хнуть тетрадь под толстовку.
– Я пойду, – пробормотала Тамара и, сгорбившись, полубоком пошла к двери.
Сердце оглушительно колотилось, она была почти уверена, что Озеров смотрит на нее рентгеновским взглядом и все уже знает. Но, когда она проходила мимо, он только улыбнулся и ничего не сказал.
Глава 46. Заботливый отец
В комнаты они оба шли в сопровождении охранников, угрюмых и молчаливых. По пустым коридорам каталось гулкое эхо, из-за закрытых дверей не доносилось ни звука, словно в школе никого, кроме Тамары и Артема, не осталось. Озеров распорядился, чтобы Тамара перебралась в другую спальню. Собирая под присмотром своих «тюремщиков» вещи, она успела заметить, что возле двери стоит уже знакомая стремянка, а в комнате к стене приставлен ящик с инструментами. Черного пера на полу уже не было.
Тамара кипела от возмущения – с ней обращаются как с преступницей! – но решила, что сейчас умнее будет промолчать, притвориться, что она ведет себя послушно. А уже потом решить, что делать. Ее проводили в новую спальню, на этот раз на втором этаже. Кому она принадлежала раньше, Тамара понятия не имела; она даже не знала, остался ли в школе хоть кто-то, кроме нее и Артема. Здесь все было почти так же, как у нее, только без люка на потолке. Интересно, зачем Озеров вообще выселил ее? Чтобы сделать ремонт? Непохоже. Скорее чтобы как следует изучить то, что она нашла, а он не смог: чердак. Да, это было больше похоже на правду.
Тамару оставили одну, и она смогла наконец задрать толстовку и вытащить украденную из кабинета директора тетрадь, от которой на животе остались небольшие вмятины. Тамара приподняла черную обложку с загнутыми уголками и тут же сунула тетрадь под подушку. За дверью кто-то стоял. Она испугалась, что это Озеров, заметивший пропажу. Но кажется, это был не директор. Во всяком случае, в комнату никто не зашел. Но в дверном замке лязгнуло, а потом Тамара услышала, как поворачивается ключ.
– Эй! – Она вскочила, потянула дверную ручку в одну сторону, потом в другую, но та не поддалась. – Меня что, закрыли? Так нельзя! Я родителям позвоню!
Никто не ответил, и она заколотила по двери ладонями:
– Откройте!
По коридору прочь от двери заторопились тяжелые шаги. Задыхаясь от возмущения, Тамара набрала мамин номер. Приятный женский голос сначала на русском, а потом на английском сообщил Тамаре, что абонент… не абонент. Та же история повторилась и с папой. А когда Тамара хотела набрать бабушку, звонок оборвался и в строке состояния появилась надпись: «Нет сети».
Минут десять Тамара, словно тигрица, расхаживала взад и вперед по комнате, то и дело поглядывая на экран: связи по-прежнему не было. Такое иногда случалось, все-таки место далеко за городом. Но сейчас это было очень некстати. Очень и очень.
От нечего делать она прилипла носом к окну. И сумела разглядеть за деревьями парковку, на которой в свете фонаря мерцал синий автомобиль Озерова. Рядом стояли еще две машины, к одной из которых, гремя чемоданами, торопилась семья – мама, папа и мальчик лет одиннадцати. Интересно, он последний? Или кто-то еще остался? После того как семья уехала, ко второй машине, держа в руках небольшую коробку, подошла женщина, и Тамара узнала учительницу математики. Не оборачиваясь к школе, она села в автомобиль и тут же сорвалась с места. Быстрее, чем Тамара успела подумать, что неплохо было бы крикнуть ей из окна, позвать на помощь.
Вздохнув, Тамара уселась на кровать, достала из-под подушки тетрадку, открыла ее на первой попавшейся странице. Глаза скользили вдоль строчек, заполненных аккуратными, как бусины, буквами, но не могли понять ни слова. По очевидной причине: текст был на немецком.
Оконное стекло тихонько задребезжало. Тамара подскочила и с минуту напряженно прислушивалась, стараясь не думать, что может прятаться за закрытыми шторами.
– Уходи, – прошептала она и прикрыла глаза. – Пожалуйста, уходи.
На внутренней стороне век появилась мертвая лиса. Потом другая картинка: рука, которая тянется к ней сквозь потолок. Наконец носилки, которые врачи несут к машине, прикрыв простыней то, что на них лежит.
Окно снова задребезжало. На этот раз тряслась вся створка целиком. Тамара отступила к двери, собираясь закричать, чтобы ее выпустили: лучше уж Озеров, чем то, что снаружи. Но в комнату проник едва различимый, приглушенный двойным стеклопакетом голос:
– Открывай! Это я…
Тамара осторожно приблизилась к окну, отвела в сторону штору, вскрикнула и тут же прикусила губу. Снаружи, с трудом удерживаясь на подоконнике и буквально прилепившись к стеклу, как большой слизняк, скорчился Артем. Его лицо, окруженное темнотой, казалось неестественно бледным. Тамара распахнула окно, и он вкатился внутрь.
– Ты как сюда залез?!
– По карнизу. – Артем поморщился, растирая запястье. Потом осмотрел себя, попытался убрать свежую грязь с худи и только сильнее ее размазал.
– Ненормальный! – констатировала Тамара. – А если бы упал?
