— Ага! Сейчас он у себя?
— Да, только занят.
Клава сообщила это громким шепотом.
Я хмыкнул:
— А можно спросить — чем?
— Можно. Только вы ничего не знаете, да?
— Конечно!
Клава оглянулась на закрытую дверь и опять же шепотом доложила:
— Торгуется с какой-то газетой, сколько они заплатят за какое-то интервью.
— Ну ясно. В таком деле ему, конечно, не нужны ни свидетели, ни соучастники. Пусть работает человек!
Начальник следственной части Николай Шелковников был карьерист и бездарь. Это меня давно уже не удивляло — кроме Кости Меркулова, практически за двенадцать лет службы на ниве юстиции у меня не было пристойного начальника.
Николай не любил меня, чего я, собственно, от него и не требовал. Но он чувствовал мое к нему отношение и хотел бы ответить мне тем же. Однако как профессионал Николай не стоил ничего, а напрягать меня не за дело, а как вышестоящий нижестоящего, не решался. Потому что всем давно было известно, что заместитель генерального прокурора Меркулов — мой друг. Шелковников, общаясь со мной, всегда оправдывал свою фамилию — мягок был и шелковист. Ему отравляло жизнь подозрение, что я хочу занять его место. И что Меркулов якобы хочет, чтобы я занял пост начальника следственного отдела. Я не исключал того, что Косте хотелось бы работать в непосредственном контакте со мной, а не с лебезящим и неискренним Шелковниковым. Но я пока не торопился. Николай не поверил бы мне, даже если бы я поклялся в этом на всех сводах законов плюс основной — Конституция. И чтобы подстраховаться, потихоньку, но старательно собирал на меня компромат. И про то, как я непокорен начальству. И о том, что, мол, стал частенько разговаривать — не «по фене», нет, — а на расхожем молодежно-бытовом наречии. А куда мне деваться от окружающего «молодежно-бытового», если известно: с кем поведешься… В общем, в досье Шелковников подшивал всякую, даже совершенно идиотскую жалобу на меня. А этого добра хватало, потому что кое-кого мне удавалось раскалывать до самого копчика, а потом расколотый, ужаснувшись висящим над ним сроком, строчил в прокуратуру слезное письмо о том, как я выбивал из него показания, прижигая сигареткой причинные места… Клава тем временем спросила:
— Вы не заняты, Александр Борисович?
— Пока нет, а что?
— Там к вам мальчик пришел, из Мосгорпрокуратуры.
— Фамилия у мальчика случайно не Величко?
— Да.
— Тогда зовите.
— Я вам дам пару минут на то, чтобы галстук надеть, — тоном заговорщика сказала она и вышла.
И в самом деле, прошло не менее трех минут, прежде чем на пороге возник Олег с дежурным вопросом:
— Разрешите?
— Входи. Чем порадуешь или чем огорчишь?
— Может быть, озадачу, Александр Борисович…
Я коротко вздохнул:
— И без тебя есть кому… Ладно, выкладывай. Только не маячь, садись. С холода пришел, может, наркотик примешь?
— Какой? — недоуменно вылупился на меня парень.
— Слабенький, кофе называется.
— А-а! Спасибо. Если вы будете, то и я.
— Не бойся, не отравлю, — ворчу шутливо и начинаю колдовать у маленького столика, приспособленного мной не для подшивок правительственных газет, а для быстрой, максимально европеизированной чайно-кофейной церемонии.
— Я, Александр Борисович, по поводу того полковника Скворцова из военной разведки, что в Кунцеве нашли во дворе.
— Да? В таком случае боюсь, что ты не озадачишь меня, а огорчишь! Тем не менее рассказывай.
— Сначала про то, что обнаружили судмедэксперты. Умер действительно от инфаркта.
— Уже хорошо, что не убийство.
— Это да. Только осматривал его судмедэксперт — человек любознательный и неравнодушный. Он обратил внимание на то, что полковник, и далеко не военно-строительных войск, а одет очень небрежно. То есть впечатление такое, как он сказал, будто человек был у чужой дамы в интимной обстановке и вдруг вернулся из командировки раньше времени муж этой дамы. Ну все надето наспех, китель вообще ни на одну пуговицу не застегнут. А носки так отсутствуют совсем…
— Та-ак, — протянул я, наливая Олегу кофе, и поощрительно кивнул: мол, продолжай.
— Спасибо, — поблагодарил он за кофе. — В общем, изучил эксперт тело как следует и обнаружил где положено следы спермы и этот… секрет, выделяемый женщинами…
Олег так смутился, что покраснел.
— Значит, имела место анекдотическая ситуация, закончившаяся трагически?
— Не совсем так. Эксперты-криминалисты не поленились и поработали методом эмиссионного спектрального анализа. На шинели обнаружены микрочастицы половой краски и коврового покрытия — это раз. Во-вторых, на ботинках Скворцова, на подошвах точнее, не обнаружено частиц почвы, которая имеется на месте обнаружения трупа.
— Таким образом, ты хочешь сказать, что бедного полковника к электрощитовой притащили?
— Да.
— Что ж, вполне обычная история. Умер Вася на своей девке, а та побоялась огласки и притащила бывшего любимого на свалку…
— Скорей всего, не одна тащила. Следов волочения по земле на одежде нет, значит, от квартиры до места несли аккуратно. А такого крупного мужчину надо как минимум вдвоем переть!
