Мать, тяжело дыша, встала у двери номер шесть. «Дверь все та же, лишь белого цвета», – сказала по-русски Зухра и тронула ее сухими пальцами.
От волнения сердце забилось с небывалой силой, и почему-то в этот миг ее оставили силы. Она попросила сына нажать на кнопку звонка, потому что сама не смогла.
– Сынок, нажми на кнопку двери, – еле произнесла мать.
– Мама, не надо этого делать, а то будет скандал.
– Я сорок лет ждала этого дня.
И все же Кират дотронулся до красной кнопки. Все затаили дыхание. Ждали не долго, за дверью послышались тяжелые шаги. Медленно открылась дверь, и показалась грузная, совсем седая женщина лет восьмидесяти.
– Вы ко мне? – удивилась старушка в халате.
Зухра молчала. Ее светящиеся глаза был прикованы к лицу старушки. Дети растерянно глядели на мать, ожидая скандала. Не получив ответа, изумленная старушка уже хотела закрыть дверь.
– Вы Надежда Розенталь? – дрожащим голосом спросила Зухра.
– Нет, моя фамилия Горина, хотя прежде была Розенталь.
– Мамочка, это я, ваша дочь Леночка.
С безумными глазами старушка принялась изучать лицо Зухры, и ее дрожащие руки сами потянулись к ней:
– Нет, не может этого быть! Доченька, Леночка!
– Мамочка, это я Леночка, приехала из пустыни.
Мама
Когда Кират и Айгуль увидели, как их мать обнимается с русской старушкой, называя ее «мамочкой», то уже не могли не верить. И все же это невероятно. Просто немыслимо! Бедные дети с трудом свыкались с этой мыслью.
На шум в подъезде из соседней квартиры вышла женщина в цветастом халате лет пятидесяти. Она никак не могла понять, что здесь происходит. Почему Надежда Николаевна в объятиях какой-то азиатки, обе плачут. Она даже бросилась в защиту старой соседки. Но у той лицо сияло от счастья, и она сама целовала эту азиатку. Очень странно. И соседка оказалась в замешательстве: ведь она знала всю родню Надежды Николаевны, кто же эта азиатка?
Через минуту терпение соседки лопнуло, и она спросила:
– Надежда Николаевна, что происходит? Я ничего не могу понять. Кто эта женщина?
Старушка нехотя отпустила незнакомку из своих объятий.
– Олечка, – воскликнула Надежда Николаевна, – неужели ты не узнаешь эту женщину? В детстве вы были самыми близкими подружками?
Оля уставилась на симпатичную азиатку в национальной одежде и призналась: «Вижу ее впервые».
– Разумеется, теперь ее совсем непросто узнать, ведь столько лет прошло. О, Господи! Это уму непостижимо. К своему стыду, я сама не сразу признала ее. Это моя старшая дочка, Леночка. Ты представляешь, это моя Леночка? И коль такое случилось, выходит, есть на земле Бог, который перед смертью решил меня осчастливить.
– О, боже! Надо же! – вырвалось у соседки, и Оля схватилась рукой за сердце. – Ведь столько лет прошло… Мне просто не вериться в такое.
Оля стала разглядывать ее лицо. Лицо азиатки сияло от безумной радости. С трудом верилось, что это ее неразлучная подружка. Она помнила Лену по детским фотографиям, которые хранились в альбоме Надежды Николаевны.
Не выдержав, Лена сама бросилась к ней. Стала целовать, гладить ее волосы. А Оля прижалась к ее щеке и тоже почувствовала теплоту этой встречи. История исчезновения подружки в пустыни ей была хорошо известно. И теперь нетрудно было догадаться, почему Лена говорит по-русски с восточным акцентом. Должно быть, с ней стряслась невероятное история, которая имеет место лишь в книгах или кино.
– Леночка, а ты узнаешь Олю? – нежно спросила мать.
– Я помню, помню у Оли было длинное желтое платье с красными бабочками. Мне очень хотелось такое же, но мама сказала, что пока у нас нет денег. Еще помню, как из-за этого платья в классе Олю стали обзывать «модница».
Лена говорила с акцентом, и это не могло не резать слух ее матери. Обидно, что внучка известного профессора Горина так плохо говорит на родном языке. Но сейчас Надежда Николаевна думала лишь об одном: самое главное, что Леночка вернулась домой – все остальное неважно. От волнения в груди Надежды Николаевны возникла жгучая боль, и старушка схватилась за сердце. Оля и Лена завели ее в комнату и там уложили на массивный кожаный диван.
Не зная, как помочь маме, Лена стала гладить ее ноги. В душе дочери вселился страх, она боялась потерять мать. Казалось, это немыслимо, пережив сорок лет разлуки. Соседка Оля пояснила, что последние годы у Надежды Николаевны боли в сердце:
– Сейчас дам таблетку, и все пройдет. Это у нее от сильного волнения, – деловито сказала Оля и взяла таблетки из серванта.
Слова подруги слегка успокоили, и в душе дочь обрадовалась, что старая мама не одна. Затем она принялась гладить ее руки, и мать улыбнулась ей:
– Леночка, не суетись, боль скоро стихнет. Это у меня от радости, не надо этого бояться. Теперь мне никак нельзя умирать.
С нежностью Лена провела рукой по ее белым волосам и далее коснулась ее глубоких морщин на лице. Было безумно обидно видеть мать уже совсем старой, ведь она помнила ее молодой, красивой, с улыбкой на лице. В детские годы Лена часто мечтала о встрече с мамой, папой, с сестренкой, братишкой, а также с бабушкой и дедушкой. Она жила этой надеждой, но, становясь старше, особенно после рождения детей, Лена все реже вспоминала о московском доме.
