– А про что там?
– Молодая женщина выходит замуж за красивого и богатого вдовца, но, когда приезжает в его шикарное поместье, понимает, что там повсюду витает призрак его бывшей жены.
– Ого! Тебе бы аннотации к фильмам писать.
– Спасибо. – Соня немного смутилась.
– То есть история про призраков?
– Ну, если мы говорим в метафорическом смысле… Она про дом, который так и остался… Ой, если расскажу, будет потом неинтересно.
– Да, не люблю спойлеры. Но знаешь…
Тамара поежилась. Воспоминания о недавней ночи в подвале с каждым днем теряли объем и цвет и уже больше напоминали сон, который казался страшным и реалистичным, но в утреннем свете предстал как неуклюжая подделка настоящего кошмара. Ожидание: монстр со стекающими с клыков каплями крови или призрак со свернутой шеей и волочащимися вслед за ним внутренностями. Реальность: нелепая детская аппликация из смазанных фотографий подвала. Может, Озеров и врач правы? Может, это все ее температура? Она загуглила: с такой лихорадкой у людей и правда иногда случаются и бред, и галлюцинации. И все равно маленькая тревожная птичка, которая пряталась у нее за желудком, беспокойно зашевелилась, когда Тамара подумала о темных старинных особняках, наполненных призраками, даже метафорическими…
– А еще есть что-нибудь интересное?
– Ну, у Дафны Дю Морье есть еще рассказы. Есть несколько романов Агаты Кристи. А еще «Призрак дома на холме» и «Мы живем в замке» Ширли Джексон…
– И там тоже про дома?
– Во многих страшных историях действие происходит в доме. Потому что дом – это оплот надежности, безопасности и уюта, и когда он перестает выполнять свои функции и превращается в кошмар – это очень пугающе. Нет ничего страшнее, чем когда человек не чувствует себя в безопасности даже в собственном доме…
Соня поправила очки и посмотрела на Тамару выжидающе.
– Да уж. Но я… Принеси мне, пожалуйста, что-нибудь на свой вкус. Все равно еще несколько дней тут лежать. У всех уже уроки, а я в изоляторе. Просто восхитительно!
– Не вздумай расстраиваться! – покачала головой Соня. – Ничего судьбоносного ты не пропускаешь, в основном ознакомительные встречи. Я пропустила почти две недели, когда начала учиться в библиотечном техникуме, и наверстала тем не менее довольно быстро.
– Понятно. – Тамара расправила нитки на браслете с единорогами. – Интересно учиться на библиотекаря? Что вам там рассказывают? Как расставлять книги на полке? – Она хихикнула и тут же осеклась. Ну вот, опять сморозила обидную глупость. Спасибо, что не спросила, зачем вообще нужно ходить в библиотеку, если все книги есть на расстоянии пары свайпов по экрану.
– Да, – кивнула Соня, и Тамара выдохнула с облегчением: не обиделась. – Рассказывают. Если книги расставлены правильно, читателю или библиотекарю будет проще найти нужную. Но это в любом случае только начало моего пути, а не то, к чему я стремлюсь. У меня большие планы!
Тамару даже немного смутило воодушевление, с которым девушка все это произнесла.
– Тогда почему пошла учиться на библиотекаря?
– Просто… – Соня задумалась. – Я решила, что расставлять книги – это лучше, чем еще два года терпеть общество моих одноклассников. У книг, по крайней мере, точно есть чему поучиться.
Тамара расхохоталась:
– У нас с тобой, случайно, не одни и те же одноклассники?
– Они почти везде одинаковые, – улыбнулась Соня.
За дверью затарахтело, и через полминуты в палате появилась буфетчица с тележкой, на которой стоял Тамарин обед, прикрытый белым полотенцем.
– Я принесу тебе книги. – Соня прижалась к стене, пропуская женщину. – Сегодня вечером или завтра утром. Выздоравливай!
– Спасибо… – Тамара проследила, как пушистое облако сухих, плохо покрашенных волос исчезло за дверью.
– Смотрю, тебя вовсю навещают! – улыбнулась буфетчица, расставляя тарелки на прикроватном столике. – Это хорошо!
– Да… – протянула Тамара. И тут же спрятала лицо в кружке с чаем – потому что за все два дня ее вообще-то никто, кроме Сони и Озерова, не навестил.
Тамара боялась, что лежать в постели целую неделю окажется страшно скучно. Но когда неделя – а точнее, восемь дней – подошла к концу и врач, которую вызвали к ней из Калининграда, сказала, что она здорова и может ходить на уроки, Тамара подумала, что неплохо было бы снова подхватить какой-нибудь вирус.
Куда лучше спрятаться тут, в маленькой светлой палате, читать книги, которые принесла Соня («Ребекка», кстати, оказалась очень даже ничего), слушать в планшете музыку, плести браслеты или просто смотреть, как желтеют за окном листья, чем… Чем снова идти в класс, который тебя, наверное, ненавидит. Или как минимум считает абсолютно двинутой. Потому что сначала ты назвала их ущербными, потом сбежала и, наконец, забралась в лес, где тебя искали до самого утра. Чудесное начало чудесного учебного года. Просто восхитительно!
Восьмую ночь Тамара провела уже у себя в спальне, куда поднялась поздно вечером, тихонько и почти не дыша – надеясь, что никто не решит прогуляться по коридору или выглянуть из двери. Ангел с черными крыльями провожал ее печальным взглядом. «Интересно, – подумала Тамара, – ангел в женском роде – это что? Ангелица? Ангела? Ангелика?»
