енного пальто с блестящими пуговицами. На другом сидела на ступеньках школьного крыльца, положив на колени учебник английского. Третьим снимком оказалось селфи после пробежки, и к нему крепился скриншот из приложения, который сообщал, что Лера пробежала десять километров.
Тамара фыркнула. Она к этому моменту уже добралась до своей комнаты, скинула ботинки и пальто-кокон в серо-бордовую шотландскую клетку и повалилась на кровать. Зачем-то перешла в Лерин аккаунт, хотя прекрасно знала, что, скорее всего, испортит себе настроение, и пролистала поток фотографий, на которых та танцует, сидит в седле, болтает загорелыми ногами в лазурном океане, обнимает родителей в роскошно обставленной гостиной.
Подписчиков было около пары тысяч, а подписок совсем мало – семьдесят человек. Прокрутив список, Тамара обнаружила кружочек с физиономией Артема. Он был в капюшоне и темных очках, но узнать его было легко. Тактак. Значит, уже подписались друг на друга, сладкая парочка. У Самбурова фоток оказалось совсем мало. Велик, большая черная машина – видимо, папина, – бассейн у загородного дома, спортзал, собственные руки, обмотанные боксерскими перчатками… Красивые пальцы, подумала вдруг Тамара, но тут же прокрутила дальше, стараясь делать это аккуратно, чтобы случайно не оставить лайк и не выдать себя. Вот парочка темных селфи, сделанных в сумерках снизу вверх, так что лица, окруженного капюшоном худи, толком и не разглядеть. Вот еще одно селфи, уже в зеркале: рука хвастливо приподнимает майку, показывая кусочек загорелого рельефного пресса. Ох!
Тамара поторопилась крутануть ленту обратно вниз и нажать на ссылку в шапке профиля: она вела на страницу «ВКонтакте». Там информации тоже почти не было. Горсть фотографий – среди них, кстати, нашлась парочка интересных городских пейзажей, сделанных пару лет назад. Три десятка громких, злых, кричащих треков – Slaves, Linkin Park, Red, Stigmata, NoizeMC, Оксимирон, Falling in Reverse и тому подобное. В списке родственников только отец, Олег Самбуров. И на его пустой странице, куда он не заходил больше месяца, указано, что он в разводе. Хотя среди немногочисленных фото, на которых отмечали Артема, нашлось одно, где он сидел за ресторанным столиком и с одной стороны от него восседал крупный мужчина с короткой стрижкой – вроде папа, а с другой, нежно приобнимая его за плечи, стояла миниатюрная темноволосая женщина. Судя по всему, мама. Снимок не такой уж старый – значит, родители Артема развелись совсем недавно.
Тамара вернулась на его страницу, полистала стену. Записи из спортивных пабликов, подборки музыки, комиксы, советы по обработке фотографий… Тамара задержалась на репосте из группы под названием Path of the Man: «Женщина априори не может быть равна мужчине. Она живет инстинктами. Ее интеллект на порядок ниже. Ее мыслями управляют гормоны. Она не ровня тебе, нужно это понимать и строить отношения именно с этих позиций или отказаться от них вообще». Чуть ниже был еще один репост из той же группы: «По натуре все женщины предательницы. Они не могут любить. Их интересуешь не ты, а твои ресурсы, запомни это». Единственный лайк под записью был от Олега Самбурова.
На стене и в подписках Артема было еще много такого. Группы про мужской путь, мужские права и мужские движения, посты о том, какие женщины развратные и меркантильные, как они загнали мужчин под каблук и как с ними нужно быть «альфой» и постоянно показывать, что ты главный. На этой ноте Тамара страницу Самбурова решила закрыть и поняла, что в своих первоначальных предположениях не ошиблась: придурок. Полный идиот.
Телефон загудел и показал сообщение от Сони:
«Я почти закончила. Через четверть часа буду ждать тебя на ступеньках здания».
Тамара подскочила, посмотрела на время: почти двенадцать. Чуть не забыла, что сегодня, в субботу, они договорились с Соней поехать погулять в Зеленоградск – небольшой туристический городок на берегу Балтийского моря. Соня вроде как выросла в этих местах, а Тамаре все равно нечем было заняться, разве что снова рисовать. Но рисовать можно и на прогулке. Так что она сунула наполовину изрисованный альбом в рюкзак, туда же забросила пауэрбанк, салфетки, планшет и кошелек и, одевшись, пошла вниз.
Глава 15. Наш благотворительный интернат
– Привет! – Соня неуверенно помахала.
Сегодня на ней были грубые ботинки родом, кажется, еще из СССР и жуткое коричневое пальто с бордовым кантом и непонятной оборкой на груди.
– Я забыла, как называется эта штука? – не удержалась от вопроса Тамара.
– Это пелерина. – Соня с достоинством поправила очки.
– Точно, – кивнула Тамара, вспоминая, что видела это слово в какой-то книге из школьной программы по литературе. Привет, девятнадцатый век. А потом добавила: – Очень красиво.
Соня просияла, а Тамара подумала, что вообще-то пусть носит что хочет. Если одежда чистая, удобная и нравится тебе – все, ты великолепна.