В гостиной Надежды Николаевны было светло. Уже здесь мать смогла разглядеть свою несчастную дочь. Лена была похоже на нее, особенно глаза, но азиатский наряд, степной загар и манера говорить скрывали ее русское происхождение. Впрочем, Надежда Николаевна старалась не думать об этом. Матери все еще не верилось, что перед ней родная дочь, которую они искали сорок лет, потеряв всякую надежду. Последние годы Надежда Николаевна совсем забыла о старшей дочке, и лишь старые фотографии в альбоме напоминали о трагедии в пустыни. И все годы ее мучил один вопрос: что же могло произойти с ее дочкой в тридцать третьем году в песках Кызыл-кума? Было очевидно: Леночки уже нет в живых, иначе сама объявилась бы. Но материнское сердце не могло забыть дочь, и она все ждала чуда.
Мать и дочь не могли наглядеться, изучая друг друга, мысленно сравнивая прошлое с настоящим. Затем Надежда Николаевна тихо сказала: «Поди ко мне, доченька». И прижала ее к груди. Лена же испытала небывалую радость от материнской теплоты. И тут ей вспомнилось далекое детство, когда еще ребенком по утрам любила заползать в теплую кровать родителей и прижималась к теплой маме. И тот сладкий запах мамы преследовал ее долгие годы. Позже, уже оказавшись без мамы, ей не хватало этого запаха. Дело в том, что другие матери имели другой запах, который совсем не радовал ее, иногда даже раздражал. Леночке казалось: среди тысячи других она могла бы различить тот единственный запах. И вот сбылась ее мечта, и она в объятиях матери. Однако очень странно: Лена уже забыла мамин запах. Это был уже другой, который не вызывал чувства счастливого детства. Ах, как жаль, что оно улетучилось!
– Лена, а где твои дети? – вспомнила бабушка.
Тут Зухра вспомнила про них. Она увидала их на площадке, у двери. Кират и Айгуль сидели на лестнице в глубоком раздумье. Дети были подавлены и никак не могли понять, как такое могло случиться: столько лет не знать правду о своей матери. И теперь они боялись, как бы мама не стала им чужой – ведь она русская. При виде матери они встали с места.
– О, дети мои, я совсем забыла про вас. Знаю, вы крайне изумлены, мне самой до сих пор не верится, словно я во сне.
– Значит, вы русская и ваше имя не Зухра? – спросил озабоченный Кират.
– Для вас я останусь Зухрой, а для мамы – Леной.
– Мамочка, мне страшно за вас, – призналась дочь. – Я ничего не могу понять. Почему об этом не говорили раньше? А папа знает?
Дети были испуганы, надо было их скорее успокоить.
– Я расскажу, как все это случилось. Я родилась в этом доме, и когда мне было десять лет, с родителями я поехала гостить в Самарканд, к дяде. На обратном пути, – и тут на секунду мать задумалась. – Одним словом, я потерялась в пустыне. Это длинная история, идемте к бабушке, там все расскажу, ведь она тоже ничего не знает. Говоря по правде, мне не хочется ворошить прошлое, потому что уже ничего не изменишь. Идемте в комнату, там вас ждет новая бабушка.
С некой боязнью дети следовали за матерью, пока не очутились у дивана, где лежала светлолицая бабушка. Оля поставила им стулья, а Лена опустилась на край дивана и стала рассказывать о своих детях:
– Вот, это Кират, ему уже девятнадцать, очень трудолюбивый, как его отец. К тому же учиться в поселке Черак на заочном отделении ветеринарного техникума. В этом году мы женили его. А вот эта Айгуль, наша красавица, самая младшая. Ей пятнадцать, уже всю работу по дому делает сама – моя помощница. Ее уже засватали, и через год будет свадьба. Сейчас я готовлю ей приданое…
– Лена, подожди, – остановила ее мать, – Лучше расскажи, как ты очутилась в пустыне.
– Ой, мама, это долгая история, давайте сначала расскажу о себе, о семье. Это куда интереснее и важнее.
– Конечно, расскажи о семье, это тоже интересно, – согласилась Надежда Николаевна, хотя в душе думала о другом: странно, для нее история ее семьи важнее, чем история ее исчезновения.
– В школе Айгуль была отличницей. Умеет очень красиво вышивать узоры.
– А что, дочь больше не учится, – удивилась бабушка.
– Понимаете, в нашем ауле школа-восьмилетка, и, чтобы учиться дальше, надо ехать в Черак, это райцентр. Я не могу отпустить ее одну, да и отец не хочет, чтобы она училась. Тем более ей скоро замуж, и семья ее будущего мужа тоже не захочет этого. Не всякому нужна умная жена. Быть образованным, я считаю, это хорошо, но в ауле в этом нет нужды.
Когда Надежда Николаевна заговорила с внуками, то оказалось, они слабо знают русский язык. И на душе стало еще грустнее, хотя она не подала вида и продолжала улыбаться. А Зухра все говорила о детях. Их оказалось шестеро: три мальчика и три девочки. Все они уже сами родители. Мать называла их по именам: Сулейман, Олжас, Саломат, Насиба. Также перечислила имена невесток, зятьев и внуков. Далее рассказала, как она женила детей, сколько было гостей, сколько калыма уплатили за невесток. И затем, как сделали обрезание своим внукам, сколько гостей пришло, сколько блюд подали.