Девочка из пустыни — страница 47 из 55

Лена стояла рядом. Роль беспокойной матери ей давалось с трудом, потому что в душе не хотелось лицемерить перед родными людьми. Но ради дочери была готова на все.

– Я чувствую: с нашей дочкой случилось что-то неладное, – сказала мать.

– Теперь молчи: об этом надо было думать раньше.

Жасану стало ясно: в этом деле самим не найти дочь. Придется ему обратиться за помощью, а значит, об этом узнают и другие люди, и это дойдет до их аула. Тогда он окликнул хозяина дома, то есть племянника в сторонку, который сидел в кругу друзей на другой тахте. Слегка шатаясь, весь довольный, тот подошел к дяде. И с тяжелым сердцем Жасан рассказал о случившемся, добавив: «Мне думается, надобно сообщить в милицию. Другого пути я не вижу». Вмиг с лица племянника сошла улыбка, он стал серьезным. Он также недоумевать: куда же могла уйти дочь гостя? До чего неприятная история. И тут он вспомнил: «В конце нашей улицы живет участковый, давайте поговорим с ним».

Молодого милиционера, в красной домашней рубашке, привел во двор сам племянник. Подробности дела он уже знал: ему рассказали по дороге. Оставалось уточнить ряд мелочей: внешность девушки, рост, особые приметы и еще, адреса ее знакомых в городке. Записав это в блокнот, вместе с Киратом, он сел на «Москвич» и уехал в отделение милиции.

Не прошло и часа, как они вернулись, и машина с шумом затормозила у ворот. Жасан сошел с тахты и заспешил им на встречу. Впрочем, милиционер не смог его утешать и сообщил, что его коллеги в горотделе начнут поиску лишь завтра к утру.

– Что это за милиция, почему ночью не работают, – возмутился отец.

Всю ночь родня Айгуль не сомкнули глаз, обсуждая ее таинственный уход.

И только на другой день, ближе к вечеру, они получили телеграмму от Айгуль.

После побега

Не успел Жасан вернуться в домой, как весть о побеге дочери облетела все село. Дети Лены ждали родителей, как никогда. И едва они ступить за порог, как все собрались у них за низеньким столом, начались расспросы у матери, так как отец сразу ушел в свою комнату. Задавали один и тот же вопрос: «Мама, неужели, это правда? Неужели Айгуль сбежала и опозорила наш род?» Лена передала историю побега с того часа, как стала ее искать. Ее дети были потрясены, как гром среди ясного дня. Всех поразило, откуда у такой тихой Айгуль столько дерзости, ведь даже вслух страшно произносить слово «побег». Какой позор! Их сестренка совсем, совсем ветреная. И это за месяц до свадьбы. Какой ужас! Сестры Айгуль плакали. Ведь позор коснется и их семьей, и зажиточные сваты будут стороной обходить их дом. А судьба самой Айгуль окажется куда ужасней, если вздумает воротиться домой. В лучшем случае, ее может взять в жены какой-нибудь вдовец с детьми. Так думали братья и сестра Айгуль. Лена слушала все это, понурив голову. А между тем их отец так и не вышел к ним.

Лишь через три дня Жасан смирился со своим позором. Выходит, так угодно Аллаху, такими словами он успокоил себя и покинул свою комнату. А во все случившемся муж винил только жену. Поэтому перестал общаться с Леной и на вопросы жены отвечал с хмурым лицом, лишь «да» или «нет».

По взглядам своих сыновей, по обрывкам фраз, Лена чувствовала, что они тоже винят свою мать в случившемся. А впрочем, Лену это уже не сильно волновало, потому что была уверена в своей правоте, хотя иногда в душу закрадывались сомнения: а вдруг я сделаю свою дочь несчастной?

О побеге дочери Жасана говорили в каждом доме. То была излюбленная тема. По значимости она могло сравниться с тем, когда сельчане узнали, что на самом деле Зухра – русская. И вот опять это семейство потрясло всех. Хотя следует сказать, что в аулах такие побеги девушек изредка случаются, правда, в Чираке – это первый случай. Чаще всего сбегают девушки из-за безумной любви или по причине беременности. А у Айгуль, что стряслось? То, что говорилось в телеграмме: о желании учиться в институте, не очень верили. Из-за этого еще никто не сбегал. Это просто глупо. Зачем девушке знания? Чтоб над мужем командовать и не слушаться его? Тогда, что же? И сельчане находили разное объяснение: одни говорил о московском любовнике, другие считали, что виною всему богатые магазины столицы, которые вскружили ей голову.

От столь ужасных переживаний Жасан не мог покинуть свой двор. Опозоренному отцу стыдно появиться на людях, ведь за его спиной будут шептаться. Но что поделаешь, без общества здесь нет жизни. И на пятый день душа Жасана не выдержала одиночества. В чайхану он явился вечером, как можно позже, когда людей будет меньше. При виде несчастного Жасана, мужчины сначала завели речь о его здоровье, и затем дядя Халил спросил о главном:

– Я к тебе дважды заходил, но твоя жена сказала, что ты нездоров и спишь. Ну-ка, расскажи, что стряслось с твоей дочерью. Почему я, твой дядя, узнаю об этом позже всех.

– Чего рассказывать, если и так ясно.

– Да, весьма неприятный случай для нашего рода, и я тоже переживаю. Кто б мог подумать, что твоя дочь оказалась столь легкомысленной, как моя Юлдуз.

