При этих словах круглые глаза глуповато и совершенно невинно глядели в пространство, но курносый носик сморщился, будто говоря, что кавалер получил вполне по заслугам, а брови взлетели вверх, ужасаясь, что она могла быть такой озорницей.
В гостиной
Вчера я не смогла написать больше, потому что очень захотела спать, и сейчас непременно расскажу еще кое-что о мадемуазель В.
Когда рассказы о праздниках иссякли, она завела речь о школе и пожаловалась тете и дяде на ужасных учительниц. Они прескверно к ней относились и вечно ставили плохие оценки, а все потому, что не могли стерпеть, что она гуляла по улице с мальчиками. Только ведь она ничего дурного не делала, просто шла себе по улице, и все равно они были недовольны. От зависти, понятно.
Тут она опустила брови, глаза стали большими и темными, а нос чуть ли не выпрямился. Казалось, воочию видишь, как эти старые девы, строгие школьные мамзели, сидят у окна, смотрят, как она проходит мимо с юными кавалерами, и злятся.
Тетя спросила, бывала ли она раньше в Стокгольме. Нет, дальше Энчёпинга она нигде не бывала, но эту поездку прошлой осенью никогда не забудет. Ужасно неприятная была поездка, из-за глупого попутчика.
У нее, видите ли, есть в Энчёпинге несколько подружек, которые учились в вестеросской школе, они не раз приглашали ее в Энчёпинг, но съездить как-то не удавалось, потому что папенька и маменька опасались отпускать ее одну в дорогу. И вот минувшей осенью она прослышала, что хозяин энчёпингского постоялого двора подвез в Вестерос нескольких проезжающих в своей лучшей карете, и тогда она попросила у маменьки разрешения поехать в Энчёпинг, когда карета отправится в обратный путь. Поскольку же это была карета, наверняка с кучером и отличными лошадьми, а других пассажиров не предполагалось, то на сей раз ей милостиво разрешили отправиться за пять миль.[39]
На первой миле все было прекрасно, но в Кунгсоре кучер открыл дверцу и сообщил, что, по уговору с неким молодым господином из Кунгсоры, должен доставить его в Энчёпинг. Юноша порядочный, скромный, сказал кучер, ничего плохого не сделает.
Что ж, она, конечно, не могла не позволить молодому господину сесть в карету, но была весьма раздосадована. До сих пор она все время ела яблоки, но с появлением незнакомца придется перестать. Вряд ли это удобно. Путешествовала-то впервые и толком не знала, что удобно, а что нет.
Ей казалось, что и смотреть на незнакомца неловко, и не обращать на него внимания тоже, поэтому она отвернулась к окошку, устремила взгляд на край придорожной канавы.
Но дорога ухудшилась, карета подпрыгивала на ухабах, мадемуазель В. подбрасывало высоко вверх, и тут она ненароком глянула в сторону попутчика. И заметила, что он тоже смущен. Сидел напротив нее и опять-таки смотрел в окно.
Он так повернул голову, что лица ей видно не было, только жидковатые, гладко зачесанные волосы, узкий затылок, высокий пристежной воротничок и светло-серый костюм. А светлосерые костюмы на мужчинах всегда вызывали у нее отвращение.
Но в тот миг, когда мадемуазель В. рассказывала, до чего скромно сидел попутчик, глядя в окно, мы прямо воочию увидели, как он словно бы старался искоса запустить глаза за уголок, так что все мы поняли, как вел себя невинный попутчик.
Дорога опять стала получше, и мадемуазель В. вновь принялась смотреть на обочину, но потом карета запрыгала по ухабам, и она волей-неволей бросила взгляд на обладателя серого костюма. И увидала, что он отвернулся от окна и немножко подвинулся в ее сторону. Но стоило ей чуточку приподнять брови и сердито глянуть на него, как он поспешно отодвинулся в противоположный угол и повернулся к ней спиною.
Она ни слова не говорила, и он молчал, но дорога была прескверная, карету трясло, и кто его знает, то ли против воли, то ли с охотою, но вскоре он сидел рядом с нею и смотрел в ее окно.
Она удивлялась только, что он ничего не говорит. Наверно, не знал, как начать.
Наконец, когда они уже подъезжали к Энчёпингу, за окном потянулись поля, заросшие хреном, куда ни глянь, повсюду хрен. Тут попутчику пришла в голову какая-то идея, и он негромко сказал пискливым и шепелявым голосом:
«Хороший хрен уродился в этом году».
Вот уж неправда. На ее взгляд, хрен никудышный, но тем не менее она тихонько и скромно сказала «да», полагая, что не годится возражать незнакомцу, который просто хочет завести ученую беседу.
Он снова уставился в окошко, и она сообразила, что он изо всех сил старается придумать, что бы такое еще сказать, но возле дороги не было ничего, кроме обширных полей никудышного хрена, и новых идей у него не возникло.
«Хороший хрен уродился в этом году», — снова повторил он, все так же пискливо и шепеляво, но погромче.
И вот тут терпение у нее лопнуло. Что же это за человек, который другой темы для разговора, кроме хрена, найти не может!
«Да ничего подобного!» — вскричала она, топнув ножкой по полу кареты.
