– Я думаю, программа не работает. И вообще никакой особой программы нет, одна видимость. Я уже начинаю жалеть, что приехала. Моему папе Андрей Евгеньевич обещал, что образование здесь будет на высшем уровне и можно ни о чем не беспокоиться. Но мне есть с чем сравнивать, и, разумеется, до высшего уровня этой школе далеко. Здесь только базовые предметы и…
– Но у Тамары же и правда хорошо получается, – возразила Поля. – Хотя сначала так не было.
Лера поболтала ложкой в чашке с чаем.
– Тамара, может, вообще подсадная утка – чтобы все поверили, что методика действует. Потому что, согласитесь, это все странно выглядит. Ничего не умела, ничего не могла, и вдруг раз – такие перемены. Так не бывает. Любой навык требует труда и повторений, я точно знаю. Нельзя научиться рисовать за один урок, нужно много лет. А еще… – Она выдержала паузу. – Тамара у нас дружит с учителями, если вы не знали. Я сама видела. Правда, Артем?
Она повернулась к сидящему рядом Самбурову. Тот пожал плечами:
– Это не училка была, а библиотекарша вроде.
– Не вижу большой разницы. Все равно сотрудница школы. И по-моему, тут что-то не так.
– А по-моему, – с нажимом произнесла Тамара, – ты просто завидуешь, вот и все.
На самом деле ей хотелось сказать совсем не это. На самом деле ей вообще ничего не хотелось говорить. Ее рука сама потянулась к столовому ножу, а перед глазами уже стояла картина, как она этот нож по самую рукоятку всаживает Лере в грудь. Так ей и надо за то, что украла у нее всеобщее внимание. За то, что путается под ногами. Наверняка собирается нажаловаться своему папочке, какие здесь все плохие, не ценят ее величество. А тот, чего доброго, станет вмешиваться и сделает что-нибудь со школой. И тогда Ангелика – то есть Тамара – не сможет больше рисовать, и…
Нет, столовым ножом так сделать не получится, он слишком тупой, у нее не хватит сил… Тамару окатило теплой липкой волной. В голове зашумело. Что-то в животе ухнуло вниз, и, если бы она не сидела за столом, ноги бы, наверное, ее не удержали, такими они стали мягкими. Что это? Что это опять такое? Не ее. Чужое. Дикое. Опасное. Как эти рисунки, которые она создает, толком не понимая как. Или чертовы уравнения по алгебре.
Мерзость. Отвратительная липкая дрянь, которую хочется скорее с себя смыть. Она ответила что-то Лере. Что-то колючее и банальное, кажется про зависть. Та, к всеобщему удивлению, не стала пререкаться.
– Думай как хочешь. Я свое мнение высказала, а остальные сами решат, во что им верить.
Прожурчал звонок. Тамара кое-как поплелась в класс, все еще пытаясь выкинуть из головы картинку, где Лера кашляет, захлебываясь кровью. Как она писала контрольную по алгебре, Тамара толком не помнила. Но выяснилось, что она сдала ее досрочно и все до единого задания сделала правильно. Учительница похвалила ее перед всем классом.
На перемене к ней подошла Поля:
– У тебя такой вид, как будто ты в обморок сейчас упадешь.
– Вроде нормально. – Тамара выдавила улыбку, снова борясь с соблазном рассказать Поле, рассказать хоть кому-нибудь, что с ней происходит. – Наверное, съела что-то не то.
– Может, сходишь к медсестре?
– Да нет, уже получше, спасибо.
– На Леру внимания не обращай, она просто злится из-за родителей. Они увидели ту запись в группе школы, ну, про тебя, и звонили ей, возмущались, почему хвалят не ее, а какую-то никому не известную…
– Запись про меня? – Тамара опешила.
– А ты не видела?
На Тамарином лице и так все было написано, так что Поля без слов достала смартфон, несколько раз ткнула пальцем в экран и показала ей. И правда, группа школы. А там свежий пост с фотографиями ее рисунков. И ее эссе по английскому. И ее самостоятельных работ по математике. Причем не только свежих, но и первых, которые она писала, когда уроки только начались. Такое «до и после». Феноменальный, ошеломительный контраст.
«Спешим поделиться успехами одной из подопечных “Мастерской” – Тамары Колокольцевой. Подошел к концу первый месяц учебы, и трепетное отношение к психике детей, занятия, направленные на развитие разных сторон личности, тщательно подобранные психологические упражнения начали приносить результаты.
Просто невероятно, как может раскрыться человек, если создать для него подходящие условия. В этом и есть наша миссия. Помочь расцвести. Помочь там, где не справились другие школы с их консервативным подходом. Ведь в центре образовательного процесса должен быть ребенок, и никак иначе. Запись на обучение и подробная информация – на нашем официальном сайте. Консультации по телефону 8–495…»
Тамара вернула Поле телефон:
– Понятно.
Что еще сказать, она не знала. Она давно не чувствовала себя так мерзко. Как зверушка в контактном зоопарке. Как необычная бактерия на предметном стекле микроскопа.
– Ты, по-моему, не рада.
– Я даже не знаю…
– Понимаю. С одной стороны, вроде и приятно. Но с другой… Мне бы тоже не понравилось.
– Интересно, можно их попросить это удалить?
