Я молчу, потому что не все Вовкины затеи гладко с рук сходили. Например, летом он из-за своей выдумки всё путешествие нам испортил. Решили мы на нашей лодке в Куйбышев ехать, на стройку: сначала по Упе в Оку, потом по Волге, ну, а там легко. Насушили сухарей, купили консервы (пришлось копилки сломать), даже маршрут начертили. Тут Вовка и придумал руль к лодке сделать. Прорубили мы дно, а дальше ничего не получилось: вода пошла. Мой отец узнал, и пришлось во всём признаться. Вовке-то что! Мне ведь попало! Потом все нас дразнили «путешественниками». А теперь — руль к саням!
Вышли мы на шоссе, до школы полтора километра осталось. Вдруг слышим: жалобно кто-то в кювете скулит. Подбежали, а там на боку пёс лежит. Чёрный, шерсть мокрая и вся в снегу, язык высунул и с него кровь капает. Смотрит на нас и, честное пионерское, плачет.
— Это его, наверно, машиной шибануло, — говорит Вовка, — видишь, вираж делала. Видно, задним крылом.
— Что же делать, Вовка? — спрашиваю.
Стоим молчим. Вдруг Вовка как подпрыгнет:
— Я придумал! Побегу за санями, и мы его прямо к вам.
— Это почему же к нам, а не к вам?
— Ты же знаешь, какая у нас тётя Нюра…
Правда, тётя Нюра у них злая: в прошлом году мы на их поросёнке катались верхом, так она нас хворостиной до самого ручья гнала. А поросёнок уже большой был. Что ему сделается?
— Ну, ладно, — говорю. — Давай к нам. — И вдруг вспомнил: — Вовка, а школа?
— Ну, что школа? Ну, опоздаем. Ты не бойся, что-нибудь придумаем. Так я побегу, а ты с ним сиди. Может, ему какая помощь нужна будет.
— А как ему помогать? — спрашиваю.
— Очень просто: делай ему массаж. Гладь тихо по пузу.
И Вовка убежал.
Легко сказать: гладь по пузу. А вдруг он укусит? Я его сначала по голове погладил. Пёс лизнул мне руку. Язык тёплый, шершавый. Тут мне его ещё больше жалко стало.
Скоро Вовка вернулся с санями. Положили мы на них собаку, а она ничего: молчит и смотрит на нас. Наверно, понимает, что мы её спасаем.
Поехали мы, а Вовка выдумывать начал:
— Вы́ходим мы пса и будем разным штукам учить. Сделаем его ищейкой или приучим санки возить. И будем мы с тобой, как на Севере, ездить на собаке.
— Так на Севере много собак, а у нас одна.
— Ну и что же? А мы ещё найдём.
Свернули мы с шоссе, а тут навстречу Митька Трубин. Увидел нас да как захохочет:
— Что же это вы, голубчики? Собак катаете? А в школу?
— Ничего ты не понимаешь. Мы его спасаем, он под машину попал, — говорит Вовка.
— Ах, спасаете? Оч-чень интересно!
И Митька опять как захохочет.
А мы поехали дальше. Только боязно стало: теперь Митька всем расскажет. Он вредный. Той весной на берёзе около Вовкиного дома грачиное гнездо разорил. Мы б ему за это дали как следует, да он с зареченскими дружит, а нам мимо них в школу ходить.
Привезли мы собаку к нам, Вовка говорит:
— Давай её на кухню.
— На кухню? А мамка?
— Что мамка? Она в сарае, не увидит, а увидит — жалко станет.
Подняли мы легонько собаку — и на кухню. Положили около печи, а что дальше делать, не знаем. Пёс лежит, смотрит на нас и часто дышит.
Тут из комнаты Люська выбежала да как закричит:
— Собачка, собачка! — подошла и гладит её по носу.
— Молока бы ей, — говорит Вовка.
Пошёл я в сени, а в дверях мама.
— В чём дело? Почему не в школе? — И вдруг собаку заметила. — Что такое? Откуда притащили? Да ещё в кухню! Ах, вы!
Стали мы ей объяснять да просить — не помогает. Требует, чтобы собаку на улицу выбросили.
Вдруг Люська как заревёт:
— Не надо собачку на улицу!
— Ну ладно, — говорит мама, — пусть до вашего прихода остаётся. А сейчас — марш в школу!
Тогда Люська здорово нам помогла.
…В школу мы пришли ко второму уроку. Только дверь в класс открыли, а Митька как закричит:
— Собачьи спасители!
А за ним все зареченские:
— Собачьи спасители! Собачьи спасители!
На перемене меня и Вовку подозвал Борис Ля-мин из девятого класса, вожатый нашего отряда, и сказал:
— После уроков — к завучу.
Сидели мы как на иголках: всё думали, что скажет Яков Михайлович. А тут ещё Митька да зареченские пристают.
Смотрим, на третьей перемене подходит к нам Тоня Батенко и говорит:
— Вы их не слушайте. И очень даже правильно, что вы собаку спасли. Вы её будете лечить?
— Будем.
— Коля, можно я к вам приду сегодня? Я собаке сахара принесу.
— Конечно, приходи.
Очень она хорошая, Тоня: добрая и красивая, косы длинные-длинные. И потом она умеет на рояле играть. Он у них даже есть, этот рояль. Тонина мама у нас пение преподаёт. Я у них бываю. У них дома здорово: книги везде и чучела всякие стоят, даже один медведь есть, рыжий, и, по-моему, когда он жил, то был добрый. Один раз Тоня поиграла на рояле и мне предложила. Ну, я пробовал, пробовал — ничего не выходит. А Тоня говорит: «Ты смотри на ноты». Я смотрю, а там на листе какие-то крючки да колечки. Разве что-нибудь поймёшь? А с Тоней мы вообще дружим. Летом я и Вовка ей в саду так гамак приделали, что она только ахнула. Хорошо, что Тоня за нас с Вовкой.
