– Вот это тебе, – сказала Валя, сидя уже спереди в машине, и протянула сестре большую, красочную книгу, – это о нашем музее. Когда приедешь в следующий раз, я организую для тебя несколько экскурсий.
Машина тронулась. Остальные махали им рукой удаляющей со двора «Волге». Из окон смотрели соседи, уже наслышанные об этой удивительной истории.
Около суток их поезд мчался по российской земле. Лена, припав к окошку, под стук колес, долго любовалась лесами, полями, реками, деревнями, вокзалами разных городов. Отныне в ее жизни все это обрело особый смысл, и даже речушки, пьяные мужички и кривые избы, как в рассказах Чехова. Кират и Айгуль сидели в купе рядом и с волнением наблюдали за матерью. Она изменилась – сделалась какой-то грустной, задумчивой. Да они до сих пор не могли придти в себя. Однако самое интересное еще впереди, считали дети, когда все село узнает правду об их маме. Все будут изумлены до крайности: ах вот почему у тетушки Зухры светлая кожа. И это не все: их новая родня оказалась большими людьми: в одной семье два профессора. Кират и Айгуль мысленно представили, как им будут завидовать, что теперь они смогут часто ездить в Москву, и не придется ночевать на вокзале, так как в гостиницах вечно нет мест.
На третьи день пути состав уже двигался по выжженной степи. Когда поезд сделал остановку на станции Кизляр, Лена вышла из вагона, сказав детям, что сейчас придет. На вокзале было шумно. Местные женщины носились вдоль вагонов, желая сбыть свой товар: вязанные кофты, носки из верблюжьей шерсти, конская колбаса, а детвора предлагали в ведрах свежую воду из колодцев. Лене хотелось увидеть Кизляр. Внизу на равнине простирался городок с крышами домов и заводскими трубами. Лена разглядывала его внимательно, ведь здесь бывал ее отец. «Интересно, живы ли те геологи, которые помогали папе? – спросила у себя. – Надо будет как-нибудь посетить могилу милиционера Соата. Интересно, а почему Света – дочь геолога, так и не стала его женой? А ведь он был хороший человек?»
Зухра с детьми сошла на следующей станции, оттуда на желтом маленьком автобусе добрались до райцентра Чирак. Там, у дороги, на своем мотоцикле им попался Сулейман, друг ее среднего сына. Он приехал в райцентр за лекарством. Лену и Айгуль втиснулись в коляску, а Кирата – сзади. Сто километров они ехали по степи, по наезженной дороге, оставляя за собой клубя пыли.
В сумерках мотоцикл заехал в село и остановился у ворот Жасана, и уехал дальше. Когда Зухра вошла во двор, то из дома выскочили три два внука – это были дети среднего сына, который еще жил с родителями во втором доме. Следом вышла их мать, невестка. Зухра сильно соскучилась по внукам и расцеловала каждого. А так как детвора ждала бабушкиных гостинцев, она объявила: подарки, сладости дети получат завтра утром. Сейчас уже поздно – пора им спать. Жасан вышел во двор последним и в душе тоже радовался, хотя лицо осталось невозмутимым. Уже третий день муж не находил себе место, все думая: что же с ними стряслось, почему задержались. Внешне муж был спокоен: мужчинам в своих чувствах должны быть сдержаны, особенно перед женщинами.
– Почему вас так долго не было? – хмуро спросил он.
Радостная Зухра ответила: «После поговорим: все сразу не расскажешь. Сейчас мы голодны, есть хочется. Невестка, принеси нам что-нибудь поесть».
Когда за низеньким столом Зухра с мужем остались одни, улыбаясь, она объявила:
– В Москве я нашла свою мать.
Лицо Жасана сделалось каменным, глаза застыли. Муж был столь ошеломлен, что не мог скрыть этого. Слушая жену, ему стало страшно.
– Представляете, она живет в том же доме. О, какое это было счастье!
Муж не проронил ни слова. Он сидел в раздумье, свесив голову. Было заметно, что это невероятное событие его совсем не радовало.
– Еще у меня имеются брат и сестра, они оба стали профессорами.
Жасан хоронил молчание. С трудом ему верилось в услышанное, и тогда он решил проверить слова жены. Для этого вызвал Айгуль из соседней комнаты. Дочь вошла с волнением и села напротив отца. Жасан грубо спросил: «Ну-ка, расскажи, что там случилось?» Запинаясь, дочь подтвердила слова матери.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. А ведь Жасан был уверен, что теперь-то, под старость лет, об этой истории уже никто не прознает. Все кто знали, уже нет в живых, кроме дяди Халила, у которого была жена Юлдуз.
– Вот что, – сказал отец, – о том, что случилось с вами в Москве, пока никто не должен знать. А теперь Айгуль, ступай к себе.
В комнате снова стало тихо. Жасану было о чем задуматься. Как отныне изменится жизнь его семьи? Самое страшное, если жена уедет в Москву навсегда? Нет, нет, после стольких-то лет это немыслимо: за эти годы она глубоко вросла в эту землю. И этого ему не стоит бояться. Тогда что же тревожит? Может, милиция, которая может упрятать его за решетку? Да, это нехорошо: под старость лет угодить в тюрьму – обидно и как-то даже глупо. Сама тюрьма не пугало Жасана. Беспокоило другое: все село будет надсмехаться над ним, что оказался в тюрьме вместо того, чтобы в почтенном возрасте восседать на свадебных торжествах своих детей и внуков. Такое даже врагу не пожелаешь.