– Думаю, да. Сходи к Озерову, он вроде вполне адекватный. И говорил, что будет рад обсудить какие-то проблемы.
– Да, попробую, – кивнула Тамара.
А чуть позже достала телефон и снова просмотрела запись. Поморщилась. Вернулась в главную ленту. В рекомендациях увидела группу «Типичный Кранц», перешла туда. И поморщилась снова. На этот раз от фотографии чего-то окровавленного, лежащего на укрытой листьями земле и «запиканного» квадратиками.
«Волки в области?!» – спрашивал заголовок поста. А дальше автор писал: «У нас в соседнем поселке, пятнадцать километров от Кранца, у соседей пропала собака, кокер-спаниель. Нашли через пару дней дети в перелеске. Мертвую уже. Сначала думали, какая-то мразь зарезала. Потом присмотрелись – нет, задрал кто-то. Люди говорят, похоже на волков. Больших собак у нас тут нет ни у кого. Кто что знает? И куда звонить? Страшно! Как детей теперь из дома отпускать?!»
В комментариях часть людей охала и причитала, еще часть ругала правительство или обвиняла хозяев собаки – сами виноваты, лучше надо было следить. Один мужчина был уверен, что кокер-спаниеля зарезали подростки, потому что сейчас они «хуже зверей, ничего святого не осталось».
Тамаре иногда казалось, что интернет для взрослых – это то, что помогает им ничего не делать. Повздыхали, повозмущались, поссорились друг с другом – и все, вернулись в реал с чувством выполненного долга.
Парочка комментаторов высказывали сомнение, что несчастную собаку все-таки разорвали волки, и пеняли на бродячих собак. Им отвечали, что бродячих собак тут нет; началась нелепая дискуссия. Тамара закрыла приложение.
Получается, Самбуров наврал только наполовину: про волков и правда писали, но напали они не на человека, а на небольшую собаку. Хотя все равно страшно. Хорошо, что вокруг школы ограда и охрана. Интересно, могут ли волки сделать подкоп под забор?
Эти опасения ненадолго вытеснили идею идти к Озерову. А когда Тамара об этом вспомнила, пропиликал звонок на второй урок – рисование. Как только она оказалась у своего мольберта, воздушное настроение, наполнявшее ее утром, вернулось. Она едва ли не пританцовывала на месте, выжидая, пока Вероника объявит задание. А потом схватилась за карандаш и словно нырнула в облако белого тумана, сквозь который иногда проступала собственная рука, порхающая над листом бумаги. Пару раз ей показалось, что рука стала тоньше и покрыта шрамами от ожогов и что на ней вместо обычного набора потрепанных разноцветных браслетиков красуется голубая плетеная полоса с белыми единорогами и повязанным сбоку пышным черным бантом.
Когда Тамара наконец тряхнула головой и посмотрела, что у нее получилось, она не удержалась от протяжного «О-о-о…». Это было невероятно красиво. Завораживающе. И страшно.
Посреди листа стояла девушка в длинном черном платье, словно бы сотканном из перьев, и ее обнимали поднимающиеся кверху лепестки пламени. Выражение лица девушки было сложно определить – она то ли плакала, то ли злорадно хохотала. С ее поднятых рук свисали разорванные ленты, а у ног, в сердцевине трепещущего огненного цветка, угадывались очертания крошечного домика. Вокруг девушки летели искры, обломки веточек, перья. За спиной хлопали крыльями птицы, и их было так много, что не было понятно, им ли принадлежат крылья или они растут из-за девушкиных плеч.
– Ох, Тамара… – выдохнула оказавшаяся рядом Вероника Сергеевна. – Я… Я просто не знаю, что сказать. Работа великолепная. Лучшая из тех, что я у тебя видела. И немного жутковатая, если честно… Расскажешь, что она означает?
Тамара обернулась. Вокруг нее полукругом собрались ее одноклассники. Нина и Поля смотрели на рисунок с восхищением, на лице Леры читался скепсис, у Артема – любопытство. Тамара расправила плечи, наслаждаясь мгновением: все снова смотрели только на нее, ждали ее ответа, готовы были внимать каждому ее слову. На секунду она запаниковала: ведь смысл рисунка для нее был такой же тайной, как и для остальных. А потом решила, что это, в общем-то, не так важно, и небрежно пожала плечами.
– Это кое-что личное. Мне бы не хотелось говорить. Что-то внутри меня подсказало нарисовать именно это.
Ее взгляд скользнул по картине и зацепился за крошечные буквы, спрятанные внизу, между штрихами. Уже знакомая подпись «A. N.» и короткое слово на немецком, которое даже Тамара легко могла перевести: «Спасибо».
Глава 23. Нехорошее место
От всеобщего внимания Тамара даже немного утомилась. Она не привыкла к тому, что все про нее говорят, все делают комплименты, восхищенно присвистывают, задают вопросы. Голова кружилась. Щеки полыхали. Ее рисунок передавали из рук в руки. Учителя подходили сказать ей, как им нравится то, что она сделала. Несколько человек из шестого класса попросили разрешения сфотографировать работу. Озеров тепло и одобрительно улыбнулся со своего места в столовой. Лера сидела, демонстративно уставившись в свою тарелку. Поля и Нина что-то говорили и говорили…