Когда она лежала в постели и старалась спрятать под легким, но теплым одеялом копошащуюся внутри тревогу перед завтрашним днем, тишину спальни царапнул тихий лязг. Потом шелест. Тамара высунулась из постели, оглядела погруженную в темноту комнату. Бросила взгляд на полосу блеклого света, которая протиснулась из-за шторы и растянулась на полу. На мгновение полоса померкла, смешалась с темнотой – будто снаружи что-то заслонило ей вход. Что-то достаточно большое, чтобы закрыть собой все окно сверху донизу. Окно на третьем этаже, до которого от земли метров восемь, не меньше.
Тамара сжалась. И через мгновение обмякла. Полоса света снова лежала на ковре как ни в чем не бывало. Тучи. Тучи закрыли луну, обычное дело. Тамара повернулась к стене, закрыла глаза и пошла по зыбкой дорожке, ведущей в сон.
Глава 8. Здесь ничего нет
Перо. Еще перо. И еще одно. В столовой Тамара оказалась одной из первых. За старшим столом никого, кроме нее, не было, и, чтобы убить время, она раскрыла чистую тетрадь, которую принесла с собой, и принялась выводить на полях узоры. Сначала штриховала клеточки в шахматном порядке, потом рисовала цветочки и завитушки. Когда до ее слуха донеслись шаги нескольких пар ног, половина страницы оказалась изрисована маленькими черными перышками.
– Привет! – выпалила Тамара и тут же поморщилась оттого, как заискивающе это прозвучало.
В дверях, скользя по ней изучающим взглядом, стояла Лера. Как всегда, безупречно одетая: юбка-карандаш, белые колготки, блузка с рукавами-фонариками. Из-за ее плеча показалась Поля.
– Доброе утро. – Лера холодно кивнула и направилась к столу. Села на противоположном конце от Тамары, а не рядом, как в прошлый раз. Налила себе воды из кувшина. Раскрыла похожий на журнал учебник английского и побежала глазами по страницам.
Тамара с надеждой посмотрела на Полину. Та шагнула к столу, постояла в сомнениях, нервно повела плечами, натянула рукава кофты на ладони и все же уселась рядом с Лерой. Так же поступила и Нина, которая появилась через пару минут. Тамара осталась сидеть на своей половине стола одна. Щеки обдало жаром. Все как обычно. Ее игнорируют. Сейчас начнут шептаться, потом пойдут шуточки, насмешливые взгляды, взрывы хохота в ответ на ее попытки огрызнуться. Она, конечно, в долгу не останется и найдет что ответить, и тогда «ну что такого, мы же просто шутим» перейдет в настоящую войну, в которой никто никого не жалеет.
С чего все началось в лицее? Точно, с актерского мастерства. Они собирались ставить спектакль – а как иначе, это ведь был творческий класс, – и на сцене в качестве декораций стояли большие белые фигуры из гипсокартона. Парни прикалывались на перемене, таскали их туда-сюда, лежали на них, болтая ногами. Потом один из них, Кирилл, пошептался о чем-то со старостой класса Викой, поднял большой куб и поднес его к стоявшей в отдалении Тамаре, так чтобы фигура оказалась на уровне ее головы. Вика, которая с первого же дня ее невзлюбила, прыснула:
– Вот это сходство! Зачем нам реквизит, если есть Тамара?
Класс на секунду замер в недоумении, а потом десять голосов взорвались издевательским смехом. Парни, надув щеки, расставив руки и согнув их в локтях, принялись изображать кубы. Кто-то спросил:
– Давно хотел узнать, твои родители, случайно, не человечки из LEGO?
Тамара тогда раскрыла рот, попятилась, обливаясь ненавистью к своему квадратному щекастому лицу с выступающими углами нижней челюсти, к широкой угловатой фигуре, к резким, неуклюжим движениям. Она не нашлась сразу, что ответить, потому что Вика попала точно в цель, в одно из тех нежных, мягких, розовых мест, которое зияло между пластинами в ее броне.
Именно из-за своих щек она никогда не собирала волосы и вечно носила их спадающими на лицо и немного растрепанными. Именно из-за талии, вернее, ее отсутствия, мама покупала ей платья-трапеции, свободные рубашки, туники и свитшоты. Может, если бы она тогда ответила, смогла поставить Вику на место, отношения с одноклассниками выстроились бы совсем по-другому. Но она задохнулась от боли и паники – и получила новое прозвище: Куб.
Вроде бы ничего такого уж обидного. Это даже не оскорбление – так сказали и классная руководительница, и завуч, когда мама, узнав обо всем через пару месяцев, пришла в школу. Но все эти «кубические» шуточки – а их оказалось очень много, что поделать, творческий класс, – делали невыносимой каждую минуту, что Тамара проводила в лицее. Из спектакля она ушла почти сразу. У нее и так не особенно получалось, а теперь хихиканья, переглядки и многозначительные взгляды обмотали ее, словно колючая проволока. Потом настал черед рисования. В этом Тамара тоже была не мастерица, к тому же и тут ее преследовали кубы и параллелепипеды: учительница иногда доставала их из шкафчика со стеклянными дверцами, чтобы класс мог поработать с разными тенями, объемами и поверхностями. С геометрии уйти нельзя было никак, и там фигуры, топорщась углами, смотрели на Тамару с плакатов и страниц учебников.