— Хорошо, что записал…
Костя хотел что-то добавить, но распахнулась дверь. И вошел Слава Грязнов в замызганной милицейской форме. Прошел через помещение и молча плюхнулся на стул, бросив перед собой на стол фуражку — зимних форменных шапок он не любил.
У меня от нехороших предчувствий заныло сердце.
Меркулов как ни в чем не бывало улыбнулся и сказал:
— Ну вот, сегодня он пришел наконец в том виде, какой соответствует его фамилии!
Потом добавил:
— Шутка, Слава.
— Это правда! — заявил Слава. — Я немытый поросенок, а не сыскарь!
— Ты хочешь сказать, что мой тезка снова сбежал?
— Не сбежал. Умер на операционном столе в Балашихинской больнице…
— Умер?! — воскликнул я.
Слава скупыми, короткими фразами поведал о том, как проходила операция по захвату Петрова-Буряка, и о том, что успел рассказать по дороге в больницу преступник.
Меркулов вышел в комнату отдыха, которая располагалась за широким рабочим столом, повозился там, звякая посудой, предупредил секретаршу, чтоб его не беспокоили, и кивнул нам со Славой:
— Пошли, там пошепчемся.
В комнате отдыха было все как положено для такого помещения, но без излишеств: диван, два кресла, телевизор на тумбочке, столик и холодильник в углу.
На столике уже стояли хрустальные стопочки, запотевшая бутылка водки и кое-какая нехитрая снедь.
Мы уселись вокруг стола, Костя быстро разлил по рюмкам:
— Ну, давайте ударим по стрессу.
Ударили.
Слава не стал закусывать, сидел пригорюнившись, потом попросил:
— Костя, можно одну вне очереди?
— Давай.
Грязнов выпил, и, кажется, его немного отпустило. Он более комфортно расположился в кресле, ослабил галстук и сказал с тоской, известной только тем, кто работал в нашей системе уголовного розыска:
— Главная лажа, что подполковник погиб! Теперь начнется бодяга! Служебное расследование назначат, то, се!.. В общем, дополнительный материал в папку компроматов папы Савченко!
— Не переживай, — говорю я. — Когда-то мы пели тебе, помнишь: «Капитан, капитан, никогда ты не будешь майором…» А все-таки стал!
— Да я и не боюсь! Уже ловлю себя иногда на мысли, что подсознательно работенку себе подыскиваю, прикидываю, подойдет мне или нет. Так что внутренне к перемене участи готов. Только надо успеть еще одно дело сделать…
— Какое?
— Гниду вычислить. Ты не рассказывал Косте про мой сейф? — спросил меня Слава.
— Да нет, не успел…
— Тогда я расскажу…
Слава поведал историю наших злоключений с портфелем Скворцова и закончил такими словами:
— Вы как хотите, а я убежден — у нас в управлении, может, и того ближе, в МУРе, кто-то накрыл меня колпаком и пасет. Даже телефон на кнопку поставили!
— Да ну, не может быть! Зачем им тебя прослушивать?
— А в сейф лазать зачем?
— Ну не знаю…
— Так я тебе говорю! Сам посуди, показываю на свежем примере. Сегодняшний захват Буряка. О том, когда и куда я поеду его брать, кроме тебя и меня, не знал никто! И милицейский взвод и спецназ я брал в Балашихе. Все знают, что ты включил меня в оперативно-следственную группу по американцу, решили, что я опять по блату рву халяву, и махнули на меня рукой: куда еду, зачем — им дела нет. Пока. Перед тем как ехать, я позвонил тебе и сказал, что мне удалось выцарапать у Коршуна.
— Похоже, что твоя правда, — вынужден был согласиться я под грузом фактов. — Послушай, Костя, ты мне сватал контрразведчика в партнеры, да?
— Ну и?..
— Ты мне не сказал, но я догадливый. Служба контрразведки должна интересоваться этим делом, все-таки иностранец убит. Тем более не с Брайтон-Бич приехал…
Меркулов грустно усмехнулся.
— Согласен с тем, что они могут проводить свое расследование, почти уверен в этом. Но, честное слово, точно не знаю.
— Я вот почему спрашиваю. Может, как раз так и есть. Парни ведут свое расследование, знают, по старой памяти, что мы своей информацией делимся с ними не очень охотно. Вот для того, чтобы и не унижаться просьбами и быть в курсе того, как идет следствие, поставили тебе «жучок».
Слава помолчал, сопоставляя мою версию со своими соображениями. Потом покачал головой:
— Не все хорошо стыкуется, Сашок. Если меня доит контрразведка, зачем им убивать Буряка? В крайнем случае, чтоб утереть мне нос, могли приехать пораньше и первыми взять его…
— А если не успевали?
— Не знаю. Если так, почему надо было переодевать человека в спецназовские монатки и автомат в руку давать?
