Слушая дочь, Надежде Николаевне подумалось: хорошо хоть родной язык не забыла. Хоть с акцентом, но речь ее была довольно грамотной. Мать поразилась еще одному: дочь рассказывала о своей жизни с таким наслаждением, будто была довольна судьбой. Слушая ее, казалось, что Лена не нуждалась ни в жалости, ни в сострадании. Мать не раз задавала себе вопрос: «Неужели моя Леночка может быть счастливой, прожив всю жизнь в пустыни? Нет, такое немыслимо, – говорила себе мать.
Но, судя по ее лицу, с какой радостью она говорила о своей жизни, то она вполне счастлива. А может быть, Лена специально изображает из себя счастливую женщину, чтобы мать не сильно переживала за ее несчастную судьбу?
Внезапно Лена умокла, потому что на стене увидела свою фотографию детских лет. Медленно она подошла к желтой фотокарточке в деревянной рамочке. От волнения по щекам опять потекли слезы. Все глядели на нее с жалостью. И вдруг тишину нарушила Оля, которая вошла с серебристым подносом. Она выставила на стол чайник, чашки, варенье, печенье в вазочке и весело скомандовала: «Ну-ка, давайте все к столу. Будем чай пить!» Однако Лена была столь поглощена фотографиями детства, что никого не замечала. На одной из них – вся ее прежняя семья: отец и мать совсем молодые, какими она запомнила их. На коленках у мамы сидел братишка Петя, а у папы – сестренка Валя. Так как Леночка была уже большой, ее поставили за спиной родителей. Эти фотографии освежили память, и многое из московского детства стало возвращаться к ней. Увидав портрет отца, Семена Розенталя, дочка вскрикнула:
– Папочка, мой любимый папочка, – и нежно провела пальцами по стеклу фото. – Я помню, как мы вместе играли. Я была учительницей, а ты учеником. Помню, как еще бродили по лесу и собирали грибы в корзинку. А еще катались на лодке, были в музее природы, а в музее истории запомнились мне большие картины, скульптуры. Мама, должно быть, папы уже нет в живых, если его здесь нет?
Надежда Николаевна тяжело вздохнула:
– Ах, доченька, не повезло твоему отцу. В тридцать шестом году, в период культа личности Сталина, его расстреляли как врага народа. В действительности твой отец очень честный человек, настоящий коммунист и после смерти Сталина его реабилитировали.
– Бедный папочка, – и сквозь слезы дочь спросила, – а почему его убили? Что плохого он сделал?
– Если ты помнишь, твой отец работал главным инженером на заводе, а после стал директором. Это уже после твоей пропажи. Спустя год его оклеветали и по ложному доносу арестовали за вредительство и шпионаж. А причина была такая: их завод уже третий месяц не выполнял план. Кажется, это было так давно.
– Мама, и все-таки я не могу понять, за что бедного папу расстреляли? Что это за слова: «вредители», «культ личности Сталина»?
Надежда Николаевна поняла: ее дочь не знает историю страны. От этого снова защемило в груди. А ведь ее дед был известный историк России, человеком высокой культуры. За необразованную дочь стало очень обидно. «Ну ладно, – решила она про себя, – сейчас не стоит об этом думать, и надо только радоваться возвращению Лены. Это самое главное». Мать не знала, как объяснить ей такие понятия, как культ личности Сталина, репрессии, ведь для этого надо знать политическую историю страны, хотя бы немного. «Видимо, после исчезновения Леночка больше не училась», – решила мать.
– Понимаешь, – стала объяснять мама, – в те годы в правительстве страны оказалось много плохих начальников, и они расстреляли много честных людей, которые мешали им делать зло. И в этом виноват был Сталин и его помощник Берия. Как-нибудь я подробно расскажу, сколько бедствия причинили они, тысячи невинных людей погибло.
– Какой ужас, разве так можно? У нас в ауле тоже иногда бывает несправедливость, но разве можно, чтобы в Москве, главном городе, такое творилось?
Тут Оля снова позвала всех:
– Лена, иди к столу. Здесь варенье, сгущенка, мои печенья. Еще будет время разглядывать фотографии.
– Сейчас я не могу есть. Ничего в горло не полезет. Мне хочется здесь многое увидеть и вспомнить. И этот круглый стол, и эти кресла и стулья, дедушкин диван – мы на нем прыгали, и бабушка нас ругала. Почему-то детские годы кажутся самыми счастливыми. Так хочется, чтобы они вернулись.
И тут взгляд Лены упал на своих детей, которые стыдливо сидели за столом, не смея прикоснуться к еде.
– Дети, чувствуйте себя, как дома, ешьте и не стесняйтесь. Здесь вы не чужие. Сейчас я немного успокоюсь и буду с вами пить чай.
Впрочем, и детям было не до еды. Вдруг Лена кинулась к старинному книжному шкафу с резными узорами по бокам и воскликнула:
– Я хорошо помню этот шкаф, здесь было много дедушкиных книг. До сих пор они здесь, как это хорошо, – и Лена открыла стеклянную дверцу и провела рукой по старинным переплетам. – Я вспомнила, дедушка сам написал четыре большие книги. Они здесь?
Надежда Николаевна обрадовалась, что дочь многое помнит.
