– С добрым утром! – Она встрепенулась и поправила очки. – Как ты сегодня?
– Как я могу быть? – Тамара махнула рукой. – Скажи лучше, что со школой?
– Да все плохо. – Соня опустила взгляд и поправила какие-то листочки, которые и без того лежали ровно. – Я думаю, скоро мне нужно будет искать новую работу. Начать, наверное, стоит уже сейчас, потому что я должна помогать маме и бабушке, а организации, которым жизненно необходим библиотекарь с минимальным опытом, почему-то не выстраиваются за мной в очередь.
– Черт! – вздохнула Тамара.
«И в этом тоже виновата ты», – сказала она себе.
Глава 40. Вещественное доказательство
Поднимаясь к себе в комнату, она подумала, что в происходящем есть и плюсы. Вдруг, если все уедут, а школа перестанет существовать, Ангелика успокоится? Она ведь не проявляла себя целыми десятилетиями, пока здесь никто не жил, и давала о себе знать, только когда здание школы наполнялось людьми.
Сначала здесь вроде как было общежитие, которое закрылось по непонятным причинам. Потом санаторий «Янтарь», где, по словам местных, погибли три человека. Затем интернат – уже в девяностых. С ним ничего непонятно, но то, что он просуществовал меньше года, о многом говорило. Зато в перерывах между этими периодами здесь все было тихо. Вроде бы.
Тамара съежилась, когда ей в голову пришла мысль: а кто даст гарантию, что в эти годы тишины Ангелика не преследовала своих жертв где-то еще? Кто сможет точно сказать, что она не окажется с Тамарой в Москве – одинокая, обозленная, смертоносная, незаметная для большинства? Тамара представила, как лежит на кровати в своей московской спальне и залипает в планшет или книжку – и к окну на несколько мгновений прилипает что-то темное, влажное, изломанное, хрипящее. Поворачивает к ней узкое бледное лицо с огромными, заполненными чернотой глазами, странно выгибает длинные руки… Ну уж нет! Придется остаться здесь. И придумать, как избавиться от Ангелики, заставить ее успокоиться, отстать от Тамары и ее близких.
Тамара как раз размышляла об этом, когда входила в свою комнату. Она сосредоточенно покусывала кончик ногтя на большом пальце и смотрела в пол, иначе голос, который услышала через мгновение, не стал бы для нее такой неожиданностью.
– Только не ори.
Орать она не стала, но отшатнулась, инстинктивно поднимая руки для защиты, и стукнулась лопатками о дверь. Видимо, со стороны это выглядело смешно и нелепо, потому что Артем зло ухмыльнулся.
– Какого черта ты здесь делаешь?! – выдохнула Тамара, немного придя в себя. – Совсем обалдел? Слезай с моего стола!
– Не-а. – Артем щелкнул языком и хохотнул. Вышло противно. – Не уйду, пока ты мне не ответишь на все вопросы.
Тамара сложила руки на груди и шагнула к Самбурову, стараясь выглядеть угрожающе.
– На какие еще…
– Что случилось с Лерой и Полей? Что ты с ними сделала?
– Я…
– Ой, только не надо вот этого вот, ладно? – Он спрыгнул со стола и подошел ближе. – Я знаю, без тебя там не обошлось. Слишком много совпадений.
– Каких еще совпадений, Самбуров? Проспись, ладно? – Тамара сделала шаг к двери.
Артем остановился и нарочито небрежно сунул руки в карманы, качнулся с пятки на носок.
– Каких? Я уже говорил. – Он начал загибать пальцы. – Вы с Лерой терпеть друг друга не могли, и теперь она в больнице. Ты таскаешься ночью по лесу и что-то закапываешь. У тебя в потолке дыра, и хрен знает, что ты там прячешь. В школах, где ты появляешься, все время что-то происходит. В прошлой твоей…
– В позапрошлой, – пробормотала Тамара.
– Что?
– Я пыталась поджечь позапрошлую школу, после нее была еще одна. Детектив из тебя хреновый, ясно? Займись чем-нибудь другим!
– Неважно! – Артем ощерился. – Главное – что ты двинутая. Ненормальная. В этом суть, понимаешь? А еще…
Ее снова загнали в угол, и она опять оказалась ненормальной. Захотелось наорать на Самбурова и, может быть, даже стукнуть его чем-то тяжелым. Но так было нельзя. Так она покажет, что он ее задел. Что она и правда двинутая. Поэтому Тамара собралась презрительно фыркнуть и сказать Артему, что он смешон и чтобы катился подальше из ее комнаты. Но поперхнулась словами.
Он медленно сунул руку в карман джинсов, вытащил оттуда что-то и поднял на уровень глаз на одном пальце. Лента была разорвана, нитки из голубых, белых и розовых стали серыми, но Тамара все равно почти сразу узнала свой браслет. Тот самый, с единорогами. Тот, который она сплела, когда только приехала в школу, а потом оставила для Ангелики на чердаке. Некстати подумалось, что единороги – это ведь не только милые радужные зверушки, которых рисуют на пеналах и футболках, но и опасные чудовища, способные разорвать любого, кто им не нравится, если не суметь с ними договориться. Приручить.
– Откуда у тебя… – Тамара потянулась за браслетом.
– Не-не… – Артем поднял его повыше и отвел руку немного назад. – Это, считай, вещдок. С места преступления. – Увидев ужас и непонимание в Тамариных глазах, Артем добавил: – Я нашел его в лесу сегодня утром. Совсем рядом с тем местом, где… Что ты теперь скажешь?
