– Так… – Склонившись над стареньким поцарапанным планшетом, который Соня положила на стойку, Тамара увидела какие-то документы на пожелтевшей от времени бумаге, газетные вырезки, списки. Почти все на немецком. – И что это?
– Я тут думала обо всех наших находках и решила съездить в библиотеку в Кениге… В Калининграде. Хотела узнать побольше об этом здании. И об Ангелике Нойманн, которая тут жила…
– Ого! Я смотрю, ты загорелась.
– Не без этого. Знаешь, было в ее дневниках что-то такое…
– Тоскливое?
– Да. Очень печальное. И страшное. Непонятное. Мне захотелось разобраться. Это ведь своего рода квест. А квесты я люблю, не стану скрывать. – Соня улыбнулась.
– И что ты узнала?
– На самом деле почти ничего…
Тут Тамарины брови поползли вверх, но Соня продолжила:
– Я имею в виду, что в библиотеке почти ничего не нашла. Только что дом изначально построила одна баронесса на месте, где раньше была крепость, а потом, во времена рейха, его владельцем стал врач Генрих Нойманн. Но это мы и так знали.
– Врач? – нахмурилась Тамара.
– Да. Но когда я уже вознамерилась уйти несолоно хлебавши, мне попался один региональный журнал. И там я обнаружила статью…
– Об этом здании?
– Вообще-то о другом. – Соня покачала головой и поторопилась объяснить: – Об одном ветхом, разваливающемся особняке в Калининграде, который почему-то отказываются признать историческим памятником, и открывали там то магазин, то офисы, то еще что-то… Словом, я запомнила имя автора этой статьи – Леонид Коновалов – и решила, что необходимо с ним связаться. А потом нашла его блог, правда заброшенный.
– И что там? – Тамара уже начинала злиться, что Соня никак не дойдет до сути.
– Там он как раз пишет об особняках Калининградской области. Посещает их, фотографирует, рассказывает об истории и о том, в каком печальном виде они находятся сейчас. Один из особняков, в которые он ездил, – наш. Вернее, не наш, – смутилась она, – а Андрея Евгеньевича.
– То есть он был здесь?
– Да, но когда здание еще пустовало.
– А есть фотки?
– Конечно. – Соня взяла планшет и принялась искать нужную ссылку. – Но дело даже не в этом. Хотя взглянуть на то, как этот дом выглядел до реставрации и ремонта, признаться, было любопытно. Разница впечатляющая… Дело в том, что́ рассказывается в блоге. Вот, например, Коновалов пишет, что здесь и правда был санаторий.
– Да? – Тамара оживилась.
– Причем у него в санатории работал отец. И по его словам, здесь произошли три убийства, которые в итоге замяли, так и не стали расследовать.
– Я же говорила, что это не просто домыслы! А подробностей там нет?
– Нет. Зато он пишет, что в этом здании были не только санаторий и школа-интернат. Сразу после войны там устроили общежитие и почти сразу закрыли. По неизвестным причинам.
– А еще что там? – Тамара встала рядом, чтобы заглянуть в планшет, на экране которого наконец открылся пост.
Соня полистала десяток фотографий школы и ее окрестностей. Барельефы на фасаде сколоты, часть окон разбиты и заколочены, колонны у крыльца исписаны некрасивыми граффити. Парк буйный и неряшливый: кажется, еще чуть-чуть – и захватит здание целиком. Внутри еще хуже. Стены в уродливой «казенной» краске, как в подъездах, повсюду мусор, рваные матрасы, поломанная мебель, какие-то ящики. Наконец она долистала до фотографии холла. В тени лестницы, как и сейчас, можно было разглядеть статую крылатой девушки.
– Вот, взгляни, что он пишет. – Соня ткнула пальцем в текст. – Знаешь, кто позировал для статуи?
– Кто?
– Дочка Нойманна, Ангелика. Он приглашал итальянского скульптора…
– Так, стоп, – замотала головой Тамара. – Но они же совсем не похожи.
– Как посмотреть. Я тоже поначалу не догадалась, но если внимательно сравнить… – Соня вытащила фотографию Ангелики.
Тамара переводила взгляд с одного лица на другое. С живого – на каменное. С бледного, совсем детского и растерянного – на темное, ангельски красивое, не то печальное, не то зловещее. Она внимательно изучила глаза, носы, щеки, лбы и подбородки, то, как лежат длинные волосы.
– Ну… – наконец выдала Тамара. – Может быть.
Если бы изображение Ангелики пропустили через десяток фильтров, которые делают кожу гладкой, глаза большими, носик тонким, а ресницы длинными, – пожалуй, она выглядела бы точно как крылатая статуя. Ну или очень похоже.
– Я не совсем понимаю зачем… Это странный выбор, если честно, – продолжала Соня. – Люди, конечно, всегда любили, чтобы их портреты были красивее, чем они сами в реальной жизни. И даже детей довольно сильно… ретушировали, если можно так сказать. И в виде ангелов их тоже изображали. В основном, правда, речь идет о купидончиках. Но все равно. Тут написано, что эскиз скульптор разработал специально для Нойманна с учетом его пожеланий. А потом для статуи позировала его двенадцатилетняя дочь Ангелика…
– Двенадцатилетняя?! Она на фото выглядит от силы на девять.