Он испугался. Отпрянул, задел при этом запор на дверце, дверца распахнулась, и он головой вперед вывалился на дорогу.
Она попыталась окликнуть кучера, чтобы тот остановился, но кучер не слышал, карета катила дальше. Вдобавок они уже подъезжали к окраине Энчёпинга, и она решила, что ничего с ним не случится, пешком дойдет, благо уже недалеко. Поделом ему за глупость.
Она обвела нас всех взглядом, проверяя, согласны мы с нею или нет, но мы только рассмеялись. Прямо помирали со смеху. Описать невозможно, как занятно она рассказывала и как играла лицом. И как замечательно его передразнивала!
— Деточка, тебе надобно играть на театре, — сказала тетя.
— Вы правда так думаете, тетя? — сказала она. — Я мечтала об этом, но папенька с маменькой против.
— Ты могла бы стать новой госпожою Альмлёф,[40] и даже еще забавнее, — сказал дядя Уриэль. — Я поговорю с твоим отцом, непременно.
— Спасибо, милый дядя, но, пожалуй, не стоит. Видите ли, есть еще один человек, который тоже против.
— Ах, вот оно что, — сказал дядя. — Коли так, не стоит больше говорить об этом.
— Да, — вздохнула мадемуазель В., — не стоит.
Нынче я весь день очень много думала о мадемуазель В. Теперь мне понятно, что имела в виду тетя Георгина, когда назвала меня скучной и замкнутой. Понятно, ей бы хотелось, чтобы я была такая, как мадемуазель В. И она совершенно права. Всем молодым девушкам надо быть такими приветливыми, говорливыми, веселыми, открытыми и естественными, как мадемуазель В.
Но как, как мне стать такой, как она?
Мадемуазель В. пришлась мне очень по душе, и после ее ухода я ужасно расстроилась, оттого что совершенно на нее не похожа. Дядя и тетя вечером были в театре (об этом я, кстати, уже упоминала), их пригласил фабрикант В., а я сидела в спальне и писала, пока глаза не начали слипаться, так что я хочешь не хочешь отправилась на боковую.
Но спала я недолго, вскоре опять проснулась. Тетя пришла из театра и сейчас стояла в детской, разговаривала с Уллой, которая, дожидаясь ее, в постель не ложилась. Я услышала, что говорят они о юной девице, причем обе жутко ее нахваливают, и конечно же подумала, что обсуждают они мадемуазель В. Поэтому глаз я не открыла, наоборот, прикинулась спящей. Мне очень понравилась мадемуазель В. и очень хотелось быть похожей на нее, но все-таки…
— Как по-твоему, Угла, она ведь милая и благовоспитанная барышня? — спросила тетя.
— Знаете, хозяйка, — отвечала Улла, решительно и отчетливо, — я думаю, более благовоспитанной и скромной девушки не сыщешь.
— Никакого жеманства, никаких неприятностей с молодыми господами. Уходит и приходит вовремя. К тому же она способная, Улла. Полковница X***** говорит, английский дается ей с легкостью.
Меня слегка удивило, что полковница X***** знает мадемуазель В. Странно и то, что, по тетиным словам, у нее нет никаких историй с молодыми мужчинами.
— Та малышка, что была здесь нынче, очень мила, — сказала тетя. — Но согласись, Угла, иметь такую в своем доме было бы нелегко, верно?
— Да, без хлопот иной раз не обошлось бы, — согласилась Улла.
Теперь-то я поняла, что говорили они обо мне. И обрадовалась. Готова была вскочить с постели и расцеловать тетю, но подумала, она может рассердиться, что я слушала, а потому так и лежала тихонько.
Шестая неделя
В гостиной
Есть у кузена Аллана одна игрушка, на которую я могу смотреть без устали.
Она небольшая и недорогая, собственно просто деревянная палочка, не длиннее моей ладони, но удивительное дело — она может летать.
На одном конце палочки приделано колесико с восемью лопастями из плотной бумаги, на другом — маленькая проволочная рукоятка, а между колесиком и рукояткой протянут резиновый шнурок.
Когда Аллан хочет запустить палочку, он сперва крутит рукоятку, тем самым туго натягивая прикрепленную к ней резинку. Затем он стопорит рукоятку, так что она не может двигаться, и откладывает палочку. Но резинка стремится сжаться, а потому в движение приходит колесико с лопастями. Оно начинает вертеться и очень скоро поднимается в воздух, увлекая палочку за собой. Если резинка натянута достаточно туго, палочка взлетает к потолку и жужжит там, тычется в лепнину, будто хочет пробуравить потолок и вырваться на волю.
Палочка зеленая, а лопасти у колесика красные и белые. Когда этот маленький механизм летает по комнате, он ужасно похож на большую стрекозу.
Вчера после обеда, когда я учила уроки, Аллан достал эту штуку и пустил ее летать, я же, отвлекшись от грамматики, следила глазами за полетом. И когда палочка взлетела под потолок, меня вдруг молнией пронзила мысль (она пришла извне, из воздуха, а не изнутри), что хорошо бы построить по образцу этой игрушки настоящий летательный аппарат, на котором могли бы летать люди.