«Это так, – сделала для себя вывод Ивана. – Что мне хорошего от того, что я вспоминаю Назуфа, ночные посиделки, когда мы “тащились от кайфа”, унизительные ситуации, в которых я оказывалась из-за моей зависимости от наркотиков, всех тех, что пользовались мною, зная мое состояние и ситуацию? Ничего. Не нужно человеку с чистой совестью обременять себя злом, заключенным в других людях. Кроме самой себя, я больше никому не причинила зла, поэтому моя главная задача – спасти саму себя от самой себя. А как быть с моей матерью и Ангелиной? Чиста ли перед ними моя совесть?» Голос невидимого собеседника настойчиво сверлил Иванины воспоминания. Расстояние между ней и ними уменьшалось со скоростью падающего метеорита, и перед глазами уже всплыло озабоченное лицо Марии Савич, как она из-за кружевной занавески наблюдает за дочерью, садящейся в машину к дилеру наркотиков Адему, которому Ивана верила больше, чем родной матери. Из тумана воспоминаний о той поре до нее доходят умоляющие всхлипы плачущей Ангелины: «Мама, возьми и меня. Я хочу пойти с тобой!» А она в это время сердито захлопывает дверь перед плачущей дочерью, оставляя за собой стук каблуков вниз по каменным ступенькам.
Впервые здесь, на каменном острове, Ивана поняла, что находилась по другую сторону от добра. Все ее бравады, направленные на то, чтобы заполучить наркотики, и все ее выдумки, чтобы спрятать то, что было очевидно и ее матери, и десятилетней дочери, показались сейчас такими примитивными, что она начала презирать саму себя.
«Как я впустую потратила свои самые лучшие годы! – вздохнула она полной грудью, и боль отразилась на ее загорелом лице. – Что было, то было. Я должна справиться и идти вперед. Я пущу корень в этом камне и вернусь туда, где мне суждено быть. А это место идеально подходит для раздумий и поиска потерянного времени!»
Скрип уключин проплывающей мимо лодки вывел ее из раздумий, и Ивана решила, что пора приступать к уборке домика, чтобы наконец привести его в пригодное для жизни состояние. Вчера она вытирала пыль, а сейчас ей показалось, что комната завалена ненужными вещами, и, стремясь расширить жилое пространство, принялась выбрасывать, по ее мнению, все ненужное. Время за работой пролетело быстро, как незаметна ускользающая тень, и, почувствовав сладкую усталость, она легла отдохнуть. В эту ночь измученная женщина спала сном праведника.
Следующий день до обеда Ивана провела в ожидании приезда отца Нектария, снедаемая желанием с кем-нибудь поговорить. Уже перевалило за полдень, а его все не было. Ивана решила, что ему помешали дела в приходе. День был теплый, и она, раздевшись, в чем мать родила, предалась наслаждению, плавая в морской бухте, спрятанной от глаз в отвесных скалах. Потом, расстелив на теплом камне полотенце, отдалась на волю солнечным лучам и щекотанию мистраля, временами дувшего с моря. Из сладкой неги ее вывел голос молодого священника; откашлявшись, он подал знак о своем присутствии. На самом деле он прибыл десять минут назад, но, очарованный красотой ее тела, с которого стекали капельки воды, похожие на кристаллы, не мог оторвать глаз от неожиданного искушения. Спрятанный за кустом мирты, молодой мужчина смотрел на обнаженное тело, глубоко в себе ощущая укоры совести, что такое поведение противоречит его моральным устоям, но не нашел сил оторвать взгляд от столь неожиданного и прекрасного видения. Это было не похотливостью, а очарованностью волшебной красотой и гармоничными линиями Иваниного тела. Ему было неловко, несколько раз он отводил взгляд в сторону, но глаза невольно возвращались назад и, поблескивая, наслаждались картинкой.
«Боже, прости меня, грешного», – прошептал он и, громко откашлявшись, направился вверх, к церквушке.
Услышав его голос, Ивана вздрогнула и быстро прикрыла свою наготу полотенцем, на котором до этого лежала. Ей было немного неприятно от мысли, что он застал ее в неприглядном виде. Одновременно она обрадовалась, что будет с кем поговорить, поэтому стала громко звать его:
– Отец Нектарий! Отец Нектарий…
Священник делал вид, что не слышит, желая избавить и ее, и себя от неприятной ситуации, поэтому скорыми, широкими шагами, перескакивая через две ступеньки, продолжал взбираться наверх. Ивана быстро оделась и двинулась за ним. Она застала его в храме зажигающим кадило. Приятная прохлада полутемных сводов каменной церкви была ей приятна.
– Добрый день! – она сердечно поприветствовала его.
– Помилуй Бог! И тебе добрый день! – ответил священник, даже не обернувшись в ее сторону, сосредоточенный на том, чтобы правильно установить фитиль на поплавке, плавающем по масляной поверхности кадила.
– Я уже потеряла надежду, что вы сегодня появитесь здесь, – сказала Ивана.
– Я был занят приходскими делами. Был на похоронах в Рафаиловичах. Но, если договорились, что я буду приезжать через день, значит, так и будет. Лучше скажи мне, как ты себя здесь чувствуешь?
– Как Робинзон Крузо, – звонкое эхо ее голоса разнеслось под эллиптическим сводом маленькой церкви.
