– Чтоб сдохла эта девчонка, зачем она только родилась? – злобно выругался Жасан.
– Отец, а может быть, сами поедете, Айгуль вас послушается, – предложил Сулейман.
– Что я потерял в этом большом базаре? Мне там не по душе. Я тоже не знаю их языка.
– Тогда остается только одно: пусть едет мама. Айгуль ее послушается и вернется, – заключил старший брат.
Такая мысль как-то сразу не понравилась Жасану. Эта русская старуха научила Зухру всяким вольностям. Сказав это, Жасан добавил:
– Нашим женщинам не нужны московские обычаи, они только портят их, делают непослушными. Зачем в доме нужна собака, которая не слушается хозяина. Верно, говорю?
Старший сын и Сулейман согласились с отцом и закивали головами, и лишь Кират промолчал. Это не ускользнуло от глаз отец:
– Кажется, ты не согласен со мной.
– Зачем вы нашу маму сравниваете с собакой.
– Может, это грубый пример, но вполне справедливый. Знай, насколько жена послушна, настолько муж и вся родня будут уважать ее. Ну ладно, давайте ближе к делу. Итак, получается, что кроме вашей матери больше некому ехать. Ладно, пусть будет так, хотя мне явно не по душе. Кират, передай своей матери, пусть завтра же едет в Москву и без дочери не возвращается. Во всем виновата она и пусть сама исправляет ошибку.
Снова побег
Когда все братья разошлись, Кират зашел к маме, которая беседовала невесткой. Сын опустился на одеяло возле матери и спросил о самочувствии.
– Слегка болит тело, а так ничего страшного.
– Сейчас я был у папы.
Кират передал весь разговор мужчин. Лена крайне удивилась. Ей казалось, что дорога на Москву для нее навсегда закрыта – и вдруг такое. Неужели это возможно? Неужели она снова увидит Москву, увидит маму – хоть на короткое время? Лицо Лены засияло, от радости даже слезы выступили.
Сын понял настроение матери, но напомнил:
– Отец сказал, что вы должны в тот же день сесть на поезд и домой.
– Да, разумеется, – ответила мать, готовая на любые условия.
– Завтра утром в райцентр едет Тагир на мотоцикле, он довезет вас. С ним я уже договорился. Но вам придется сидеть на заднем сидении, потому что на коляске будет его мать. Он везет ее в больницу.
– Ничего, я готова ехать хоть на арбе или осле.
Все тихо засмеялись. Затем невестка подала всем чай и ушла на кухню, чтобы принести еду. Лена была рада, что хоть этот сын не пошел в отца. Мать обняла его за плечи и стала гладить голову. Кирату было приятно – это напомнило ему детство.
– Мама, а почему Айгуль так поступила?
– Она не хочет жить, как мы, она хочет стать, как тетя Валя и дядя Петя. Разве это плохо? Весь смысл нашей жизни – это родить много детей и женить их. Именно ради этого мы много работаем в поте лица и копим деньги. Должно быть, ты тоже осуждаешь сестренку? Верь мне, Айгуль ни в чем не виновата и чиста душой. За тебя я тоже буду бороться, ты должен стать более образованным, более культурным, тогда почувствуешь, как прекрасна жизнь. Я не могу допустить, чтобы твоя жизнь прошла, как у твоего отца. Я не виню его ни в чем. Просто он родился в таком месте, среди таких людей – это его судьба. Но судьбу можно изменить.
– И все же Айгуль не должна была так поступать. Очень хочется, чтоб в нашу семью вернулся покой.
– Боюсь, это теперь невозможно. Прежнюю жизнь уже не вернуть. И это не зависит ни от меня, ни от Айгуль.
– Почему?
– Разве ты не видишь, как я и Айгуль изменились. Не хочу быть рабыней у своей судьбы. Я хочу изменить жизнь. Оставшуюся жизнь хочу прожить по настоящему красиво.
– Я не совсем понимаю.
Лена не могла выразить словами свои новые чувства.
Тут невестка занесла поднос с супом, и все принялись за еду. На дворе уже стояла темень, и после Лену ушла в свой дом. Нужно было собрать вещи на дорогу.
В спальне Жасана не оказалось. Значит, он остался в комнате для гостей и там же заснул. «Это хорошо, что его здесь нет», – подумала она.
И собирая свои вещи в чемодан, Лена вдруг поняла: в этот дом она больше не вернется. И вот почему? Это поездка – дар судьбы и нельзя упускать такую возможность. Это будет второй побег в семье. Для Жасана – это страшный удар. «А впрочем, сам виноват: не укради тогда ребенка, этого не случилось бы, и свою старость он встретил бы достойно. А сейчас Жасан расплачивается за грехи молодости». Тем не менее Лена не желала мужу зла: все-таки столько лет жили вместе, хотя стали совсем чужими из-за разного уровня культуры. Именно это разъединило их. Мысль, что Лена уезжает навсегда, ее радовало и вместе с тем пугало. «Неужели, я больше не вернусь в этот дом? Ведь здесь прошла вся моя жизнь, и каждая вещь хранит память обо мне. И какой бы ни была жизнь в ауле – плохой или хорошей – все равно мне дорога. Другой молодости у меня не будет». Но самое ужасное – это разлука с детьми, пусть даже взрослыми. Это никогда не даст покоя материнской душе. Если даже они не понимают свою мать. Но в этом нет их вины. Все наоборот, Лена чувствовала себя виноватой, что не может дать своим детям настоящего счастья. Как это сделала ее мама, спустя сорок лет. И еще, в эти минуты Лена с ужасом думала о том, что после побега, может быть, она никогда не увидеть своих детей. Поэтому ее душа разрывалась на части. Но в какой-то миг Лена поняла: сейчас нельзя ей расслабляться, иначе не хватит сил вырваться отсюда. Все-таки моя жизнь еще не прожита, говорила она себе. Ее можно изменить.