– Я же не ты. – Он усмехнулся. – Я, кстати, пытался тебе написать, но ничего не ловит.
– И у меня, – кивнула Тамара.
– Хреново. Надо что-то решать. Мы же не можем и правда сидеть тут несколько дней… Что это?
Его взгляд, обежав комнату, остановился на раскрытой тетради, которая лежала на полу.
– Пока не знаю. Там все на немецком.
– А откуда ты ее взяла? – Артем поднял тетрадь и с интересом пролистал пару страниц.
– Вообще-то… – Тамара замялась, но отрицать было уже глупо. – Из кабинета Озерова. Пока вы с ним… – Она подняла сжатые в кулаки руки на уровень глаз и сделала вид, что боксирует.
– Жалею, что не прописал ему двоечку, – помрачнел Артем. – Кретин!
Он пролистал пару страниц, наморщил лоб, вчитываясь:
– Тут несколько раз повторяется что-то про танец звезд… Нет, про танцующую звезду. Почерк аккуратный, но не самый разборчивый…
– Танцующая звезда? Странно. Что-то знакомое. А можешь перевести?
Артем минут десять напряженно вчитывался в текст.
– Вот тут написано. – Он ткнул пальцем в страницу. – «Танцующая звезда не может родиться в сытости и благополучии. Она рождается через боль и страдания. Через кровь, через преодоление…» Да, преодоление. «Через смерть. Она выше примитивных человеческих эмоций и чувств, выше привязанностей и симпатий. Чтобы создать ее, нужно забыть обо всем человеческом и перейти на новый уровень».
– Хм. Пока не очень понимаю. А дальше?
Артем перевернул страницу. Большую часть текста невозможно было прочитать – чернила расплывались по желтоватой бумаге: тетрадь, кажется, побывала в воде.
– «Я вернулся домой после плодотворной работы. Моя домашняя операционная, к сожалению, не так хороша, как операционная и лаборатория в…» Тут неразборчиво. «Но я все равно могу продолжать эксперименты. Надеюсь, скоро они принесут результаты, которые изменят будущее Германии и всего человечества. Изменят представление о том, что такое настоящий человек и каким он должен быть, чтобы его так называли. Жаль, что Ангелика пока не может понять важность моей работы и свою роль в ней…»
– Ангелика?! – встрепенулась Тамара.
Артем продолжал:
– «Моей дочери, возможно, суждено перевернуть мир, стать первой ступенькой к настоящей эволюции человека. Но она упрямится, не может следовать даже простейшим правилам, которые я для нее придумал. Все еще остается слишком привязана к каким-то детским глупостям. Это недостойно… танцующей звезды».
– Дочери… – Тамара принялась покусывать кончик ногтя. – Получается, это дневник Нойманна-старшего, отца. Читай еще!
Ей казалось, что они уже в миллиметре от разгадки. Артем кивнул, опустился на ковер и привалился спиной к кровати.
– «Я приложил много усилий, чтобы в ней не выросли обычные человеческие эмоции, которые держат нас как якорь и не дают взлететь. Я избавлялся от гувернанток, к которым она привязывалась, отрезал ее от мира и других детей, которые могли плохо на нее повлиять. Но она привязалась к своей глупой собаке. Я попытался это исправить…» Тут опять растеклось. – Артем перевернул страницу. – «Я хотел сделать ее физически крепкой, с младенчества растил в суровых условиях и закалял. Но она слишком слабая и часто болеет. Я хотел, чтобы она занималась только тем, что важно, и не тратила время на ненужные глупости. Но она тайком получила куклу, которую мне пришлось сжечь. Она слишком плаксивая, нервная и капризная. Ее мать тоже была такой, я не зря с самого начала оградил Ангелику от ее внимания…»
Тамара села на пол рядом с Артемом и кивнула ему, чтобы не останавливался. Еще несколько страниц оказались безнадежно испорчены.
– Так, вот тут… «Трансформация идет слишком медленно. Я не могу столько ждать. Возможно, даже исход нашей великой войны зависит от меня и Ангелики и только мы на самом деле можем создать… начать создавать… настоящую расу повелителей». Нет, господ. Расу господ. «И хотя мои эксперименты пока недостаточно успешны, я считаю, что Ангелику нужно подстегнуть. С ней нужно переходить к более решительным действиям. Она должна по-настоящему подняться… Переродиться… Взлететь».
– Все? – выдохнула Тамара.
– Еще рисунок. – Артем развернул последние уцелевшие страницы.
На них кто-то изобразил обнаженную фигурку с раскрытыми за спиной большими черными крыльями.
– А что тут написано? – Тамара ткнула в буквы под рисунком.
– «Танцующая звезда». Вообще он, кажется, какой-то псих, этот Нойманн. Не завидую его дочке.
– Да, судя по дневнику Ангелики, ее можно только пожалеть. Она писала и про куклу, которую он сжег, и про собаку, которая пропала, и про многое другое. Ужасно!
– Думаешь, он что-то сделал с собакой? – Артем снова пролистал страницы и нашел нужное место. – «Я попытался это исправить…»
– Не знаю. Я не все смогла прочитать… Подожди-ка. Раз ты знаешь немецкий… – Она просияла. – Дневник остался на чердаке, туда уже не попасть, но у меня есть кое-что… Вот.