– А где?
– Вот здесь, – прикладываю ладонь к груди, туда, где гулко бьется сердце.
– Покажи. – Нюся заинтересованно смотрит на нас.
– Подойди поближе, – загадочно шепчу и приоткрываю глаза. Вижу, как малышка осторожно крадется ко мне. Подходит совсем близко, не ожидая подвоха. Резко вскакиваю и сгребаю в охапку.
– Попалась, – начинаю щекотать и шутливо кусать. Визжит, смеется и пытается убежать, но я снова ловлю ее.
– Еще раз греть не буду, – важно сообщает Галина Федоровна, с трудом пряча улыбку.
– Мы уже идем, – смеясь, спускаю малышку на пол. – Беги занимай место.
Охотно сбегает, оставляя нас наедине. Подаю руку Вике и помогаю подняться на ноги.
– Ты уверен, что мы не помешаем тебе?.. – смотрит в глаза, а такое ощущение, что переворачивает вверх дном душу.
– Более чем, – улыбаюсь ей, притягиваю к себе ближе. – Пойдем ужинать, иначе нас растерзают.
– Да, пойдем.
Глава 13 Виктория
За ужином складывается такая теплая, домашняя обстановка. Отчаянно хочется верить, что все это не игра, а по-настоящему. Но поверить страшно. Однажды я уже сильно обожглась, поверив Ивану. Еще раз просто не переживу…
Украдкой смотрю на него. Он сильно изменился, но в то же время остался прежним. Те же глаза, улыбка, но стал взрослее, мужественнее. Пропали былая легкость и бесшабашность. Головой понимаю, что это уже другой человек, а не мой Ванечка. Я совсем не знаю его. Но сердце отчаянно рвется к нему, отказываясь слушать голос разума.
Перехватываю на себе внимательный взгляд Ивана и первой опускаю глаза. Не могу выдержать тысячи вопросов, что таятся в нем. У меня нет ответов, которые ему нужны. Я не смогла их найти, а может, просто устала искать и сдалась.
Какая теперь уже разница? Зачем ворошить прошлое? Мы оба далеко ушли по своей дороге, зачем возвращаться? Я не хочу, не готова что-то менять. Хотя не менять уже невозможно. Общий ребенок навсегда привязал нас друг к другу.
– Я наелась, – громко сообщает Нюся, переключая внимание на себя. – Спасибо.
– На здоровье, – отвечает ей Галина Федоровна и забирает со стола тарелку.
Нюся слезает со стула и идет ко мне.
– Мамочка, ты все? Пойдем иглать.
Льнет ко мне, словно ласковый котенок. Соскучилась моя малышка. Глажу ее по волосам, вдыхаю родной запах и прикрываю глаза. Я тоже ужасно соскучилась. Быть вдали от своего ребенка – невыносимая пытка.
– Сейчас я посуду помою, – улыбаюсь ей. – И пойдем.
– Да что вы, – отмахивается Галина Федоровна. – Я сама все вымою.
– Неудобно как-то…
– Вот еще, идите-идите. Не мешайтесь мне тут.
– Спасибо, – поднимаюсь со стула вместе с Иваном. Он оказывается слишком близко, меня обдает жаркой волной, и дыхание перехватывает. Неловко как-то и страшно. Не могу заставить себя поднять на него глаза, лишь смущенно закусываю губу и жду, пока он отойдет.
– Во что ты хочешь поиграть? – спрашивает Иван.
– В хлюшку-обжолу! – радостно прыгает Нюся.
– Ну показывай маме и объясняй правила.
Благодарна ему за небольшую передышку и возможность побыть с дочкой наедине хотя бы несколько минут. Смотрю на то, какая она счастливая и довольная, и сердце восторженно радуется. Увлеченно рассказывает, как они с папой играют. Делится своими достижениями и переживаниями. Даже не верится, что всего за несколько дней Нюся с Иваном смогли так сблизиться.
Рассматриваю пластиковую свинью и не могу сдержать улыбку. Такую дурацкую игрушку мог купить только Иван. Маленькие гамбургеры запихиваются в рот животному, со временем живот раздувается, пока не лопается.
Успеваем сыграть один раз, пока к нам не присоединяется Иван.
– Ну что, разобралась?
– Где ты взял это чудовище? – смеюсь я.
– Очень даже милая свинка, – улыбается он в ответ.
Нюся проигрывает и недовольно топает ножкой, начиная возмущаться. Иван подхватывает ее на руки и начинает щекотать, чтобы предотвратить истерику. Дочка кричит сквозь смех и зовет на помощь. Поддаюсь порыву и приближаюсь к ним. Недолго думая, Иван меня тоже круто втягивает в этот замес. Чувствую его ловкие пальцы в самых неожиданных местах и извиваюсь, пытаясь увернуться. Но он беспощаден. Мучает нас обеих, пока мы не начинаем молить о пощаде.
– Ладно, слабачки, – наконец сдается Иван и отпускает нас. – Будете знать, с кем связываетесь.
– И ничего мы не слабачки. – Нюся показывает язык. – Мы девочки.
– Ну раз девочки, тогда за уборку.
Нюся с готовностью соглашается и тащит большую коробку. Начинает складывать в нее разбросанные игрушки. Хочу ей помочь, но Иван неожиданно перехватывает меня за руку и тянет на себя. Замираю, не зная, как реагировать. Просто смотрю в его глаза и не шевелюсь, лишь сердце колотится, как сумасшедшее.
– Родители. – За спиной раздается голос Галины Федоровны.
Мы резко расходимся в разные стороны и оборачиваемся.