Тамара молчала. Она неосознанно спрятала левую руку, унизанную полудюжиной пестрых нитчатых браслетов, себе за спину. Это, конечно, было глупо – Артем уже сто раз их видел и теперь, заметив ее детский жест, усмехнулся одним уголком губ.
– Ну?
Она облизнула губы. Мысли кружились в голове с такой скоростью, что ни одну из них не удавалось поймать и рассмотреть. Браслет кто-то забрал с чердака. Видимо, она, Ангелика. Она приняла его как подарок и, наверное, носила. Потом она бросила его в лесу – там, где подстерегла Леру и Полю. Потеряла? Или сорвала с себя специально, чтобы показать Тамаре: они больше не друзья?
Да уж, жест вышел красноречивый. И если до этого у Тамары в груди еще билась слабенькая надежда, что все это нелепое совпадение и мертвая девочка, жившая в этом доме семьдесят лет назад, здесь ни при чем, то теперь надеяться было не на что. Тамара метнула взгляд на Артема, который смотрел на нее выжидающе. Нужно ведь что-то сказать. Как-то объяснить. Со стороны это все действительно выглядит очень плохо. Плохо для нее: ее вещь нашли там, где произошло преступление. Кто знает, вдруг браслет был на Ангелике, когда она… Кто знает, чем он теперь испачкан. Тамару передернуло. Самбуров может рассказать об этом учителям или директору, написать в интернете. И ей придется отвечать на вопросы. Лучше уж сделать это сейчас.
– Послушай, – сказала она не своим голосом – потухшим, надломленным. – Только дослушай до конца. Ты можешь подумать, что я сумасшедшая, но это не так, честное слово.
Артем усмехнулся и открыл рот, наверняка чтобы съязвить в ответ. Но что-то в выражении лица Тамары удержало его, и он дал ей продолжить.
– Здесь происходит что-то не то. Это началось почти сразу после того, как мы приехали. Помнишь, меня тогда нашли в лесу? Я не могла сама туда зайти, никакого бреда у меня не было. Кто-то завел меня. А потом я все время слышала шорохи на чердаке и поднялась туда. Я нашла дневник девочки, которая жила тут еще до войны. С ней, кажется, сделали что-то ужасное. И она… Я даже не знаю, как это объяснить. Думаю, она все еще здесь, в школе. – Увидев, как приподнялись брови Самбурова, она затараторила, чтобы успеть сказать все прежде, чем он ее перебьет: – Я ведь не сама рисовала, Лера была в чем-то права. Эти рисунки… Они просто появлялись. И такие же я нашла на чердаке, только старые. А еще один мы с Соней видели в кафе в Кранце, и там была подпись «А. Озеров». Ангелика… Она что-то делает с теми, кто здесь живет. Как-то влезает в голову. А потом она принесла мне мертвую мышь. И еще лису. Мне пришлось закопать ее вечером в парке, и Ангелика разозлилась и напала…
Тамара осеклась, увидев, как изменилось лицо Артема. Ни тени торжества и злорадной усмешки на нем больше не было. Уголки губ опустились, на лбу появилась вертикальная складка, светлые глаза смотрели на Тамару не то с отвращением, не то с ужасом. Кажется, ей удалось до него достучаться и он не на шутку напуган. Но тут он скривил рот и процедил:
– Что за бред? Да ты ненормальная на всю голову! Полностью отбитая!
Из Тамары будто выбили одним ударом весь воздух.
– Я не…
– Нет, я даже оставаться тут не хочу. – Артем замотал головой и поднял руки в предупреждающем жесте, словно его кто-то пытался удержать.
Тамара хотела спросить, что он теперь собирается делать, пойдет ли, как обещал, к Озерову со своими идиотскими и одновременно жуткими подозрениями. Но стенки горла как будто слиплись, и она просто молча смотрела, как Артем вылетел из ее спальни, и слушала, как растворяются за дверью его торопливые шаги.
В уголках глаз защипало. Тамара постояла с минуту посреди комнаты, потом опустилась на кровать и обхватила себя руками. Ее трясло. Теперь ко всему, что здесь происходило, добавился еще и Самбуров со своими угрозами. Вдруг ее действительно могут в чем-то обвинить? Ведь, если подумать, со стороны эта история выглядит странной – она видела девочек последней, ее рассказ про то, что она просто пошла спать, звучит неубедительно. Но не будут же они всерьез рассматривать вариант, что она в одиночку напала на двух человек и сделала такое! Или будут?
Стоило прикрыть глаза, как на внутренней стороне век замелькали уже знакомые картинки. Ветки деревьев, влажные осенние листья, тропинка, петляющая между стволов. Слышны только шорохи, шлепки, частое сбивчивое дыхание – чье? Где-то раздаются девичьи голоса, но слов не разобрать. Ее почему-то наполняет отчаяние, потом обида, страшная и темная, на кого-то, у кого есть то, чего у нее самой нет. И наконец, ярость. Горячая, сдавливающая грудь так, что невозможно дышать, заставляющая челюсти сжаться до скрипа зубов; а потом во рту появляется металлический привкус. Последнее, что видит Тамара, прежде чем мотнуть головой и открыть глаза, – прядь длинных засаленных черных волос, мелькнувшую перед глазами, и еще что-то красное. Много красного.