Тамара расхохоталась, надеясь, что смех прозвучит легко и небрежно. Но вышел нервный, натужный звук, на который с удивлением обернулись несколько человек. Круглые глаза Нины с жадностью смотрели то на Тамару, то на Артема.
– Что ты несешь? – наконец прошипела Тамара. – Я, конечно, понимаю, ты за свою невесту распереживался, но не волнуйся так, Ромео, все будет хорошо. Она сейчас, наверное, сидит где-нибудь вся такая обиженная и ждет, что ее найдут и будут жалеть и утешать…
На скулах у Артема тут же вспыхнули алые пятна. Тамара не без злорадства подумала, что попала в цель. И что ей удалось сбить с Самбурова его маску парня, которому все безразлично.
– Да пошла ты… – начал он.
Но адрес, куда нужно было пойти Тамаре, назвать так и не успел. Все в гостиной замерли и повернулись к окнам. Одно из них было приоткрыто на проветривание, и сквозь небольшую щелочку в гостиную теперь затекал звук, который не предвещал ничего хорошего.
Прилипнув носом к прохладному стеклу, Тамара – а вместе с ней и остальные – увидела, как по подъездной дорожке, оглашая парк воем сирен и мигая красно-синими лампами, катятся две машины скорой помощи.
Глава 38. Множественные рваные раны
«Две девушки-подростка в Калининградской области стали жертвами нападения диких зверей. Все произошло на территории закрытой частной школы в Зеленоградском районе, неподалеку от поселка Маршанское.
Утром двух четырнадцатилетних девочек, учениц восьмого класса, недосчитались на уроках. В здании школы их тоже не было, поэтому руководство образовательного учреждения начало самостоятельные поиски. К моменту, когда на место прибыли медики и полиция, охрана обнаружила обеих пострадавших в лесопарковой зоне недалеко от школы. Врачи констатировали множественные рваные раны и большие кровопотери.
По предварительным данным, обе жертвы в тяжелом состоянии доставлены в больницу. Сейчас медики борются за их жизнь. Родителей девочек оповестили о случившемся, они направляются в Калининград.
МВД Калининградской области пока не давало развернутых комментариев, но одной из основных версий следствия считается нападение диких животных – волков или медведей. Пострадавшие пока без сознания и не могут рассказать о случившемся. На наш вопрос о том, могли ли девочки стать жертвами преступников, в пресс-службе МВД ответили, что это маловероятно. В отношении сотрудников школы “Мастерская дизайна личности”, на территории которой произошло нападение, ведется проверка по делу о невыполнении или ненадлежащем выполнении функций, касающихся обеспечения жизни и здоровья обучающихся…»
Тамара одну за другой читала новости в интернете и не могла понять, как у этих людей получается писать о том, что случилось, такими словами. Они были неправильные – слишком безжизненные, слишком безразличные. За этими словами невозможно было угадать ни Леру, ни Полю, которые сейчас лежали в реанимации, опутанные проводами, датчиками, трубочками от капельниц. Еле живые, почти бездыханные: тело, ноги, руки и даже лицо спрятаны под бинтами, которые кое-где уже успели снова пропитаться алым. Может быть, именно поэтому Тамара никак не могла поверить в то, что случилось.
«Борются за их жизнь…» Что это значит? Что достаточно оборваться одной тоненькой ниточке, и они обе – и чудесная Поля, и до ужаса противная Чистова – уже не будут лежать на больничных кроватях? Они окажутся в темноте и холоде, за металлической дверью, укрытые белыми простынями. И им уже не нужны будут ни повязки, ни капельницы. Они уже не помогут. И когда их мамы и папы приедут туда и увидят своих дочек на блестящем столе, непривычно бледных, почти серых, им, скорее всего, потребуется несколько минут, чтобы понять: это действительно они.
Вся эта правда была надежно спрятана под равнодушными и почти ни о чем не говорящими словами вроде «множественные рваные раны», «большие кровопотери», «тяжелое состояние». Возможно, Тамара и не поняла бы, что произошло, если бы весь этот ужасный день, который тянулся и тянулся, словно ночной кошмар, из которого нет выхода, не ловила обрывки разговоров учителей, полицейских, врачей. Именно их «боже, как жалко девочек», «невозможно смотреть», «никогда такого не видел», «кто мог это сделать?», «точно не человек» и «бедные родители» и помогли ей кое-как сложить для себя всю картину. Страшную, чудовищную картину.
Тамара подумала, что, наверное, журналисты выбирают именно этот скупой канцелярский язык, чтобы людям не было так же страшно, как ей сейчас. Чтобы у них не пережимало дыхание, не тряслись руки. Чтобы можно было спокойно продолжать жить как раньше, что бы ни происходило рядом с тобой. Бесстрастный, отстраненный подход. Может быть, это даже правильно. Хотя, если бы это было правильно, люди бы все понимали. А они, кажется, не поняли ничего, иначе почему они оставляют под новостями про Леру и Полю такие ужасные комментарии?
«Нечего было шляться где не нужно. Это вам не Москва».
«Подумаешь, двумя богатыми дурами меньше».
«А потому что надо было отдавать детей в обычные школы, как все нормальные люди. Деньги некуда девать, захотели выпендриться – вот и получайте!»
Читая все это, Тамара почувствовала, что вся кровь хлынула куда-то в ноги и она вот-вот рухнет. Поэтому сползла со стула, села на пол и прислонилась к стене спиной. Закрыла комментарии, среди которых, конечно, были и адекватные, и уставилась на стену. Думать о том, что творится в голове у людей, которые такое пишут, сил у нее сейчас не было. По правде говоря, у нее ни на что сейчас не было сил.