После уроков пошли мы к завучу, Якову Михайловичу, и всё ему рассказали. Его разве обманешь? Он смотрит на нас, будто уже знает всё. Говорим мы, а он молчит. А под конец сказал:
— Урок-то пропустили? Придётся вам по четвёрке за поведение поставить. — И тут Яков Михайлович улыбнулся, а может, мне только показалось. — А с собакой что же собираетесь делать?
— Лечить будем, — говорит Вовка.
Теперь Яков Михайлович уже точно улыбнулся:
— Ну, что ж, лечите, а как ваш больной поправится, так мне доложите.
Больше он ничего не сказал. И зачем ему знать, когда у нас собака поправится? Мы с Вовкой так и не поняли.
Решили мы назвать собаку Дозором и считать её общей, а хозяином уж потом кто-нибудь станет, кого Дозор больше полюбит.
Из школы шли поздно: уже с электростанции свет дали. А снег всё идёт и идёт. Хлопьями. Большими. Летят хлопья, белые все, а когда мимо освещенного окна пролетают, так сразу делаются тёмными. Почему это?
Вовка опять какие-то планы строить начал, а я всё про Дозора думал. Как с ним быть?
Пришёл домой — и на кухню. Смотрю, Дозор лежит на подстилке, живот у него туго бинтом перевязан, сбоку миска с молоком стоит. А на скамейке сидит мама и Захар Данилыч, наш ветеринар. Это его мама позвала. Она хоть и кричит на нас иногда, а так очень даже добрая, ласковая.
Захар Данилыч протянул мне бумажку и говорит:
— Сбегай в лабораторию, порошки получишь. Три раза в день давай их псу, в суп или в молоко всыпай. А завтра мы его в гипс положим: два ребра у него сломаны.
Я хотел побольше спросить, как лечить Дозора, да где тут! Мама и Захар Данилыч заговорили о своих телятах и коровах, о силосе, о прививках от какой-то такой болезни, что и не выговоришь. А когда они об этом говорят, к ним лучше не подступаться.
И начали мы с Вовкой лечить Дозора. Сколько мучений было! Сначала он ничего не ел, только пил молоко да суп. В гипсе три недели лежал. А когда гипс сняли, Дозор встал да как упадёт! Тут Захар Данилыч разрешил ему мясо дать. И он съел! Но всё равно ходить пока не мог.
Целый месяц Дозор лежал в сенях. Я к нему и ночью выходил. Сначала он мне только руку лизал, потом хвостом махать стал. А однажды утром открыл я дверь, смотрю, Дозор стоит и на меня смотрит. Встал! Тут Вовка пришёл, и мы Дозора во двор вывели. А он увидел на плетне кота Барина да как гавкнет! Первый раз гавкнул. И с тех пор быстро на поправку пошёл.
Тут к нам и ребята из нашего класса ходить начали. А Митька и зареченские уже больше не дразнились. Да хоть бы и дразнились! Чего их бояться? Их всего четверо с Митькой вместе.
Полтора месяца болел Дозор и поправился! А полюбил он больше меня. И потому я ему — законный хозяин.
Однажды после уроков вызвали нас с Вовкой к завучу. Пришли мы, а у Якова Михайловича в кабинете Борис Лямин. Мы все его уважаем — он сильный: на турнике десять раз без отдыха подтягивается, а гранату швыряет — не видно, где упала. И рисует хорошо.
— Ну что, друзья, поправился ваш Дозор? — спросил Яков Михайлович.
— Поправился.
— Тогда вот что, — говорит Борис, — через неделю будет в нашем отряде сбор на тему «Четвероногие друзья человека». Вы всем расскажете, как Дозора спасли и вылечили.
Когда мы вышли из кабинета, Борис сказал нам:
— Этот сбор Яков Михайлович придумал ещё в тот день, когда вы собаку нашли. Понятно?
Это был замечательный сбор!
Все нас хвалили. Вовка рассказывал, как мы Дозора лечили. А я привёл его, чтобы показать всем. Дозор сидел спокойно, и все его гладили. Только раз всего и зарычал, когда мимо полуторка проехала. Он всегда на машины рычит.
Потом Тоня рассказывала о собаках, как они человеку помогают. И ребята про своих собак говорили. А Соня Бабина прочитала рассказ про пограничника Карацупу и про его ищейку.
Под конец выступил Яков Михайлович. Он говорил, что ребята должны любить и охранять животных, которые полезны человеку. Про птиц рассказывал, как они много разных вредителей сельского хозяйства уничтожают. И тут Яков Михайлович стал стыдить ребят, которые разоряют птичьи гнёзда, кидают в собак камни. И все сразу догадались, что это он про Митьку говорит.
Митька вдруг встал и сказал:
— Яков Михайлович, я больше никогда не буду разорять гнёзда. И собак бить не буду. Честное пионерское! А к весне я пять скворечников сделаю!
И тогда мы решили всем классом сделать много скворечников и устроить птицам хорошую встречу.
Когда все шли домой, меня и Вовку догнал Митька и говорит:
— Я себе тоже собаку найду.
— Попробуй, — говорит Вовка, — поищи.
А на другой день, когда мы с Вовкой учили Дозора через забор прыгать, к нам Пашка Юдин пришёл с фотоаппаратом и сказал:
— А ну, пацаны, давайте я вас с вашей собакой сфотографирую для стенной газеты.