— Саша, я в этом сомнительном вопросе на стороне Славы, — сказал Меркулов. — Буряк не мог быть агентом контрразведки — слишком засвеченная и одиозная фигура. Возможно, у чеченской группировки есть в ГУВД свой человечек. Информатор. А Буряк, если бы разговорился, много чего порассказал! Не хочу вас расстраивать, ребята, однако уверен уже процентов на восемьдесят, что Кервуд как-то завязан на чеченский узел… Экий каламбур сморозил! Пьян, что ли? Ну так вот, почему я склоняю тебя, Саша, не гордясь, поработать вместе с контрразведкой? Потому что они давно уже сидят в Чечне, потому что там как в скороварке без перепускного клапана, того и гляди, взорвется! И я убежден в том, что путешествие американца на Кавказ имело какие-то тайные цели, хотя попутно он вполне легально и старательно занимался миротворчеством. Интересно было бы найти кончик ниточки и вытянуть на свет божий ответ на такой вопрос: зачем с Кервудом ездил Андриевский? Это открытая слежка или что-то другое? Кстати, вы знаете, что у Юрия Владимировича есть на службе хорошая, мохнатая рука и он очень перспективен?
— Ну и какая же у него рука?
— Андриевский — зять заместителя начальника Службы внешней разведки.
Мы сидели у Кости Меркулова еще около часа. Причем прокурорские пили чаек, а сыскарь Грязнов налегал на водку. Мы не препятствовали — у Славы выдался собачий, на редкость тяжелый и сволочной день. В таких случаях даже японцы больше налегают на саке, чем на чай, что уж говорить о большом и сильном славянине.
Костя уговаривал меня спокойнее относиться к тому, что моя работа опять пересекается с Лубянкой, пусть и в ином ее качестве.
— Тебе теперь легче, — толковал мне Костя. — Они уже не щит и меч партии, они уже не стоят над обществом, как орден Игнатия Лойолы, отца иезуитов. Они подотчетны государственной власти и нам…
— Что ты уговариваешь меня, как маленького? Знаю, что подотчетны, знаю также, что будут упираться и прятать концы до последнего. Есть у них такая жилка. Как говорят наши клиенты из тех, что попроще, «в падлу» рыцарям плаща и кинжала в уголовке допрашиваться. Давай лучше обсудим Юру Андриевского. Если он птичка такого высокого полета, то, коль не совсем Митрофанушка, должен быть у своего второго папы, тестя значит, мальчиком для особых и деликатных поручений. Может так быть, что одним из поручений было сопровождение Кервуда на Кавказ?
— Вполне, — согласился Костя. — Но, судя по тому, что ты о нем рассказал, и учитывая семейное, так сказать, положение, подозреваю, что прямо в лоб с ним ничего не добиться. А он что-то знает, и что-то важное. Я тебе скажу, самому недавно в голову пришло: как раз после поездки Кервуда в Чеченскую республику генерал Дудаев начал ставить вопросы перед Москвой ребром. Может, это просто совпадение, и, честно говоря, я молю Бога, чтоб это было случайное совпадение. А если нет?
— Добрый ты, Костя, человек! — шутя, но и с долей досады говорю я. — Вроде и утешаешь, и подбадриваешь, а час от часу не легче!
— Ничего не поделаешь, Саша, это наши цепи…
— Понимаю… Только как работать в стране, где каждый, понимаешь, каждый, кроме кучки благостных идиотов, стремится обойти закон, нагреть на бардаке руки?!
— Надеюсь, меня ты включил в число благостных идиотов?
— Одним из первых!
— Мне нечего посоветовать тебе, Саша, особенно что касается практической пользы. Если и скажу я тебе какую-нибудь душеспасительную мысль, так и то краденую. Ну оттуда воровать не стыдно — из Писания. А там сказано: когда трудно, держитесь за ношу, которую несете.
— Н-да, имеет ценность как абстрактное утешение.
Слава Грязнов слегка окосел, хмель в сочетании с усталостью клонил его в сон. Слава пару раз уже клюнул носом, потом включился самоконтроль, наш майор встряхнул головой и сказал:
— Борисыч, пошли-ка по домам, а? У меня завтра разбор полетов, у тебя тоже какая-нибудь производственная грязь. А Дмитрич — человек государственный. Ему тишина нужна…
— Да нет, Слава, вы мне не мешаете, скорее наоборот, тут за день так накувыркаешься, так хоть с вами посидеть, душу отвести!..
— Это мы пожалуйста, — сказал я, вставая с кресла. — А сегодня действительно пора.
Костя вышел в коридор нас проводить, сказал мне на прощание:
— Все, что могу, я со своей стороны сделаю, чтоб во всех следственных мероприятиях у тебя был режим наибольшего благоприятствования. А завтра же поищу в архиве дела, где могли фигурировать Руслан, Гена и компания. Мне кажется, года полтора-два назад что-то такое было — и как раз с рестораном «Лозания» связано.
— Хорошо, до завтра.
На улице на холодном сыром ветру Слава хоть и не стал трезвее, но немного приободрился, перестал поминутно зевать и вдруг предложил:
— Давай к Семену зайдем?
— На ночь глядя?
Я пытаюсь отговорить Славу не потому, что мне не хочется заглянуть к старому криминалисту Моисееву, с которым мы отработали вместе больше десятка лет. С ним всегда интересно. Меня беспокоит тот момент, что Семен Семенович что-нибудь выставит на стол, как водится. А Грязнову только этого и надо. Но отговорить его не удается, да, собственно, я не очень паникую — Славу нелегко свалить водкой. Другое дело, что утром будет трудно, а завтра ему нужна ясная голова. Решил, что успею шепнуть старику, чтоб нашел самую маленькую бутылочку в своей кладовке, и мы идем.
Звоним в аккуратно обитую дерматином дверь.