Появление скорой, долгая, тяжелая неизвестность, догадки одна ужаснее другой, разговоры с полицией. Ожидание, снова ожидание, напряженная тишина, потерянные и обескровленные от волнения лица учителей, которые проносились мимо по коридорам, не отвечая на вопросы, прижимая к уху телефон…
С Тамарой полицейские разговаривали несколько раз. Допрашивали в присутствии Озерова, Марины и Вероники Сергеевны – ведь родители были далеко. То есть не допрашивали, а опрашивали, так они это называют. Когда она в последний раз видела потерпевших? Во сколько это было? Где это было? Куда они пошли? Что перед этим друг другу говорили? Почему вообще встретились? И снова и снова, по кругу. Конечно, Тамара рассказала все, что могла вспомнить. Даже передала во всех деталях разговор с Полей, хоть и чувствовала себя при этом предательницей. Полицейские, услышав Полину историю, быстро переглянулись, словно это имело теперь какое-то значение.
«Кажется, жизнь не такая уж плохая штука…»
Тамара стиснула зубы, чтобы не расплакаться, но в уголках глаз все равно стало жарко, потом что-то скользнуло по ее щекам, пощекотало крылья носа, на губах стало солоно. Она плакала уже второй раз за день. Первый раз это случилось, когда полицейские расспрашивали, как они с Полей оказались утром в парке и почему Тамара ушла в школу одна. Тамара отвечала и вдруг прочла во взгляде полицейских упрек. «Все из-за тебя! Это ты виновата!» – словно говорили ей невыразительный дядечка в форме и двое его спутников, лысый мужчина в серой водолазке и коротко стриженная блондинка, которая на протяжении всего разговора так и не сняла шуршащее пальто из блестящей плащовки. Тамара сжалась под их взглядами и с ужасом поняла: все правильно. Это она виновата.
Из-за нее Поля оказалась утром в парке. Из-за нее она ушла в чащу вдвоем с Лерой. Из-за нее их пропажу обнаружили так поздно: если бы она не завалилась спать, она бы сама подняла тревогу еще за завтраком. Когда это осознание навалилось на Тамару, она тоненько и жалобно расплакалась. Плач скоро перешел в конвульсивные рыдания – она никак не могла успокоиться, – и рядом словно из ниоткуда возникла Соня со стаканом воды, мягким шелестящим голосом и теплыми сухими пальцами, которые гладили Тамару по голове, по плечам и щекам. Соня поила ее прохладной водой с привкусом валерьянки, говорила что-то успокаивающее, повторяла снова и снова, что Тамара ни в чем не виновата.
Соня была поблизости до позднего вечера, а когда все закончилось, проводила Тамару в ее комнату, обняла на прощание и настоятельно попросила поскорее лечь спать.
Сейчас, когда на часах была почти полночь и Тамара размазывала по щекам новую порцию слез, ей стало стыдно перед Соней. За то, что так и не легла спать. За то, что из-за нее Соня пропустила все автобусы и ей придется возвращаться домой на такси, а ее мама наверняка будет очень волноваться. За то, что Соня, как и все остальные, не знает самого главного и от всей души считает, что Тамара ни в чем не виновата.
Хотя она виновата. Она и только она. Ни Соне, ни Озерову, ни полицейским Тамара, конечно, не сказала правду, но наедине с собой она не могла делать вид, что произошедшее – просто несчастный случай. Что Леру и Полю покалечил волк или медведь. Что все это никак не связано с тем, что скрипит досками на чердаке, прячется в пруду, оставляет у нее на подоконнике мертвых растерзанных животных, нападает в округе на кошек и собак. С тем, что́ она, Тамара, каким-то образом привлекла – прикормила своим вниманием и подарками, с тем, чему позволила влезть в свою жизнь и свою голову. С Ангеликой Нойманн. Или тем, во что она превратилась.
Тамара не сказала никому, что происходит, она наслаждалась своими способностями и так боялась снова стать просто собой, что решила ничего не делать. И вот чем это закончилось. Лера терпеть Тамару не могла, рассказывала всем, что ее новые таланты – обман, даже разговаривать с ней не хотела. И вот теперь она лежит в больнице и, может быть, больше оттуда не выйдет. А вместе с ней и Поля, славная Поля, которая просто не вовремя оказалась рядом. Что это, по мнению Ангелики? Месть за то, что Тамара избавилась от ее сюрпризов? Подарок за то, что согласилась с ней дружить и подарила браслет? Ревность из-за того, что общалась с Полей?
Тамара прерывисто вздохнула. Больше всего на свете ей хотелось оказаться подальше отсюда и постараться забыть обо всем, что произошло. Но что сделает Ангелика, если она просто уедет? Последует за ней в Москву и все время будет рядом? Станет нападать на всех, кому не посчастливится оказаться рядом, на всех ее близких, на всех друзей, если они у нее появятся? Или останется здесь, одинокая, обиженная, разъяренная, и начнет мстить за то, что ее бросили? Обрушит свою ярость на тех, кто ни в чем не виноват: на Соню, на Веронику Сергеевну, на Озерова и других учеников? Будет более решительной и не просто ранит, а убьет кого-нибудь? Тамара уронила лоб на поднятые к груди коленки. Как ни крути, получалось, что все, кто ей дорог, в опасности, и если она струсит, если ничего не сделает, Поля окажется не единственной, кто так и не вернулся домой…