Из вещей Лена взяла купленную в Москве одежду, здесь их почти не носила: некуда было, да и стеснялась. Далее она освободила сундук из-под груды одеял и извлекла оттуда черную лакированную сумочку. Внутри, в узелке, хранились ее золотые украшения: кольца, серьги, браслет. Они были подарены в день свадьбы и позже. Лена колебалась: взять их собой. Хотя это ее вещи, и все же не хотелось. И совсем не потому, что в Москве они окажутся не модными. Сдерживало что-то другое, и Лена не могла понять. И взяла лишь кольцо и серьги – это приданное тети Сарем, которую очень любила. Остальные украшения вернула на место, в сумочку. «Пусть он знает, что я уехала туда не за золотом, не за вкусной едой, не из-за магазинов». Еще в чемодан она положила одно национальное платье с шароварами. Затем вспомнила: надо бы взять фотографии детей и внуков. Когда еще доведется увидеть! И из маленького альбома на полке Лена извлекла только шесть фотокарточек – и без того их мало – в глухие села редко заглядывали фотографы.
С наступлением рассвета, Лена умылась у колодца и вышла на улицу. Оттуда по безлюдной пыльной дороге зашагала к холму и взошла туда. Сидя на вершине, Лена всматривалась в дома сельчан, которые пробуждались под крики ослов и петухов. Это был прощальный взгляд. Историю этого аула она знала наизусть, а все начиналось тут с юрт. И теперь совсем не просто расстаться с этой жизнью. Ведь это и ее история, пусть даже слишком грустная.
Едва из домов стали выходить люди, Лена сошла вниз и вернулась к себе.
В летней кухне под навесом Лена в последний раз сготовила в этом доме молочную кашу, и пошла к старшему сыну: скоро тот уйдет пасти овец.
Его семья из пяти детей сидела на тахте, за столиком и кушали рисовую кашу из огромной тарелки с деревянными ложками. Лена села рядом сыном. Она тоже поела каши и известила всех о своей поездке в Москву. От радости внуки захлопали в ладоши, ведь бабушка привезет им гостинцев. Лена едва сдержала слезы, хотя глаза стали влажными.
После короткой беседы о том, что все внуки должны окончить школу и затем поступить в институт или техникум, мать сошла с тахты и начала прощаться. Сначала обняла сына, затем остальных. Никогда прежде она так трогательно не прощалась, даже когда ездила на месяц, а тут всего на неделю. Даже на глазах выступили слезы. Сын был удивлен, что это с ней.
Оттуда мать направилась к старшей дочери и рассказала о решении отца отправить ее в Москву. В дом она не стала заходить, несмотря на уговоры дочки и внуков. Отчего-то лицо матери было печальным.
– Я зашла попрощаться, – и сразу обняла дочь и сразу по щекам покатились слезы. – Дочка, береги детей, заставляй их хорошо учиться, это святое дело и деньги на это не жалей. Когда они вырастут, век благодарить будут. Поверь своей матери.
– Мама, что с вами? Вы так прощаетесь, словно уезжаете навсегда.
– На мои слезы не обращай внимания, – старалась улыбнуться мать. – Помни мои слова.
Уже в своем дворе мать простилась с семьей Сулеймана. Кажется, сыновья ничего не заподозрили, сказала себе Лена. Оставался только Жасан, который все еще сидел в комнате. Жасан не желал видеть жену без Айгуль. Уже у ворот Лена задумалась: стоит ли проститься с мужем, все-таки прожили столько лет? И решила не делать этого, потому что на свете нет больше Зухры. А есть Леночка, которая вернулась к жизни спустя сорок лет.
Время близилось к восьми, мотоцикл ждал ее в конце улицы. Но тут вернулся Кират и сообщил малоприятную новость:
– Мама, сегодня мотоцикла не будет. Я сейчас был у Тагира, почему-то он уже уехал со своей матерью. Странно, почему друг так поступил?
– Сынок, не переживай из-за этого. Наверно, его мать не захотела ехать со мной, потому что про меня люди говорят нехорошие вещи. Мы поеду на тракторе, идем в контору колхоза.
Кират взял чемодан. Мать у ворот простилась с невесткой и Сулейманом, и снова расплакалась. Средний сын изумился: «Мама стала слишком плаксивой, наверно, из-за всех этих неприятностей».
Кират должен проводить мать до райцентра и поэтому надел новый костюм, шляпу – в ней чувствовал себя солиднее, как культурные люди.
Возле здания колхозного управления водителя еще не было. Рядом с трактором, на бревне, сидело трое взрослых мужчин, которые тоже собрались в райцентр, по разным делам. Лена и Карат сели рядом.
Когда явился тракторист, техника громко загудела, выпуская из трубы черный дым. Пассажиры расселись на полу тележки, подложив под себя солому.