– Ребенку спать пора, а у нас еще процедуры. Да, Нюсь?
– Какие процедуры? – хмурюсь я, ничего не понимая.
– Нет, не хочу, – начинает канючить Нюся.
– Надо, – строго говорит Иван.
– Я хочу с папой.
– Бери свою Илиску и пойдем, – усмехается он и оборачивается ко мне.
– Илиску? – недоуменно смотрю на него. Иван что, был в моей квартире? Господи… этого только не хватало.
– Я скоро вернусь, и мы поговорим, – говорит он тоном, не терпящим возражений.
Мне ничего не остается, как кивнуть. Бежать все равно некуда. Провожаю их троих взглядом, обнимаю себя за плечи и подхожу к окну. Поговорим. О чем? Что он хочет услышать? Что я хочу ему рассказать?
Смотрю в окно и пытаюсь осмыслить свои эмоции. Все происходит как-то слишком быстро и неправильно. Не так, как должно быть. Вроде головой понимаю, что нахожусь не на своем месте, но в то же время не хочу быть нигде больше. Здесь, рядом с Ванечкой, я вновь обретаю себя. Вновь дышу полной грудью и ощущаю вкус жизни. Это сумасшествие. Неконтролируемый приступ ностальгии, щедро приправленный непроходящей тоской. Но мне так хорошо в этом безумии, что хочется продлить его по максимуму.
Ощущаю себя как-то странно, словно в свободном парении. Это и будоражит, и пугает одновременно. Я так привыкла просто существовать, что сейчас сложно окунуться в жизнь, полную красок. Сложно рассчитывать на кого-то, кроме себя.
Иван хочет поговорить, но я не готова копаться в прошлом. Не могу выворачивать наизнанку свою измученную душу. Что это даст? Ничего, кроме новой боли и разочарования. Возможно, мы стали другими, но то, что случилось много лет назад, уже не изменить. Его предательство всегда будет стоять между нами. Как бы мне ни хотелось – забыть не получится…
Но искренность Ивана подкупает. Не вижу в нем ни фальши, ни лжи, но все же не могу не сомневаться. Наверное, я слишком долго существовала в своем иллюзорном мире, отгородившись от всего непроницаемой стеной. Разучилась взаимодействовать с внешней реальностью. Надо как-то перестроиться и научиться вести диалог с Иваном. У нас общая дочь, и этого уже не изменить. Девочка тянется к нему, и я просто не имею права лишать ее возможности общаться с отцом.
Но как это сделать, когда от его голоса волоски на теле становятся дыбом, а сердце колотится раненой птицей. Ничего не прошло, и ничего не забылось. Я по-прежнему остро реагирую на его присутствие. Как оказалось, мои чувства со временем не испарились, а стали глубже. Вросли в меня. Стали неотъемлемой частью.
Чувствую приближение Ванечки задолго до того, как за спиной слышатся шаги, и инстинктивно напрягаюсь, готовясь к глухой обороне. В отражении окна вижу его сосредоточенное лицо и зябко веду плечами. Судя по всему, настроен он крайне решительно.
– Спит? – оборачиваюсь, решаясь первой начать диалог.
– Да, видимо, умоталась за день. – Иван улыбается одними уголками губ и подходит ближе.
Вижу в его глазах стальную решимость и рефлекторно отступаю, но от судьбы не сбежишь, и я это прекрасно понимаю.
– Моя дочь, – говорит он едва слышно, но крепко удерживая мой взгляд. – Я хочу знать, как так получилось, что я не знал о ее существовании столько лет.
– Ванечка, я… – Шумно втягиваю носом воздух, не зная, с чего начать. Слова просто не складываются в предложения, а язык прилипает к небу. Качаю головой и отворачиваюсь к окну. Тело сотрясает мерзкий озноб, никак не получается взять себя в руки. Воспоминания даются слишком тяжело, глухой болью отзываясь в сердце.
– Вик, ты не захотела со мной разговорить тогда… – настаивает Иван, тенью скользит за мной и останавливается за спиной. – Сейчас я не позволю тебе отмолчаться.
Его горячее дыхание касается волос на затылке, заставляя меня дрожать еще сильнее. Так многое хочется ему высказать, всю горечь и так и не забытую обиду. Но какой в этом смысл? Это всего лишь слова…
– Я не знаю, что тебе сказать, – качаю головой, так и не найдя в себе силы.
– Почему ты не рассказала мне про дочь? – Голос звучит мягко, без укора или претензии, но я явственно чувствую, как и его раздирают на части эмоции. Мы словно одноименные заряды в одной банке, искрим и отталкиваемся друг от друга. Даже воздух между нами становится густым и тяжелым.
– Ты никогда не хотел детей, – с деланым равнодушием пожимаю плечами. Инстинктивно хочу задеть его, сделать так же больно, как и мне сейчас. Ненавижу себя за это, но ничего не могу поделать. Едкие слова сами по себе слетают с моих губ.
– Да какая разница, чего я хотел, я обязан был знать! – взрывается Иван, не выдержав первым.
– Прости, – прикрываю глаза и набираю в легкие побольше воздуха. – Но после того как ты предложил мне сделать аборт, сообщать тебе о рождении дочери было как-то глупо.
– Ты с ума сошла? – Он одним рывком разворачивает меня лицом к себе. Судорожно всхлипываю и распахиваю глаза. – Какой аборт? – встряхивает за плечи и пронзает насквозь яростным взглядом. – Когда? Я месяц был без связи. Всего тридцать дней, за которые ты решила меня бросить!