– Что говорит твоя родня об этом? – угрюмо спросил муж.
– Все очень обрадовались.
– Я не об этом спрашиваю. Они не собираются мстить мне?
– В голове у них нет таких мыслей, хотя мама немного обижена.
– Они говорили тебе остаться в Москве?
– Да, предлагали, но я сказала, что мой дом там, где дети, внуки. Уже жизнь не повернешь вспять.
– Молодец, верно рассуждаешь, – с легкостью в душе произнес он.
– А твоя родня не желают навестить нас?
– Я их пригласила на свадьбу – обещали приехать.
– Если они приедут в село, то твоя тайна откроется – я не хочу этого. Зачем нам такое под старость лет? Разве мы плохо живем?
– Но теперь без них нельзя – сами это понимаете.
– И все-таки пока это нужно хранить втайне от людей. Иначе это может расстроить помолвку нашей дочери. Сама знаешь, пойдут всякие ненужные разговоры, сплетни. Скажем об этом через год лишь в день свадьбы, тогда уже ничего не изменишь. Будет хорошо, если до свадьбы ты не станешь ездить к родне в Москву.
Такие слова задели Лену за живое:
– Вы на всю жизнь разлучил меня с родителями, а теперь говорите столь ужасные слова. Знайте, я свою мать люблю так же, как и вы. И очень рада, что это наконец-то случилось.
Эти слова вырвались из уст жены с такой силой, что муж сначала даже растерялся, хотя быстро овладел собой. Прежде она не позволяла себе столь резких выражений.
– Я гляжу, после поездки у тебя язык развязался, – раздраженно ответил муж и встал с места, желая подышать свежим воздухом во дворе.
И в эту самую минуту вошла Айгуль с двумя косушками еды. «Папа, вы будете есть, я принесу?» – спросила дочь. Жасан отказался и ушел. Уже во дворе, расхаживая взад вперед, он пожалел о своей грубости, все-таки он виноват, что на долгие годы разлучил дочь с матерю.
Когда отец вернулся в комнату, за низеньким столом дочь уже поела, а косушка матери осталась не тронутой. Зухра что-то шила: она не привыкла сидеть без дела. После дочь убрала посуду и вернулась с чайником и тарелкой, где лежали столичные гостинцы: конфеты, печенье и апельсины. Отец лишь выпил чаю, так и не тронув сладости. Айгуль чувствовала: между родителями возникла сора. После этого мать и дочь ушли спать, и Жасан остался один.
Как обычно, вся семья Жасана пробуждалась с рассветом, с криками ослов, петухов и всякой живности, чьи звуки доносились со всех дворов. И вскоре в доме дедушки Жасана стало шумно. Это явились внуки, которые с трудом дождались утра. Всех собрали в гостиной на утренний чай. Внуки уже знали, что их ожидают конфеты, апельсины и игрушки. Бабушка накрыла стол и перед каждым поставила горку сладостей, чтобы не было обид, сор. Сыновей и невесток Зухра пригласила к себе на вечер, потому что сейчас мужчины отправиться со стадами на ближайшие пастбища.
Ближе к вечеру вся семья собралась за длинным родительским столом. По сему случаю еще c утра Жасан зарезал барана, желая сгладить тот неприятный разговор с женой. Лена же с дочерью приготовила винегрет и салат, которому научились у Оли. А невестки сварили мясной бульон и плов.
Когда все расселись за длинный низенький стол, Жасан открыл бутылку водки и мужчины молча выпили. Стоило женщинам положить в рот новые блюда, как они начинали их хвалить. Особенно красный винегрет. Было ясно, что столь вкусным салатам их мать научилась в столице. Тогда возник вопрос: кто же научил ее этому, ведь в Москве у них нет знакомых людей? Тут Зухра насторожилась. Кират и Айгуль обменялись взглядами. И мать ответила как-то уклончиво: в московской столовой у одной русской женщины, куда они зашли обедать.
Жасану было приятно видеть всю семью вместе за большим дастарханом (скатертью). И страхи его улеглись. Все было, как и прежде. И тогда Жасан позволил себе зефир в шоколаде, апельсин и стал хвалить русский людей. К его жене тоже вернулось хорошее настроение, и она рассказывала о московских магазинах, хотя хотелось кое о чем другом.
Слушая жену, Жасан опять пожалел, что вчера был с ней очень строг: «Чего я испугался, – думал он, – ведь Зухра никуда не уедет. Разве она не счастлива? У нее есть все: и деньги, и большой дом, и семья, трудолюбивые дети, много внуков. Именно о такой жизни мечтают все сельчане».
После плотной еды Жасан вышел из жаркой комнаты в самом благодушном настроении. Еще было светло. А между тем довольные внуки уже съели свои сладости и играли во дворе. Сыновья же разошлись по домам и остались только женщины. Удивительный народ, они могли болтать весь день без умолку, видимо, у них такая порода, решил муж про себя.
От скуки Жасан заглянул в глинобитную конюшню, потому что не мог сидеть без дела. Вновь осмотрел свою лошадь, и место нарыва на шее обильно смазал мазью. Завтра его дети отправиться на две недели в дальние пастбища. Отец решил ехать с ними, все-таки на селе ему скучно. Его тянуло в степные просторы.