— Олег, как ни пытайся, ты не заставишь меня положить глаз на это дело! Тем более сейчас, когда мы имеем шанс выйти на след Буряка!
— Александр Борисович, мне по чину не положено вас заставлять. Я хотел бы сам потихоньку это дело разгребать…
— Знаешь, как в средневековой Европе говорили? Вассал моего вассала не мой вассал. Я не могу тебе приказывать или запрещать…
— А словечко замолвить в случае чего?
— Перед кем? Перед городским прокурором?
— Да.
— Только в том случае, если не завалишь текущих дел!
— Конечно!
— Хорошо, замолвлю. А теперь признавайся, откуда в тебе столько извращенного любопытства? Небось любовницу полковника хочешь разыскать?
— И любовницу, и того, кто помогал ей Скворцова вытаскивать, мертвого, а может, только умирающего. Только не думайте, не для того, чтобы разузнать в деталях о последних минутах Скворцова! Тогда, ночью, когда мы приехали на место, где было обнаружено тело полковника, я очень сильно помогал всем, а заодно исследовал содержимое карманов и вообще одежду. У него в рукаве шинели я нашел потайной карманчик.
— Уж не для секретных ли документов? — полушутя спросил я, хотя любопытство мое было неподдельным.
— Нет. Предполагаю, что карманчик Скворцов пришил для заначек от жены. Ведь на любовницу надо тратиться, да и жены бывают, что в воскресенье на пиво не выпросишь. Предположение подтвердилось тем, что в карманчике мною было обнаружено двадцать долларов США.
— Ерундовые какие-то деньги!
— Наверное, то, что осталось.
— Логично, — согласился я.
— Но там кроме денег кое-что было…
Олег не стал меня томить, вынул из кармана и протянул мелкий клочок хорошей белой гладкой бумаги.
— Что это?
— Термобумага для факсов.
— Это я понял — не динозавр. Внутри что?
— Послание. Только странное какое-то…
Я развернул громко хрустящий, ровно оторванный от валика лист. Заметил, что вверху он аккуратно обрезан ножницами, настолько аккуратно, что по ту сторону сцепленных болтиком толстых лезвий осталось все, что обычно сопровождает текст послания: место и время отправления, данные адресата, которому отправлен факс. Сам же текст послания представлял собой размашисто нарисованный маркером или фломастером набор непонятных геометрических фигур:
— Ты, конечно, скажешь, что это шифровка? — ворчливо, как и положено старшему, говорю Олегу.
— Что же еще?
— И ты будешь совершенно прав! Я полагаю, что это вряд ли сообщение резидента начальнику Главного разведуправления. Там ребята шифруют покруче, даже цифирек не оставляют. Это письмишко предназначено либо самому Скворцову, либо он чье-то послание перехватил… Во всяком случае, это интересно и, наверное, опасно. Будь осторожней и держи меня в курсе.
— Хорошо, Александр Борисович, спасибо!
Олег уже вышел из кабинета, когда мне вдруг пришла в голову неожиданная мысль, я выбежал в коридор, добежал до лестницы и крикнул в пролет:
— Величко!
— Что? — донеслось снизу.
— Вернись на секунду!
Олег поднялся ко мне. Я повел его к секретарше Ольге, молол ей невероятную чушь о том, что она была бы для моего коллеги прекрасной парой, что нечего ей мечтать о новых русских, когда у нас вырастают такие кадры, — а сам потихоньку снял две ксерокопии с таинственного послания. После чего Олега отпустил и вернулся к себе.
Через минуту без стука в дверной проем наполовину всунулся начальник следственной части Николай Шелковников и, быстрым взглядом оглядев кабинет, спросил:
— Можно, Александр Борисович?
— Так вы почти вошли, Николай Николаевич, втаскивайте уже и хвостовую часть!
Не подав вида, что его покоробили мои слова, будто так и принято среди своих, Шелковников улыбнулся и влез весь.
— Как продвигаются дела с поисками убийц американца, не интересовались?
— Держу на постоянном контроле. На сегодня уже известен один из нападавших, как раз который стрелял.
— Кто-нибудь из наших бывших клиентов?
Вопрос не из приятных, но отвечать надо:
— Да. Константин Петров.
— А-а! — чему-то радуется Шелковников. — Наш побегушник. Ловкий парень! Опять, значит, при деле… Надо, кстати, закругляться и готовить обвинительное заключение по делу фирмы «Геронт-сервис».
— Так остались уже последние штрихи. Основные пункты обвинения доказаны, вопросов по их поводу у суда не возникнет. Вряд ли найдется такой крутой адвокат, который прикроет этих убийц в особо крупных размерах!
— Говорят, вы пригласили начальника отдела коммунальной собственности мэрии господина Селиверстова на допрос повесткой?
— Да. И вот жду его с минуты на минуту.
— Ради Бога, не обижайтесь, Александр Борисович, но в данном случае, мне кажется, вы перегнули палку. Такого человека можно было бы пригласить и просто так, без повестки. Вы же знаете, какие нравы царят в среде аппаратчиков, пойдет слух, что пришла, мол, повестка из прокуратуры, не бывает, мол, дыма без огня. Вот и готова отрицательная репутация, а человек он энергичный, расти да расти!..