Она долго на меня смотрела. Потом кивнула.
– Почти угадала. Двумя другими специями были мускатный орех и ваниль. Ты быстро запомнишь их вкус, если будешь работать на этой кухне, это я тебе обещаю.
Мускатный орех и ваниль. Я старательно запоминала названия.
– А теперь, – продолжала Марина, – я хочу, чтобы ты попробовала это. – Она подошла к угольной жаровне справа от меня и сняла с крючка над ближайшей решеткой один из медных котлов. – Передай мне тот кувшин.
Проследив взглядом в направлении её руки, я встала на цыпочки и сняла с ближайшей полки красивый серебряный кувшин. Он был похож на чайник, только с двумя крышками вместо одной, и казался слишком утоненным и нежным, чтобы выжить на огненной плите. Если бы меня не распирало любопытство, что же произойдет дальше, я бы подарила себе минутку и поиграла с разными крышками, складывая их как пазл. Но вместо этого я передала кувшин Марине, чтобы ей не пришлось повторять просьбу.
– Отлично. – Она открыла нижнюю крышку и вылила туда содержимое котелка. Тёмная густая коричневая жидкость устремилась вниз, выпуская облачко пара. Я вдохнула и закрыла глаза.
Горячий шоколад. О, это был определённо горячий шоколад, но он совершенно не был похож на то, чем угощал меня пищевой маг.
Невероятно, но этот аромат был даже лучше. Богаче. Глубже. И было в нём что-то ещё, что-то…
Не осознавая, что делаю, я подошла ближе.
– Осторожно! – Марина остановила меня сильной рукой. – Настало время для вертушки. – Она взяла длинный деревянный инструмент с широким зазубренным основанием и откинула верхнюю крышку шоколадного кувшина, обнажив отверстие в нижней крышке, как раз подходившее по размеру для тонкого кончика мешалки. Через мгновение нижняя крышка уже была закрыта, неровная часть вертушки скрылась внутри кувшина, а Марина энергично перекатывала между ладонями длинную тонкую палочку.
– На этом этапе никогда не ленись, – сказала она. – Иначе растеряешь всю пену.
О, я никогда не буду лениться, ни на каком этапе! Я могла сказать это сразу, ещё до того, как сделала первый глоток.
– А теперь… – Она сняла нижнюю крышку, достала взбивалку и закрыла кувшин. – Не передашь мне чашку?
Я не растерялась от разнообразия цветных орнаментов. Ни секунды не колеблясь, я просто схватила ближайшую фарфоровую чашку и передала её Марине.
Тёмная пенистая жидкость заполнила её до краев. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не рвануться вперед, когда Марина убрала кувшин.
– Один глоток, – предупредила она. – Только один. Не хочу, чтобы ты проглотила всё сразу. Посмакуй, покрути на языке, не торопись. Потом скажи, что чувствуешь.
Мои руки дрожали от предвкушения. Я поднесла чашку к губам и закрыла глаза. Медленно, с благоговением, я сделала первый глоток и задержала его во рту, перекатывая шоколад туда-сюда, стараясь прочувствовать все оттенки вкуса. За яркостью глубокого, тёмного шоколада скрывался другой, неуловимый оттенок, что-то хрупкое и тёплое, и это была не корица. Вкус нарастал, нарастал…
Ого! Я едва не выпустила чашку из рук, когда таинственный привкус раскрылся – и словно взорвался во рту огненным шаром. Ярким пламенем он пробежался по всем органам чувств, пока я наконец не сделала глоток, против своей воли вытаращив глаза. Мне было трудно дышать, а грудь быстро поднималась и опускалась. Я посмотрела на Марину. Огонь бежал по телу, как… как…
– Ну вот, – сказала Марина с глубочайшим удовлетворением, – такого не попробуешь больше ни в одном шоколадном доме, правда же?
– Что это было? – прошептала я. Голос отказывался мне повиноваться.
Она самодовольно улыбнулась.
– Это, – сказала она, – шоколад чили. Фирменное блюдо нашего дома. Что ты об этом думаешь?
Я не ответила. Но в уголках глаз вдруг начала скапливаться непонятная влага.
Я думала, что больше никогда не почувствую такого жара в горле. Я думала, что утратила своё пламя навсегда.
Марина подождала немного, потом кивнула, будто удовлетворённая моим ответом.
– Хорошо, – сказала она. – Допей до конца, но поторапливайся! Этот лентяй и олух Эрик даже не закончил перемалывать какао-бобы на сегодня! Хорошо, что ты перекусила, потому что тебя ждёт много работы, и поверь мне: чтобы справиться с ней, тебе потребуются все твои силы.
От этих слов мои губы расплылись в улыбке, и вот с этим я уже ничего поделать не могла.
Я сгорала от нетерпения.
Глава 10
После недели службы подмастерьем у Марины мои слабые человеческие руки стали невероятно крепкими. Я и не думала, что они могут такими быть. Каждый вечер, когда я сворачивалась клубочком около очага, засыпая на теплом кухонном полу, мои мышцы ныли от усталости, и я вертелась с боку на бок на одеялах и своей чешуйчатой ткани, стараясь облегчить боль.