– Оля, покажи эти книги. Твой дедушка преподавал в Московском университете, он был маститый профессор по истории средневековой России. Истинный интеллигент, настоящий ученый, таких осталось мало. Нынче люди науки думают только о карьере, о званиях, о должностях. Высокой культуры становится все меньше, потому что интеллигенция мельчает. Лена, каким тебе запомнился дедушка?
– С белой бородой. Он всегда сидел за столом и что-то писал, читал. И перед ним была гора книг. Еще помню, как он громко спорил с папой.
– Просто у них были разные политические взгляды на социализм. Они действительно любили поспорить.
Лена подозвала детей к шкафу и, указав пальцами на дедушкины книги, стала рассказывать, каким был умным, знаменитым их прадед. «Запомните, фамилия вашего деда – профессор Горин. Обязательно расскажите своим друзьям, пусть знают, из какого вы рода». А меж тем Надежда Николаевна с интересом смотрела, как ее дочь говорит на непонятном языке. Было как-то странно. Неужели это ее родная дочь? Разглядывая ее, мать нашла в них какие-то азиатские черты. «Или мне это кажется?» – спросила она у себя.
– Лена, а ты помнишь нашу фамилию?
– Конечно, Розенталь.
– О боже, наверное, по этой фамилии все эти годы ты искала нас?
– Нет, я стала вас искать недавно. Я смогла попасть в Москву только два года назад, когда муж, наконец-то, отпустил меня. Тогда я приехала сюда со средним сыном и всего на два дня, чтобы сделать покупки перед свадьбой дочери. Задержаться дольше не могла: муж не позволил. Днем мы ходили по магазинам, и когда я видела милиционера, все хотелось попросить его, чтобы он разыскал мою маму. Сама забыла место нашего дома. Только фамилию помнила. И вот на Казанском вокзале подошла к молоденькому милиционеру и сказала о своей просьбе. Милиционер ответил, что такими делами он не занимается, и написал адрес, где мне помогут. Еще сказал: в Москве найти человека непросто, для этого нужно много времени. Я ему объяснила, что муж отпустил всего на два дня, а мне еще надо сделать покупки. Тот улыбнулся и подумал, что я учительница русского языка в каком-то азиатском селе. Я не стала искать вас, потому что боялась задержаться в Москве, в следующий раз муж не пустит. Мама, а почему вы сменили фамилию?
– Вынуждена была. После ареста твоего отца меня тоже держали в камере около месяца. Тогда следователь заставил меня отказаться от мужа и сменить фамилию. Если не сделала бы, меня ждала тюрьма, а Валю и Петю на долгие годы отправили бы в детский дом. Я не могла допустить, чтобы мои дети выросли детском доме и стали бы неизвестно какими людьми. Не для этого вас родила. Хотя я отказалась от мужа лишь на бумаге, но в душе продолжала любить, как прежде. Даже сейчас мне трудно вспоминать о тех ужасных годах. После твоего исчезновения минуло полгода, как умерла моя мама, должно быть, от сильных переживаний. Вскоре скончался и твой дед, за два месяца до ареста Семена. Так я осталась одна, с двумя детьми без работы, потому что меня уволили из университета, ведь я жена «врага народа». В душе стало так пусто. Даже вера в социализм пошатнулась, и жизнь показалось невыносимой. Тогда не раз стала думать о самоубийстве. Я выжила благодаря своим детям, потому что надо было их расти, дать образование. В этом родительский долг.
– Мама, где моя сестренка Валя и братишка Петя?
– Слава Богу, они живы и здоровы. Сейчас на работе. О, я совсем забыла про них. Оля, срочно звони им и расскажи о Лене. Пусть скорее едут сюда. Валя у нас большой человек, она профессор, директор Государственного музея искусств, а Петя, как и его дедушка, стал профессором истории, он заведует кафедрой в Московском университете.
От изумления Лена раскрыла рот и стала качать головой. Не сразу нашлось слов, чтобы выразить свое восхищение и радость за своих родственников.
– Надо же! Оба профессоры? Вот это да! Какие они молодцы! Не то, что я. Если об этом расскажу в нашем ауле, никто не поверит.
– Лена, ты совсем не училась?
– Нет. Где учиться в пустыне, – с грустью сказала Лена и быстро повеселела. – Зато я там продолжала читать книжки, и за это меня уважают. Я прочитала Пушкина, Крылова, Некрасова и еще много сказок. После, как стала старше, еще читала. И перестала, когда детей у меня стало много.
Надежда Николаевна не могла поверить: «Откуда в пустыне могли взяться русские книжки? Вероятно всего, Леночке обидно за свою необразованность, и она придумала эту историю, желая успокоить меня».
Похищение
В тот день молодой пастух по имени Жасан ехал верхом между барханами. На нем был сине-красный в полоску халат и мохнатая шапка из овцы. Юноша возвращался домой, в родовое стойбище Ибрагим-бобо, погостив два дня у дяди Касыма.
Пастух заметил поезд еще издали. Его удивило: почему эта железная арба стоит на одном месте? Почему люди из него гуляют вдоль вагонов? Жасану было известно от старших, что этот поезд едет в далекую, холодную Москву. «Дай-ка погляжу на этих светлолицых», – сказал он себе, поскольку кочевникам редко доводилось видеть русский народ и этот чудо-поезд.