Такое ужасное сравнение кольнуло отца прямо в сердце, и Жасан обиженно вскочил с места, воскликнув:

– Вы не путайте Юлдуз с моей дочерью! – он спешно надел свои галоши и ушел. Дядя растерялся и успел крикнуть ему в след:

– Жасан, подожди, я не это имел виду. Я хотел сказать, что…

Жасан был взбешен и быстрыми шагами, по пыльной дороге, устремился домой.

В то самое время Лена позвала внуков в дом внуков. Дети мигом собрали свои альчики (кости) в мешочек и забежали в комнату. Они знали: сейчас бабушка даст им по конфете, и затем покажет цветные фотографии городов и прочитает какую-нибудь сказку. Уже год, как бабушка устраивает им такую игру.

Когда дверь резко распахнулась, дети вокруг бабушки слушали сказку. Они вздрогнули увидав на пороге злое лицо деда. Глаза горели. Лене стало ясно: у Жасана опять неприятности, что случилось? У Жасана все кипело, злость рвалась наружу. Лена быстро закрыла книгу и подошла к мужу с вопросом:

– Отец, что-то стряслось?

– Теперь ты решила и внуков извратить своими книжками? – закричал и дал жене пощечину. Это был второй случай, когда Жасан поднял на нее руку.

Лена упала на ковер. От страха внуки замерли, вытаращив глаза. Как бы и им не досталось, что смотрят книжки. Жасан шагнул к детям, сидящим за столиком, схватил книгу и с яростью стал рвать листы, бросая на пол. Затем бросился к полкам в стене, схватил увесистую книгу по искусству и принялся делать тоже самое. И тогда внукам подумалось: наверно, в этих книгах есть какой-то грех, раз дед так бешено рвет. Далее Жасан кинулся к пластинкам и по ошибке схватил две пластинки, из национальной музыки и уже готов был сломать их надвое, как старший внук крикнул: «Дедушка, это наши пластинки». И дед застыли на месте, тяжело дыша, как внук пальцем указал, где на полке «московские» пластинки. Их было совсем не жалко, они раздражали дети.

Сидя на ковре, Лена была готова вскочить и защитить свои пластинки, но это разозлит его еще больше и тогда уничтожит всю классику. А Жасан брал пластинки, ломал их об колена и бросал на пол. Разбив последнюю, он удалился в свою комнату.

Лена заплакала. Кругом валялись изорванные цветные листы книг и куски пластинок. Здесь, это вещи были ее единственной радостью. Теперь их нет. «Как же мне жить?», – спрашивала она себя. И тут дети зашептали между собой, и Лена очнулась, утирая краем платка мокрое лицо.

– Дети, идите во двор, – обратилась она к внукам, – там, поиграйте, но на этом наши занятия не закончиться.

Внуки выскочили во двор и сразу помчались по своим домам, чтобы рассказать родителям об увиденном.

Лена тяжело встала и вышла из комнаты. Нужно было отвлечься от грустных мыслей. И она подошла котлу, бросила туда еще дров, затем на тахте принялась чистить морковь.

Когда обида прошла, Лена вернулась в комнату и с тяжелым сердцем стала собирать осколки культуры. Рваные страницы еще можно было склеить, и она завернула их в газету и спрятала в сундук, где хранились дорогие вещи. А вот с пластинками уже ничего не сделаешь, их пришлось выбросить. После Лена снова вернулась к котлу под навес, села на коврике и предалась раздумью. На душе было слишком тоскливо. Дочь уехала и теперь совсем не с кем поговорить по душам. Ей очень не хватало Айгуль: дочь поняла бы ее чувства. И все же, как замечательно, что она сбежала. Хотя у Лены здесь было много родни, но с каждым днем чувство одиночества росло. И в семье уже была чужой, так как ее взгляды на жизнь стали меняться.

В столь тяжелые сыновья Жасана стали уже собираться не в родительском доме, а у старшего брата. От скуки, по вечерам, они играли в карты, вели всякие беседы и иногда пили вино. Так им было легче перенести общую беду семьи. Отца они тоже звали – к нему ходил старший брат. Но тот сослался на головную боль и остался в своей комнате, слушая маленький приемник. Жалко было отца: он не заслужил такого позора. И в том сыновья винили мать. Хотя они любили свою мать не меньше, но в последнее время этих чувств стало меньше. И все это началось с поездки в Москву и встречи с ее матерью. Почему так случилось, почему сыновей любви стало меньше, они не могли понять. А теперь еще этот случай с побегом сестренки. Больше всех возмущался старший брат, сидя за столиком напротив младшего, с красными глазами:

– Вот до какого легкомыслия довели нашу сестренку эти книжки и рисунки с голыми телами женщин и мужчин. Ни как не пойму, зачем маме нужно было учить Айгуль всяким наукам? Она невеста, женщина. Еще нас хотела… До этой проклятой поездки в Москву мы жили хорошо: тихо, беззаботно. Может быть, нехорошо так говорить, но было бы нам лучше, если мама нашла бы свою родню. Это испортило нашу жизнь.

Сулейман был того же мнения и поддержал старшего брата:

– После этих поездок, мама стала какой-то другой, и ведет себя как-то странно. Даже соседи заметили это.

– Они уже шепчутся между собой, и косо смотрят на нас, – добавил брат.