он играл на улице. Я встала в арку дома, который по внешнему виду казался заброшенным, и свистом и жестами позвала его к себе.
Мальчишка не без некоторого волнения подошел ближе. Он был ниже меня ростом, и ему было на вид лет десять.
– Привет, – неуверенно произнес он и спросил: – Чего зовешь?
Немного подумав, мальчишка добавил:
– Только без дураков, иначе я тебя одним ударом вырублю.
– Не волнуйся, – успокоила его я. – У меня есть для тебя работа.
– Какая?
– Надо сходить в один дом, – сказала я и сообщила, на какой улице он находится и как выглядит. – Это сразу за мостом. Тебе надо увидеть Маруйю, понял? Маруйю! И шепотом сказать ей, что к ней пришла Розальба. И потом привести ее сюда.
– Бесплатно я этим не собираюсь заниматься, – заявил мальчишка. Понятное дело, это был колумбийский ребенок, хорошо знакомый с законом улиц.
– У меня в кармане куча конфет, – сказала ему я. – Как только ты ее приведешь, я их тебе отдам.
Конечно, у меня не было конфет, зато я могла преподать мальчишке полезный урок: никогда не верь тому, что говорят незнакомцы.