– А я думал, ты скажешь, как Мария Египетская[51]. Не важно, каждый воспринимает одиночество по-своему. Ты чувствуешь себя одинокой?
– Нет. Днем мне составляют компанию эти симпатичные козы, а ночью – звезды. У меня есть что почитать, так что время проходит незаметно. Пойдемте, я покажу вам, какой порядок я навела в моем домике. И вместе выпьем кофе.
Они медленно спускались по каменной скале к бухте. В тени орешины, между пучками лаванды и мирты лежала пластмассовая канистра с водой и рюкзак с фруктами, молоком и хлебом. Иване сразу стало ясно, что именно с этого места, откуда открывался прекрасный вид на бухту, обрамленную пенистым прибоем, взгляд священника неминуемо должен был заметить ее наготу. В своей физической красоте она никогда не сомневалась. Неожиданно она почувствовала, как во рту пересохло, а щеки зарделись. Одновременно ей было смешно, когда она представила его растерянность, как будто ангел налетел на черного дьявола за каким-нибудь кустом. Широко открыв дверь домика, Ивана пропустила его внутрь, с гордостью и любопытством ожидая его реакцию. Внутри все сверкало. Все хозяйственные орудия и иструменты Ивана, завернув в непромокаемое полотно, сложила под стрехой с боковой стороны домика. На четыре каменные плиты она положила широкую доску, поверх – надувной матрас, превратив все в удобную кровать. Небольшой стол, до этого заваленный банками с засохшей краской и какими-то ненужными мелочами, она освободила, собрав все это в черный полиэтиленовый мешок для мусора. Она вынесла стол из темного угла, где он раньше стоял, на середину комнаты, приставив к нему слева и справа два плетеных стула, выгоревших на солнце и порядком поизносившихся от длительного использования. На подоконнике, где сейчас разыгрывалась любовная сцена между двумя стрекозами, алел в стакане воды роскошный цветок бегонии.
– Ивана, ты и вправду преобразила этот домик, превратив его в приятный уголок.
– Я рада, что вам нравится. Подождите, я поставлю кофе.
Запах кофе наполнил комнату ароматными флюидами. Отпив глоток, отец Нектарий отставил чашку на край стола и значительно посмотрел на нее:
– И какие успехи? Удалось ли тебе в этом уединении установить контакт с самой собой?
– Думаю, что да. Я избавилась от зла в себе и не хочу, чтобы зло, коренящееся в других людях, задевало меня, – ответила Ивана.
– А с Богом? Удалось ли тебе установить контакт с ним?
– Не хотела бы вас обидеть, но прошу честно мне ответить, существует ли Бог на самом деле и видели ли вы его когда-нибудь?
– Ты веришь, что есть воздух? – спросил священник, улыбнувшись.
– Верю, потому что ежедневно вдыхаю его.
– А задавала ли ты когда-нибудь себе вопрос, кто вылил его на эту планету и почему? Видишь ли, воздух незаметен, но он – вокруг нас, он дает нам возможность жить. Значит, он существует.
– Правда, я его не видела, но могу почувствовать его присутствие в дуновении ветра, не так ли?
– Вот видишь?! И присутствие Бога мы можем лучше всего ощутить, когда нас берет в оборот ураган житейских неудач и мы оказываемся в безвыходной ситуации. Когда думаем, что помощи ждать неоткуда, она откуда-то неожиданно приходит. Ты – лучший пример того, что Бог существует.
– Но я хочу знать, где он находится?
– В тебе, душа моя. В твоем желании работать над собой и в покаянии. Покаяние – это перемена стиля жизни, большой шаг от негативного стиля жизни к позитивному. Каждый человек – зеркало Божье. Только, попадая в грязь греха, человек заляпывает это зеркало и уже не видит Бога и не узнает самого себя. Зеркало нам дано для того, чтобы мы смотрелись в него и прихорашивались. Если оно неопрятное, замызганное мухами и грязными разводами воды, нам самим неприятно в него смотреться. А если оно, не дай Бог, лежит в грязи, мы себя в нем даже не узнаем. Вот такие дела.
– Вас, на самом деле, приятно слушать. Есть ли у вас еще какие-нибудь доказательства? Меня интересуют факты.
– Доказательств есть столько, что и всей человеческой жизни не хватит, чтобы перечислить их. Я только попытаюсь навести тебя на раздумья. Ты только посмотри на эту маленькую планету Земля, по которой передвигаются миллиарды людей, многие не зная, ни куда, ни зачем идут, ни что является конечной целью их существования. Ее движение и вокруг своей оси, и вокруг Солнца запрограммировано до тысячной доли секунды, что четко свидетельствует о величественном Программисте, точнее сказать, о Боге Творце. То, что из Большого взрыва в Солнечной системе, значит, из хаоса, возник установленный порядок и природа закономерностей, неоднозначными фактами свидетельствует о наличии Создателя. Или, например, появление жизни на Земле. Не оспаривая тот факт, что одномоментно появились все условия для жизни, и не спрашивая, кто их создал, в многомиллиардной глубине лет туманной праистории мы встречаемся с первым, самым простым, видом жизни – одноклеточным существом, хламидомонадой. Клетка, созданная из ядра и протоплазмы, движется, неся в себе жизнь, стремится вперед. Но как? В какой-то момент ядро начинает делиться на два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два… Этот тип был одарен математически.