– Очень худенькая, не могу не согласиться. Но тут так написано. Я попросила у Коновалова больше информации, и он прислал вот эту заметку. А я прогнала ее через переводчик. – Соня показала скан газетной заметки на немецком.
Слов Тамара не могла понять, но текст сопровождался темной зернистой фотографией статуи. Среди незнакомых букв можно было различить цифру 12.
– То есть он позвал скульптора и сказал: «Изваяйте мою дочь, но сделайте из нее прекрасного идеального ангела с большими крыльями»?
– Пожалуй. И кажется, это звучит как вполне стандартное родительское пожелание, – усмехнулась Соня.
– Да уж. Я заплачу вам денег, а вы слепите мне идеального ребенка…
– Даже если я запустил воспитание и вырастил малолетнего преступника.
– Это ты к чему? – удивилась Тамара. – Стоп-стоп-стоп! Мы ведь про нашу школу говорим… И у нас тут есть преступник?
– Нет, я не это хотела…
– Ты покраснела!
Соня поправила очки:
– Что ж…
– И кто это? – напирала Тамара. – Ну?
– Я не могу тебе сказать, сама понимаешь. Это учительская тайна. То есть библиотечная. Педагогическая. Одним словом, конфиденциальная информация, которая не подлежит разглашению. Я и так с тобой совершенно не соблюдаю субординацию и личные границы, а это не очень хорошо…
– Это Артем Самбуров, да? – уже догадалась Тамара. – Этот придурок из моего класса?
Сонино лицо вытянулось от удивления, и Тамара поняла, что попала в цель с первого раза. Это было несложно. Раз Соня так не хотела говорить, значит, речь о ком-то знакомом. К тому же она сказала «преступник», а не «преступница». Ну и наконец, Полина тоже упоминала что-то про Самбурова.
– Да говори уже. Я все равно нагуглю. Если, конечно, его папа не заплатил, чтобы убрать всю информацию.
– Насколько я понимаю, постарался.
– Старайся не старайся, а это интернет. Он ничего не забывает.
Тамара поморщилась. Где-то в лицейской подслушке во «ВКонтакте» все еще оставалась парочка нелестных постов о том, какая она поехавшая и что натворила.
– Что ж… – Соня понизила голос, словно в библиотеке кроме них еще кто-то был. – Я скажу. Но не для того, чтобы распространять сплетни, отнюдь. А чтобы тебя предостеречь от всяческого общения с этим человеком. Потому что для юных неопытных девушек он может быть особенно опасен.
– Так… – Тамара подалась вперед, чтобы точно не упустить ни слова.
– Чуть больше полугода назад он встретил одну девушку. И судя по всему, начал испытывать к ней какие-то чувства. Артем, насколько я поняла, ей в этих чувствах признался, но она взаимностью не ответила.
Тамара едва сдержала злорадный смешок: представлять, как Самбурова обломали, было приятно. Но вслух она сказала:
– И? Это вроде не преступление.
– Подожди, дослушай. Артема отказ не удовлетворил, он, очевидно, решил проявить настойчивость. Стал делать подарки и всякие эффектные жесты, в том числе неприлично дорогие, забрасывал девушку сообщениями и звонками, звал на свидания, предлагал поехать с ним и его отцом в путешествие. Его зазноба, видимо по неопытности, согласилась сходить с ним в кино, но там что-то не заладилось, и повторно она встречаться с Артемом отказалась. После этого все стало еще хуже. Он буквально помешался, постоянно звонил, ходил за ней по пятам, караулил у дома, чтобы вместе идти в школу…
– Черт. Это ведь уже преследование!
– Именно. Девушка испугалась и пожаловалась родителям, те попытались поговорить с Самбуровым, но он не отстал. В какой-то момент выяснилось, что он поставил своей жертве на телефон всякие шпионские приложения и тайком читал ее переписку, скачивал ее фотографии. В какой-то момент он нашел сообщение о том, что девушка выкрала из учительской ответы на годовую контрольную, и стал ее шантажировать.
– Кошмар, – пробормотала Тамара. Она, конечно, и так знала, что Самбуров не самый приятный человек, но чтобы настолько… – И чем все кончилось?
– Он пришел к дому этой девушки, вызвал ее на разговор. Она вышла, он стал требовать, чтобы она куда-то там с ним пошла, хватать за руки, тянуть, угрожать… Вмешались ее родители, вызвали полицию. Там даже завели дело не то о вымогательстве, не то о нарушении неприкосновенности частной жизни.
– И благодаря папочке все замяли? – Голос Тамары дрогнул от гнева.
– Кажется, да. Родители девушки забрали заявление и отказались от претензий.
– А Артема решили отправить сюда на перевоспитание?
– Вероятно. Или просто отправить с глаз подальше…
– Понятно. Жуть, если честно… Интересно, чего это он? Зачем ему это было надо?
– Кажется, поспорил с друзьями, что она будет его девушкой. В любом случае будь осторожна. Когда я узнала, я пыталась осторожно намекнуть Андрею Евгеньевичу, что пребывание такого человека в нашей школе противоречит всем правилам безопасности… Но он, судя по всему, не внял.
Тамара хотела сказать, что в поступках Озерова вообще много странного, но промолчала. Соня, кажется, директора очень уважала и была благодарна за то, что он взял ее на работу.