Но каждую ночь, когда меня окружал пар от вечно поджаривающихся бобов какао, я закрывала глаза и представляла, что это дымное дыхание моих родных проплывает у меня над головой. Что это оно держит меня в тепле и безопасности, в моём новом, наполненном шоколадом доме. Иногда из глаз начинала капать влага, когда я вспоминала, как засыпала рядом с мамой и Яшмой, как их, такие родные чешуйчатые туловища сворачивались в клубочки рядом с моим. Иногда было достаточно просто представить их надёжное горячее дыхание на моей коже.
Шоколад наполнял мои сны, даже когда мне снилась моя семья. Иногда во сне вместе с Яшмой я ныряла за драгоценностями в нашу сокровищницу, чтобы посмотреть, кто первым наберёт их больше, но вместе с золотом и самоцветами находила горы сырых коричневых зёрен какао, в тридцать раз выше тех куч, что я каждый день крошила и раскатывала в жидкую пасту в кухне «Шоколадного сердца».
Временами мне снилось, как я лежу, свернувшись, и греюсь рядом с огромной золотисто-голубой спиной мамы. Она говорит со мной, и её твердые чешуйки вздымаются и опускаются прямо перед моей мордой. Однако вместо маминого голоса раздавался голос Марины, который повторял мне наставления, заученные мной несколько дней назад: «Перемалываешь зёрна до тех пор, пока они не превратятся в пасту, а потом продолжаешь просто раскатывать изо всех сил, пока не останется ни одной неровности, шероховатости или шершавости, ни одного комочка. В этом шоколадном доме нельзя останавливаться, пока не достигнешь совершенства».
Я никогда не прекращала работать, пока она не говорила, что пора, даже если я уже несколько часов подряд раскатывала пасту на горячем камне над печью. Мышцы в руках немели, их сводила судорога, а я всё катала железный валик взад и вперёд, вкладывая в эти движения всю свою силу, пока спина не уставала так, что закричала бы от боли, будь у неё голос.
Ну и пусть бы кричала. Всё, что меня волновало, – это горячая паста перед моими глазами, которая становилась всё мягче и податливее с каждым безжалостным проходом моего катка.
Когда Марина говорила «Хорошо, достаточно», меня переполняло такое счастье, как будто я наконец впервые сама взмыла в небо.
Выполнять следующий этап работы мне пока не доверяли. Марина сама выкладывала пасту в круглые формы, создавая куличики из шоколада. Им предстояло ждать целый месяц, прежде чем их используют в шоколадном доме. Но каждый день, проходя мимо шкафа, в котором хранились куличики из моей пасты, я обращалась к ним с молчаливой, но страстной просьбой: Держитесь! Станьте лучшими!
Я считала дни до тех пор, когда будет использован первый из них. Я надеялась, что Марина даст мне попробовать то, что получилось. Мне было важно самой узнать, какими они вышли.
Тем временем работы у меня было достаточно. Без дела я не сидела.
Над открытым огнем постоянно жарились какао-бобы, и следить за ними должна была именно я. Поначалу это были невзрачные бледные зёрна, которые ни на секунду не привлекли бы моего драконьего внимания, если бы их не вносили в шоколадный дом в мешках, с которыми мы обращались так почтительно, будто в них лежало золото. Как такие скучные и непримечательные на вид зёрна могли хранить секрет шоколада? Это было настоящее волшебство.
Я доставала их из горячей жаровни, когда они были готовы раскрыть свой секрет, как драконьи яйца, из которых вот-вот вылупится детёныш. Марина стояла рядом и наблюдала за каждым моим движением. Уже трижды я осторожно раскалывала их тонкую хрупкую внешнюю оболочку, чтобы очистить зёрна от шелухи. Одно неверное движение – и драгоценное зёрнышко будет разрушено, а шоколадная эссенция утрачена, будто её и не бывало. От одной этой мысли меня охватывала паника. Это всё равно, что из простой беспечности разбить алмазную диадему. Я была очень рада, что Марина стояла рядом и не позволила бы мне ошибиться.
Но в четвёртый раз, когда я подготавливала жареные зерна к лущению, Марина только подняла полоски шерсти над глазами – вернее, брови, – стоя в другом конце кухни, где выставляла ассортимент шоколадных кремов для утренних посетителей.
– Ну? – сказала она. – Чего ждешь? Начинай.
От испуга я секунду стояла неподвижно, но потом приступила к работе.
Начинать было так же страшно и интересно, как летать.
На седьмой день моей работы подмастерьем Хорст вошёл в кухню и ударил себя по лбу, застонав от ужаса.
– Марина!
– Что ещё? – Марина даже не потрудилась оторвать взгляд от котелка, в котором смешивала ингредиенты для своего особого шоколада чили. – Клиенты жалуются? Нас решил навестить сам король? Или ты пришёл, чтобы снова усложнить мне жизнь?
– Не тебе, – прошипел Хорст сквозь зубы. – Ей! – И указал на меня.
Я заморгала, продолжая обтачивать огромную белую сахарную голову. Её нужно было истолочь в мельчайшую пудру, чтобы она растворилась в вареве Марины, хотя это и была глыба почти двадцати сантиметров в длину.
– А что с ней? – спросила Марина. – В отличие от первого подмастерья она не катастрофа. Пока.
– Пока? – Он раздражённо присвистнул. – Ты заметила, что она работает здесь уже семь дней подряд? И я ни разу не видел, чтобы она брала послеполуденные отгулы.