До Зеленоградска их довез школьный микроавтобус, который курсировал по окрестностям несколько раз в день. Высадились они на уютной солнечной улочке, под большими часами. Соня повела Тамару мимо симпатичных домиков с яркими ставнями, белыми заборами и цветочными горшками на подоконниках к живописному скверу, внутри которого нашлись резная беседка, скамейки с гнутыми ножками, закрытая летняя библиотека и бронзовый бюст прусской королевы Луизы – она приезжала сюда на курорт пару веков назад.
После сквера пошли к водонапорной башне из красного кирпича, которая возвышалась над черепичными крышами, как маяк. Внутри обнаружился музей кошек – совсем небольшой. За стеклянными витринами стояли деревянные коты, вязаные коты, янтарные, нарисованные, вылепленные из глины, расписанные под гжель или хохлому, коты-светильники, коты-перечницы, мягкие длиннолапые коты-сплюшки и еще сотня-другая усатых и хвостатых. Даже название у музея было до невозможности кошачьим – «Мурариум».
– Какая прелесть!
Тамара не удержалась и купила себе три открытки с фотографиями водонапорной башни и крошечную подвеску на телефон в виде кошки в балетной пачке. Пузико у кошки было янтарным, пачка – из жесткой белой органзы, мордочку и тело покрывала белая эмаль, лапки и хвост, собранные из бисера, тихонько позвякивали. Подвески на телефон Тамара никогда не цепляла, но эта вещица показалась ей милой и забавной.
Выйдя из музея, они добрались до широкой набережной и шли, наблюдая, как набегают на песчаный берег стада пенных морских барашков и как кружат над ними, выискивая, чем бы поживиться, вечно голодные чайки. Набережная привела к городскому парку, который местами больше напоминал сказочный лес, – с холмами, лощинами, оврагами и извилистыми тропинками. Они посидели немного на скамейке под старой развесистой липой, Тамара достала альбом для рисования и хотела сделать набросок – вид на море, который сейчас открывался им сквозь деревья, – но у нее ничего не вышло. Карандаш завис над бумагой, прочертил две дрожащие неуверенные линии и остановился. То ощущение, которое появлялось у Тамары в школе, – легкое головокружение, пелена перед глазами – сейчас почему-то не пришло.
– Это твои рисунки? – поинтересовалась Соня. – Я слышала в учительской, что ты делаешь успехи. Вероника Сергеевна в полном восторге, но не понимает, почему она раньше в тебе этого не разглядела. Можно посмотреть?
– Да, конечно. – Тамара протянула ей альбом.
– Очень интересно! Необычная манера. Мне нравится. – Соня внимательно рассматривала все, что Тамара успела нарисовать за несколько дней. Пара пейзажных зарисовок, красивая фарфоровая кукла с растрескавшимся лицом, темноволосая девушка, которая, перекрестив руки, впивалась ногтями себе в спину, словно пытаясь разодрать платье на лопатках, пара черных лебедей, скользящих по озеру. – Ты давно рисуешь?
– Да не то чтобы… – уклончиво ответила Тамара.
В историю о том, что раньше она никогда не рисовала, никто не верил. Некоторые даже решили, что она нарочно выдумала это, чтобы привлечь к себе внимание.
– Срисовываешь с натуры, или… Как это правильно сказать? Из головы?
– По-разному.
Тамара и сама не знала, откуда берутся эти образы и о чем они говорят. Картинки просто появлялись у нее перед глазами сами по себе. Словно бы из ниоткуда. Даже не так. Они появлялись сразу на бумаге, прежде чем она успевала как следует осознать, что сейчас нарисует.
По дороге Соня рассказывала, что раньше, еще до Второй мировой войны, Зеленоградск принадлежал Германии и назывался Кранцем. А совсем давно, в начале Средних веков, где-то здесь недалеко жили викинги, и археологи даже находили следы их поселений и могил. Потом тут строили средневековые замки – к сожалению, они не сохранились, – а позже, уже в XIX веке, организовали королевский морской курорт с купальнями и лечебными процедурами.
– Место и правда почти королевское, – согласилась Тамара.
Городок оставил у нее очень теплые впечатления: все эти извилистые мощеные улочки, разноцветные дома в стиле фахверк – с нарядными перекрещивающимися балками, – усыпанные листвой парковые дорожки, мурчащее жемчужно-серое море под таким же осенним небом… Она даже подумала, что и поселиться здесь насовсем было бы неплохо.
– Не могу не согласиться, – кивнула Соня. – Это место всегда меня очаровывало. Хоть я и была здесь не один десяток раз.
– Ты же из Калининграда?
– Родилась и выросла там. Потом мы с мамой переехали в Петербург.
– И где тебе больше нравится – тут или в Питере?
– Затрудняюсь сказать. – Соня оперлась на перила пирса и посмотрела на воду. – Если бы тут у меня были те же возможности, что и в больших городах, я бы, вероятно, не стала уезжать. Здесь кусочек моей души. Но другой кусочек хочет переводить хорошую современную литературу с английского, французского и, возможно, итальянского. А лучший в стране переводческий факультет – в Москве.
– Да уж. Это даже как-то нечестно…
– Еще как.
– А на библиотекаря ты специально училась?